Вера Колочкова - Слеза Шамаханской царицы
И на кухне чистота и порядок. И в гостиной. Ах, как хорошо, даже уходить не хочется! Хотя, наверное, в этом и есть главная сласть – уходить оттуда, где хорошо. Праздновать на стороне Новый год и знать, как у тебя дома хорошо. Чтобы хотеть поскорее в теплый и чистый дом вернуться.
Встав посреди гостиной, она улыбнулась, потянулась слегка, раскинув руки, словно пытаясь заключить в объятия сонную уютную тишину своего дома. Вот оно, обыкновенное бабское счастье... Хоть и собранное из осколков...
И вздрогнула – дверной звонок заголосил виноватой нетерпеливостью. Слава богу, наконец-то, хоть кто-то появился! Мама? Влад?
– Здравствуй, доченька... Ой, что в городе творится, народ прямо с ума сошел! Такое столпотворение на дороге, конец света... А меня ведь еще вчера твой Владик предупреждал: вы, мол, пораньше из дома выходите, Анна Сергеевна...
Мама затопала ногами, стряхивая за дверью прилипшие к сапогам комья снега и продолжая возбужденно рассказывать:
– А я еще, как на грех, решила в супермаркет заскочить, фруктов для Сонечки взять. А там прямо сумасшедший дом, ей-богу... Народ все деликатесы с полок охапками сносит, будто это последняя еда в их жизни, завтра в стране голод начнется! Очередь в кассу – с километр...
– Мам, ну зачем ты? Вон в холодильнике всяких фруктов полно!
– А зато я свежей семги для пирога купила! Смотри, какой прелестный кусочек! – сунулась она носом в полиэтиленовый пакет.
– Ой, да заходи, мам, что ты на пороге-то... Раздевайся, иди на кухню! Сонечка еще спит.
– Ага, ну да...
Мама осторожно ступила в прихожую, передала ей в руки пакет, неловко затопталась на одном месте:
– Ой, как у тебя чисто... Порядок наводила, что ль?
– Ага... Целый день с уборкой провозилась!
– Да ну... Лучше бы собой занялась, дуреха! Домашние дела никуда не уйдут, а красоту навести сегодня сам бог велел! Взяла бы да в парикмахерскую сгоняла, наворотила бы себе на голове чего-нибудь этакое... Все-таки в люди идете!
– Ой, в люди! Да там все свои будут, наши, с работы! Они и не заметят, если я вдруг чего себе на голове наворочу!
– Да разве в людях дело, ты же и сама должна... Для себя то есть... И вообще... Я давно хотела тебе сказать, Елизавета! Совсем ты себя запустила! Килограммы лишние набрала, за лицом не следишь, одеваешься кое-как... Ну разве можно? Тебе же всего сорок, а выглядишь на сорок пять! Я в твои годы...
– Да знаю, мам, знаю! Ты в свои сорок запрыгивала на ходу в троллейбус, и работала на двух ставках, и еще при этом следить за собой успевала! Да ты у меня и сейчас красавица, мам!
– Ой, уж и красавица... – снимая перед зеркалом шапку и торопливым жестом оправляя прическу, немного кокетливо произнесла мама. – У меня уже старшему внуку двадцать лет, какая там красота...
– В каждом возрасте своя красота, мам. Ты чаю хочешь?
– Давай...
– Ага, сейчас...
Мама прошла на кухню, уселась на диванчик, вздохнула неловко, явно собираясь продолжить начатый разговор.
– Нет, и впрямь, Лизонька, ты бы хоть на диете какой посидела, что ли... Сорок лет – возраст для женской фигуры вообще критический... Располнеешь – в обратное состояние уже не вернешься. Говоришь тебе, говоришь, а ты все от подобных разговоров увиливаешь... А зря, между прочим. Кто тебе еще скажет, если не мать?
– Я не увиливаю, мам. Я с тобой совершенно согласна. А только когда мне за собой следить, при такой семьище? Прибегаю с работы – успеть бы ужин поскорее приготовить... А пока готовлю, уже нахватаюсь того-сего. Нет, мам, с такой семьей не похудеешь, этим делом специально надо заниматься, лишний раз на кухню не заходить...
– Ну, давай я буду приезжать вечерами, вместо тебя ужин готовить! А ты не будешь на кухню заходить, чтобы видом продуктов не соблазняться!
– Ой, да ну, мам... Зачем такие жертвы, не понимаю... В принципе, мне и с лишними килограммами неплохо живется.
– Да мне ж только в радость тебе помочь, Лизонька! Какая ж это жертва... Это ты, между прочим, себя в жертву семье приносишь, а я – что... Мне ты в любой ипостаси нравишься, ты ж моя дочь. А вот мужу, извини меня за прямоту, ты должна всегда молодой да свежей казаться! Иногда и в ущерб домашнему уюту! Где он, кстати?
– В баню ушел. С друзьями.
– Это что, в лучших новогодних традициях?
– Ага...
– Ну-ну... Хороший он у тебя мужик, такого и по баням отпускать не страшно. И все равно... Ты к моим советам прислушайся! Запускать себя не след!
– Ладно, мам, прислушаюсь. Зато посмотри, как у меня дома хорошо... Чисто, уютно, праздником пахнет... Вот я сейчас тебя ждала и думала – какая же я молодец! Мне судьба все время сюрпризы подкидывает, а я не уворачиваюсь, ловлю их послушно да леплю в единое целое... Может, у меня такой талант, а? Создавать целое из осколков? Помнишь, как мы с Владом первое время трудно друг к другу привыкали? Встретились – два раздрызганных одиночества... И ничего, все склеилось, и Максимку он полюбил, как родного... А потом я – его Ленку... И Сонечку родили... Ну скажи, я ведь молодец, мам?
– Ой, да сплюнь! – сердито шлепнула ладонью по столешнице мама.
– Это почему? – весело хохотнула она, удивленно подняв брови.
– Сглазишь, вот почему! Знаешь, когда у человека жизнь вдруг ни с того ни сего начинает крен давать? Когда он вот так, как ты, стоит и каркает: я молодец, я молодец...
– Да ну тебя, мам! Ну какой крен, что ты? Да мы с Владом так навеки пасынками-падчерицами да родной доченькой скованы, что эту цепь и захочешь, не разорвешь! Лучше и не пытаться, потому как хлопоты дороже самой цепи получатся... Нет, мама, на нас с Владом уже никакие сглазы не подействуют!
– Прекрати, говорю! Ей дело говорят, а она все каркает и каркает! – уже не на шутку рассердилась Анна Сергеевна. – Никогда нельзя расслабляться, слышишь, и на минуту нельзя! Как только подумаешь, что все в твоей жизни наконец-то наладилось, так она тебе по башке и треснет от души! Знаю, что говорю! На себе проверено!
– Ладно, ладно, не буду больше... – весело засмеялась Лиза. Потом подняла палец, напряглась, прислушиваясь: – Ага, вот и Сонечка проснулась, кажется... Пора бы и Владу появиться...
* * *Он появился – через полчаса. И сильно навеселе. Почти как тот, из новогоднего фильма. Стоял в прихожей – дубленка нараспашку, шапка в руке, оттопыренной в жесте величайшего добродушия – вот он я, весь ваш, принимайте таким, как есть...
– Вла-а-ад, – не очень строго, но все же с долей неудовольствия протянула Лиза, – ну ты же обещал...
– Цыть, женщина! – продолжая счастливо улыбаться, мотнул он головой и даже притопнул слегка, одновременно пытаясь стянуть с ноги ботинок. Не удержавшись, плюхнулся на мягкий пуфик в углу прихожей, поднял на нее веселые хмельные глаза: – Цыть, говорю! Я чист перед тобою и телом, и душой, и я трезв как стекло! Ну, может, самую малость нетрезв... Сейчас чайку крепкого, полчаса подремать, и как рукой... Здрассьть, Анна Сергеевна...
