Татьяна Веденская - Штамп Гименея
– Точно любимая? Точно навсегда? – только уточнила бы я, чтобы мне было с чего заниматься аутотренингом. Я самая обаятельная, привлекательная и любимая, а то, что не первая, так об этом надо поскорее забыть. Со временем я покорю его и останусь одна в поле боя за его сердце. Ведь я же лучше…. Кого? Жены, другой любовницы, невесты, подруги. Почему? А не знаю. По определению. Потому что я – это я. А они – это они. Для себя я всегда останусь самой прекрасной.
– Но я тоже не хуже! – скажет какая-нибудь жена, у которой за плечами высшее образование, победа над собой в борьбе за возвращение фигуры после родов, зарплата ничуть не хуже (а не дай Бог лучше) чем ваша. Да и сама в прошлом комсомолка, а в настоящем спортсменка и просто красавица. Вот именно отсюда, как мне кажется, растут рога и моей истории с Андреем. По каким таким причинам я решила, что я лучше? Только в силу возраста? Но года – это то, что накапливается по прошествии лет. И дело вовсе не в том, что она была плоха, а скорее в том, что я оказалась самоуверенной молоденькой зазнайкой, решившей, что милая мордашка и обоюдный секс могут чем-то выделить меня из густой толпы таких же как я.
– А как же любовь? Ведь ты его любила, а он тебя предавал. Каждый день! – возмущалась Света, которую, как замужнюю женщину, вся моя история возмущала с любой стороны, откуда ни посмотри. Кстати, именно она указала мне на то, что, скорее всего, нет никакой ключевой разницы между мной и женой Андрея.
– Разве что наличие штампа! – отвечала я, ибо для меня, как потенциальной претендентки на стародевичество, это был ключевой момент.
– А, я тебя умоляю! – смеялась Света. – Он ничего не дает, кроме проблем, безобразных сцен и необходимости гладить мужу рубашки.
– Но ведь у тебя он есть, – укоряла ее я, потому что мне казалось, что это несколько неправильно, говорить о чем-то, что вот, мол, оно тебе на фиг не нужно. Но самой при этом иметь и не собираться с этим расставаться.
– Глупая была, – отмахивалась от меня Света, делая вид, что я еще слишком мала, чтобы понять ее мудрые выводы. Конечно, ей и правда было уже почти тридцать, но думается мне, эта разница не являлась актуальной. По крайней мере, мы прекрасно общались. Вот наличие у нее двух детей действительно сказывалась. Иногда она начинала перебирать методики воспитания, вынашивания, кормления и гимнастики, и тогда я начинала чувствовать себя полной дурой. А скорее, просто маленькой девочкой, которая ничего не знает, не понимает и которую всему еще надо учить. Кстати, примерно также я чувствовала себя и с Борисом, только если Свете мне все время хотелось что-то доказать и возразить, то Бориса хотелось слушать во все уши и во всем слушаться. Однако каким бы он не был чудесным, вопрос его семейного положения был наиболее для меня актуален. Я, может, и уговорила себя, что это все великоимперские амбиции и не стоит из-за этого портить хорошие отношения, но…я уже имела опыт, который звенел в моей голове Бухенвальдским набатом и не давал спокойно забросить фотки с белобрысой злюкой на полки и предаться поцелуям. Поэтому, как бы у меня не горели уши, я вперила в Бориса напряженный и настойчивый взгляд.
– Понимаешь, детка, у всех в шкафах найдется по скелету, но это вовсе не означает, что шкафы обязательно раскрывать. У меня есть свои причины не доверять женщинам. Но я не думаю, что готов с тобой этим поделиться.
– Ага. Ну, тогда ладно. Я просто сделаю вид, что ничего не видела и буду ждать, пока все разъяснится само. Может, не успею полностью поседеть, – обозлилась я.
– Тебя, как я понимаю, больше всего интересует вопрос моего официального статуса. Верно? – задумчиво продолжил Борис.
– Ну, и это тоже, – кивнула я. Хотя это, действительно, было правдой. Ибо сколько бы он не рассказывал мне, как не собирается сковывать себя узами брака, если его сердце юридически пусто, то я буду иметь и лелеять надежду на марш Мендельсона. В конце концов, у всех есть мечты. Кто-то хочет завладеть миром, где-то подрастают потенциально опасные потомки Гитлера, а я всего-навсего хочу понять, что это за штука такая – семейное счастье. Любовь.
– Я неженат. Но был женат. И не могу полностью разорвать отношений с бывшей супругой из-за ребенка, которого люблю. Даже если случится чудо, и мы с тобой все-таки доберемся до романтики и всяких сопутствующих сексу эмоций, я все равно не смогу принадлежать тебе полностью.
– Расскажи, – робко шепнула я, потому что тон, которым он все это выдал, был каким-то неправильным.
– Нечего рассказывать. Я был женат и имею ребенка от первого брака, которому буду уделять столько внимания, сколько смогу. И как бы не складывались наши отношения, шансы, что я снова добровольно запихну голову в петлю – скорее отрицательная величина. Так что смотри. Может, тебе это все на фиг не нужно? – с вызовом тряхнул волосами Борис. Не знаю. Может, я и была неправа. Скорее всего, потому что обычно я всегда неправа. А может, в этом и есть мое предназначение, вечно совершать глупости, но я подошла к нему и поцеловала. И наплевать на все. Наплевать. Он с недоверием следил за моими телодвижениями, держа руки, как хирург держит вымытые ладони на расстоянии, чтобы не запачкать свою стерильность микробами. Но потом нас поймала в сети ночь и взаимное притяжение, которому были безразличны все наши страхи и опасения. Инстинкт снова, в который раз победил голову. И нельзя сказать, чтобы я была против. Есть в природе такие удивительные приколы, как северное сияние, миражи в пустынях, ниагарские водопады и россыпи звезд на южном небе. Когда ложишься навзничь, открываешь глаза небу и жадно смотришь на темнеющую над тобой бесконечность, в которой мириады невидимых линий связывают воедино до этого одинокие и холодные планеты в медведицу, звездочета или водолея. Я никогда не умела находить на небе все эти бесконечные фигуры, но мне всегда нравилось их искать. Борис смотрел на меня так, словно бы это я была для него этим самым бесконечным звездным небом. Черт его знает, как это у него получается, потому что когда он говорил со мной или дразнил меня, то его взгляд был отстраненным, даже каким-то равнодушным, но после нашего второго поцелуя и до самой бесконечности, пока не отлетела в небо вся эта ночь, он смотрел, всматривался в меня, выискивая там какие-то неизвестные мне созвездия.
– Как ты? – спросил он потом чуть охрипшим голосом.
– Даже не знаю, – улыбалась я, потому что чувства, охватившие меня, были настолько странными, что даже я сама не могла в них разобраться.
– Попробуй сказать, – попросил он. Я села на кровати и стала смотреть в окно. Мне хотелось тоже вглядеться в звездное небо.
– Почему, каждый раз, когда я вижу тебя, мне хочется броситься к тебе на шею и прижать голову к груди? Ты же самый бездушный, бесчувственный чурбан, которого мне только довелось встречать!
