Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя
— И ты, конечно же, на пляже, жаришься на солнышке и изучаешь меню? — меня снова токсичит, но я ничего не могу с собой поделать.
— Меню?
— Девушек в купальниках.
— Я в отеле Крис, чертовски устал, со мной дочь и завтра мы едем в Диснейленд.
Дочь.
Твою мать.
Господи боже, Крис, ты просто полная окончательная дура!
Этот образцовый папочка там с доченькой собирается сходить в самый крутой парк аттракционов в мире, а я подсунула ему под нос чертовы фотографии с Артемом.
Я откидываюсь на подушку, закрываю глаза рукой и мысленно говорю себе, что облажаться больше просто невозможно. И что именно с ним я говорю это далеко не впервые.
— Почему тебя так беспокоят девушки в купальниках, Кристина? — Он спрашивает без тени насмешки, со сдержанным любопытством.
— Ничего меня не беспокоит, Вадим Александрович! — огрызаюсь слишком резко, потому что он, очевидно, все прекрасно понял. Хотя, как тут не понять, если я ему практически каждый наш разговор закатываю сцены ревности? Тупые и беспощадные, потому что, блин… Да это же просто смешно! — Не приписывайте мне лишнего.
— Я совершенно и абсолютно свободен, Кристина, — спокойно продолжает этот совершенно непробиваемый мужик. — И у меня нет необходимости изучать, как ты выразилась, «меню».
— Предпочитаете, чтобы женщины сами устраивали за вас бои до крови?
— Нет, Барби, выбирать я предпочитаю все-таки сам.
— Когда ты возвращаешься? — быстро переключаюсь на более безопасную тему.
— Снова расскажешь, как важно соблюдать рамки сугубо деловых отношений? Кстати, ты отлично держалась.
— Что за дурная привычка отвечать вопросом на вопрос?! — Я злюсь и толкаю локтем подушку, воображая, что бью его по ребрам, но даже в моих фантазиях у него абсолютно невозмутимое лицо.
— Крис, у тебя нет повода думать, что я несерьезно к тебе отношусь, — на этот раз в его голосе звучит ненавязчивое расслабленное веселье. — Я хотел бы взять паузу примерно в полгода, но если мы не будем спешить и установим определенные правила, то давай попробуем.
Я моргаю.
Медленно-медленно.
Настолько заторможено, что, кажется, даже вижу, как смыкаются и размыкаются мои ресницы.
— Вадим Александрович, во мне два… нет, три бокала шампанского, и я до сих пор еще слышу фейерверки, поэтому не могли бы вы… для тех, кто в танке…
— Мне кажется, это не телефонный разговор, — после небольшой заминки, говорит он.
Я рычу. Совершенно импульсивно.
Авдеев снова заливисто хохочет.
— Я возвращаюсь пятого, Барби. До этого времени на связи — звони, пиши, любой формат, который будет помогать тебе чувствовать себя комфортно. Иногда я могу не отвечать сразу, но это из-за дочери, а не из-за купальников.
— Тебе говорили, что ты вообще без тормозов?
— Мне говорили, что я жутко старомодный.
— Те фото, что я прислала… — Я ненавижу себя за то, что ему стоило просто намекнуть — и я уже готова добровольно вскрыть ему весь свой шитый белыми нитками план. — Просто не обращай внимания, я ошиблась чатом.
— Кристина, у тебя на тех фото совершенно унылое лицо. Учитывая, что твои возбужденные красные щеки я уже видел, полагаю, у меня нет повода для беспокойства. Извини, что я не рычу и не изображаю неандертальца. Рассчитываю на взаимность. Если на моей территории появится тупая мужская особь, не понимающая, что это — моя территория, я прекрасно пойму и разрулю ситуацию без «случайно не туда отправленных фотографий». Но давай и правда не по телефону?
— Твоя территория? — переспрашиваю шепотом.
— Надеюсь, Барби, ты услышала не только это?
— Твоя, блин, территория?!
— Прости, Крис, сейчас мне нужно уделить время одной маленькой красотке. Я слишком устал, чтобы отбиваться от двух ревнивиц одновременно. Будь взрослой девочкой и хотя бы иногда проявляй инициативу не только для того, чтобы прислать мне жутко сексуальное видео, договорились? Мне будет приятно.
— Хорошо, — соглашаюсь, хотя до сих пор ни черта не понимаю.
Он бросает короткое «пока» и снова первым кладет трубку.
А я лежу на кровати, раскинув руки и ноги, и изображаю морскую звезду.
Абсолютно офигевшую.
И не счастливую. Конечно же, не счастливую.
Это просто шок.
Глава четырнадцатая: Барби
Третьего утром я приезжаю в офис в очередной снегопад.
Дорога от метро до нашей «башни» всего десять минут, но я прохожу ее за тридцать, несмотря на то, что дворники и снегоуборочная техника работали, кажется всю ночь. Приходится пробираться по таким сугробам, что мысленно хочется возненавидеть весь снег на планете и заодно всех тех людей, которым зима без снега — не зима. Так и хочется спросить каждое проплывающее мимо недовольно пыхтящее лицо: «Ну что, выпросили?!»
До офиса добираюсь с небольшим опозданием и ненавижу себя за это, потому что, кажется, абсолютно все уже на работе. И этот чертов снег выпал только для меня!
Поднимаюсь в нашу секцию, по пути сбрасываю пальто на руку.
В шубе, конечно, было бы значительно теплее. Но я не хотела выглядеть смешно, рассекая в шубе за двадцать тысяч евро в час-пик в метро.
Первое, что сразу бросается в глаза — точнее, в ноздри — запах весны.
На улице третье января, но я отчетливо его слышу — сочный и сладкий, именно такой, который лично у меня четко ассоциируется с апрелем или с маем, когда на деревьях уже первые сочные листочки и все цветет как сумасшедшее. Оглядываюсь, и сразу замечаю на себе пару любопытных взглядов от моих подчиненных, и один нахмуренный — Сергея, которого я на корпоративе откровенно продинамила. Сразу понимаю, что гвоздем программы я сегодня стала не просто так, но причини вижу только когда захожу за перегородку и в поле зрения оказывается мой стол.
На нем стоит большая белая круглая коробка а ля «из-под шляпы», перевязанная лаконичными салатовыми лентами. Чертова коробка просто выглядит дорогой, хотя понятия не имею, как это определила.
И в ней — ландыши.
Настоящие, блин, ландыши.
Их так много, что я думаю, счет на тысячи.
И именно они так сладко пахнут на всю нашу секцию.
Бросаю пальто на спинку кресла, становлюсь рядом и слегка заторможено разглядываю, боясь даже дотрагиваться, как будто стоит мне тронуть это чудо хотя бы пальцем — сработает пожарная сигнализация.
Что-то тяжелое и теплое вспыхивает в груди, расползается по телу, сдавливает горло.
Это невозможно. Сейчас, блин, январь.
Это точно не из цветочного магазина за углом!
— Прилетит вдруг волшебник… — Прохаживаясь рядом, напевает Марина, наша секретарша. — В голубом вертолете…
— Сергеева, тебе заняться нечем? — поднимаю бровь, и ее моментально сдувает на свое рабочее место.
Меня мои драгоценные коллеги, ожидаемо, недолюбливают после такого стремительного карьерного роста. Смешно, что пока на моем месте была Лазарева, все только и ныли о том, как она задалбывает вечными истериками и не дает нормально работать, потому что ее настроение меняется сто раз в день. Но когда пришла я и стала просто требовать ответственно относится к выполнению своих обязанностей — Лазарева превратилась чуть ли не в великомученицу, затмевая своим светлым образом любые мои попытки просто хорошо делать свою работу. К счастью, на это я тоже быстро нашла управу — просто пригрозила увольнением желающим оспаривать мои решения. Подействовало моментально.
Собираюсь, вдруг понимая, что сегодня ко мне и так слишком много внимания.
Пытаюсь сделать вид, что ничего такого не произошло. Ну подумаешь, ландыши в январе. Подумаешь, выглядят как самое залайканое фото в "Пинтерест". Я просто вешаю пальто на «плечики», кручусь перед зеркалом и привожу себя в порядок: взбиваю волосы, наношу на губы прозрачную гигиеническую помаду.
«Это не телефонный разговор», — помню слова Авдеева и впервые в жизни жалею, что мы разговаривали по телефону, и теперь мне можно полагаться только на собственную память. Черт, да если бы не цветы у меня на столе, я бы склонилась к мысли, что придумала каждое слово, которое он сказал в половину четвертого ночи первого января.