После развода. Хочу тебя вернуть (СИ) - Мэра Панна
Шепот прокатывается по рядам.
– Её любовь к танцу, её тонкое восприятие искусства, её молодая сила и смелость… желание трудиться днем и ночью, познавать новое – всё это пробудило во мне желание творить снова. Благодаря ей этот проект стал тем, чем он является.
Меня бросает в жар. В зал. В землю.
– Мы готовили его вместе, – подчёркивает мой муж. – От эскизов до концептуальной идеи. И Алеся не просто вдохновительница. Она часть команды. И я горжусь тем, что представляю вам наш совместный проект.
«Наш?» «Наш?!» – слово врезается в память.
Как он может говорить об этом после того, что я сделала для его проекта?! После того, как я помогала ночью вычерчивать планы, вела переговоры, собирала материалы, корректировала речи, писала бюджеты? Наш, значит теперь с ней?
Зал аплодирует. Кто-то осторожно. Кто-то с явным удивлением.
Где-то в стороне я вижу Алесю. Она стоит у кулисы, с мягкой, чуть виноватой улыбкой, склонив голову. Как хорошая девочка, которой простили всё.
Ильдар поворачивается ко мне. На миг. Глаза встречаются. В его взгляде ни капли стыда.. Только твёрдость. Уверенность в том, что он имеет право.
А я смотрю на него и понимаю. Он не просто предал. Он переписал реальность. Публично. На сцене. При всех.
Глава 4
– Алесенька, иди сюда, – зовет Ильдар свою пассию, как будто дочку на семейную прогулку.
Так приторно. Так мерзко.
Она выходит из-за кулис легко, с той кошачьей грацией, которая всегда вызывала у меня умиление.
Раньше.
Когда она была девочкой с бантом, моей крестницей, пришедшей с урока фортепиано и просившей чаю с мёдом.
Теперь она в изумрудной шелковой блузке, идеально подчеркивающей цвет ее рыжих, густых волос, и облегающей юбке, с хитрым разрезом выше колена, который соблазнительно демонстрирует ее ножку.
Теперь она бежит не ко мне.
К нему.
В одно мгновение Волкова подбегает к Ильдару и без стеснения вешается ему на шею.
Не скрываясь. Не торопясь. Ласково, как будто они не на сцене, а дома, в гостиной. Его рука тут же ложится ей на талию, словно там ей и место.
Зал гудит. Это смесь удивления и… восхищения. Как будто перед ними что-то «смелое» и «новаторское». А не предательство, так нелепо замаскированное под дифирамбы ее молодому таланту.
Сюда же мигом выбегают фотографы и журналисты, которые до этого стояли поодаль, как охотники, выжидающие подходящий момент.
Вспышки ослепляют.
– Повернитесь чуть ближе, пожалуйста!
–А вы давно работаете вместе?
– А как вам удалось так быстро создать такой тандем?
Ильдар поворачивается к ним с полуулыбкой, чуть прижимая Алесю ближе.
– Иногда просто встречаешь человека, с которым… всё складывается легко.
– Слияние душ, – звонко смеётся Алеся, глядя прямо в объектив.
– Я понимала его с полуслова. Нам даже не нужно было обсуждать! Мы чувствовали. Внутри. На уровне идеи.
Я стою всё ещё на сцене. Несколько шагов в стороне. В руках папка, а в сердце пустота, которая вот-вот наполнится омерзительной слизью предательства.
Эти двое стоят рядом, как новая пара. Как герои красивой истории.
Он архитектор года. Она его молодая муза. А я! Я просто тень на их фоне!
– А вы, Надежда Николаевна, – вдруг обращается крикливо-жизнерадостный голос из зала, – скажите, а вы рады за мужа? Это же потрясающее событие! Такой проект, такое сотрудничество! Ваш муж войдет в историю!
Я поворачиваюсь.
Медленно.
На меня все смотрят.
Не как на женщину, которую только что вычеркнули из уравнения. Не как на жену, чью жизнь только что растоптали на глазах у сотни людей. Они смотрят на меня, как на картинку, которая должна подтвердить их веру в сказку о великом архитекторе и его молодой музе!
И все они без исключения ждут комментария. От женщины, которая, казалось бы, должна испытывать гордость за любимого.
Ильдар поворачивает голову ко мне. В его взгляде нет просьбы. Только требование.
Подтверди. Сыграй роль.
Последний раз.
Я чувствую, как пересохло во рту. Пальцы сжимаются на папке, вдавливая края бумаги. Колени ватные, сердце грохочет где-то у горла.
Рядом Алеся. С сияющими глазами и лёгким румянцем на щеках. Он держит её за талию. Легко и непринужденно. Как будто это их естественное положение.
Я пробую заговорить. Открываю рот. Слова не идут.
Ильдар смотрит настойчиво, почти незаметно кивает.
«Скажи», – говорит его взгляд. – «Скажи, что ты рада. Что ты гордишься мной. Что всё правильно.»
Я смотрю на него.
И вдруг понимаю: если я сейчас это скажу, я исчезну.
Совсем.
Стану мимолётной сноской в его новой истории. «Женой, которая всё поняла и молча уступила дорогу молодой и живой вертихвостке!»
Я не могу.
Я делаю шаг назад. Голос еле выходит. Хриплый, сорванный.
– Извините… я не могу. – цежу со вздохом.
И тут же разворот.
Я больше не могу здесь находиться.
Срываюсь с места и бегу со сцены. Прочь от света, от камер, от их сплетённых рук, от чужого счастья, выстроенного на моей крови.
Папка выпадает у кулис. Аплодисменты уже не мне. Я слышу, как кто-то смеётся. Кто-то что-то говорит, кто-то ещё задаёт вопросы.
А я бегу.
Впервые не за ним. А оттуда, где мне больше не рады.
Глава 5
Я бегу, как будто за мной пылает сцена, и огонь уже подбирается к пяткам.
Выскакиваю из служебного входа, чуть не спотыкаясь о порог. В лицо бьёт тёплый июльский воздух, но мне холодно. Дрожат руки, трясутся колени, внутри всё проваливается в бездну.
На улице шумно. Вечерний город живёт, дышит, не подозревает, что моя жизнь только что закончилась под шум аплодисментов.
Машины проезжают, люди смеются, ветер шевелит афишу с лицом Ильдара.
Я поднимаю руку, как в бреду, останавливая первое попавшееся такси.
– Девушка. Мы сейчас работаем только через приложение. – сухо сообщает водитель. – Вызовите такси через него, и тогда я приму заказ.
Молчу.
Просто нет сил еще думать о каких-то приложения! О такси, и о том, почему меня просто не могут довезти до дома.
– У меня был очень… очень тяжелый день…, – выдыхаю сквозь слезы, - может быть отвезете меня так? Без приложения? У меня есть деньги, честно.
Водитель поворачивается ко мне. Пристально осматривает с ног до головы, словно прицениваясь.
И вот, наконец, выносит вердикт:
– Ладно… Садитесь. Куда едем?
Я запрыгиваю в машину, называю адрес и мгновенно замолкаю, откинувшись на спинку кресла.
Папка с речью всё ещё в руках. Сжимаю её как щит, как напоминание, что это не сон, не бред, не спектакль.
Это теперь моя реальность.
– Я была ему всем, – вырывается у меня.
Я не говорю это водителю.
Я говорю это… просто.
В пространство.
– И помощницей, и секретарём, и редактором, и подушкой, и чертёжницей без диплома. Я правила его тексты, слушала бесконечные монологи про нагрузку на балку, переводила чертежи в понятный язык для инвесторов…
Голос срывается. Я прижимаюсь лбом к прохладному стеклу. Улицы проносятся мимо, а у меня перед глазами они.
Он и Алеся.
Объятия. Смех. Эффектная речь про слияние душ.
– Я пекла ему тортики каждое воскресенье. Даже когда не могла стоять на ногах, потому что знала, как он любит сладкое: шоколадные бисквитные тортики, медовики, брауни или просто пироги с ягодами! Я знала, как он злится, когда ручки ящиков не ровно закрыты. Я стирала его рубашки вручную, даже когда у нас была машина, потому что «после машины не так пахнет»!
Глаза опять наполняются слезами. Я не вижу дороги.
– Я не была плохой женой. Я не была плохой. Я всегда старалась. Радовала его. Поддерживала. Спасала от него самого.
Но сегодня он вышел на сцену и при всех заявил, что этого ему было недостаточно, чтобы его вдохновлять!
Делаю короткую паузу. Перевожу дыхание и шмыгаю носом.