Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя
Hornet: Да. Его решение эгоистично. Он поставил свою надежду выше ее жизни.
Я: Ну не знаю…
Hornet: Хороший ответ. По крайней мере, честный.
Я: А ты? Что бы ты сделал на его месте?
Hornet: Я бы не ушел.
Я: А как насчет нее? Спросить, готова ли она к такой жертве?
Hornet: Спросить, готова ли она остаться совсем одна, зная, что больше никогда не увидит солнечный свет? Разве ответ не очевиден?
Я: Нет, не очевиден, если пытаться хотя бы на минутку допустить мысль, что другие люди имеют другую точку зрения.
Нашу переписку прерывает звонок телефона.
Это Юля и я с опозданием вспоминаю, что назначила ей встречу здесь. Бросаю взгляд на часы, потом осматриваюсь, почему-то прикидывая, что она уже где-то на подходе, а я даже доесть свой завтрак не успела, потому что позволила себе увлечься очень странным обсуждением на повышенных тонах с абсолютным анонимом.
Прикладываю телефон к уху, вытравливаю из своего голоса злость и иронию, которые так и подмывает вывалить ей на голову.
— Я уже в ресторане, грею стол, — говорю как можно беззаботнее. — Ты где?
— Уже подхожу, поверни голову направо!
Она действительно перебегает дорогу — оставила свою модную машину на парковке напротив супермаркета.
Я намеренно откладывала разговор с ней.
Хотела дать перегореть внутреннему говну, чтобы не нападать на нее сгоряча, а методично, уверенно и спокойно заставить ее сказать всю правду. Как Юля любит бросаться в крайности, я отлично знаю. Когда мы Саша первым взял на себя ответственность за то, что два самых близких мне человека меня предали, он положил на себя всю вину, сказал, что они не хотели сближаться и много чего еще. После его рассказа у меня даже мыслей не было как-то набрасываться на Юлю, я просто хотела с ней поговорить. Но стоило нам встретиться — и она буквально слова не дала мне вставить. После нашего разговора я чувствовала себя так, словно это я у нее увела будущего мужа, а не наоборот.
На этот раз я решила не торопиться и не дать вывести себя на эмоции.
— Привет! — Юля машет рукой, садится напротив и сразу хищно изучает мою тарелку. — Майка, блин, точно ведьма! Столько есть и не толстеть! Я от воздуха поправляюсь, господи!
Я пропускаю ее слова мимо ушей, заглядываю в телефон, но мой анонимный собеседник так до сих пор ничего и не ответил на мое последнее сообщение. Я пишу короткое: «Спасибо за увлекательное обсуждение» и мысленно ставлю точку на этом разговоре.
Пока Юля придирчиво изучает меню, мысленно еще раз прокручиваю слова Дубровского в голове.
— Юль, что ты ему сказала? — решаю не ходить вокруг да около, а спросить сразу в лоб. Рассиживаться с ней, пока она будет завтракать в мои планы точно не входит.
— Что? — Она поднимает голову от меню и удивленно вскидывает брови. — Кому сказала?
— Дубровскому. Что ты ему сказала?
Взгляд Юли застывает на мне, и на долю секунды я вижу в ее взгляде что-то похожее на панику. Быстро спрятанную, замаскированную под обычное недоумение, но все же для меня слишком очевидную.
— Вячеславу?
— Юля, не прикидывайся дурочкой, как будто ты вдруг не понимаешь, о каком другом Дубровском может идти речь.
— Ну-у-у-у… — Она растягивает слова и снова пытается спрятаться за меню, но я решительно забираю у нее планшет и откладываю на свой край стола. — Слушай, Майка, я просто перекинулась с ним парой фраз и все.
Я молчу и продолжаю смотреть без намека на улыбку. Надеюсь, что в эту минуту мое лицо так же очень красноречиво «говорит», что перевести разговор на другую тему лучше даже не пытаться.
Юля отводит глаза, наигранно вздыхает и делает вид, что я буквально вынуждаю ее говорить то, о чем она предпочла бы не распространяться.
— Да ничего особенного я ему не говорила, — все же отвечает она спустя несколько секунд. — Просто упомянула, что ты о нем говорила.
— В каком контексте?
Она снова смеется и начинает взглядом привлекать внимание бегающей между столиками официантки. Когда девушка подходит к нашему столу, я не даю Юле и двух слов вставить — прошу принести мне счет и убрать со стола. Пустая белоснежная скатерть, на которой красуется только мой безалкогольный апероль, явно заставляет Юлю нервничать еще больше.
— Слушай, Майя, я ничего такого ему не говорила! — Она резко меняет тактику, переходя в наступление. — Просто услышала от Гречко, что он такой талантливый и что так вписался в команду, и что если бы ты не замолвила за него слово — «Фалькон» точно получился бы какой-то другой машиной. Ну и… знаешь, когда у меня появилась возможность, я просто сказала ему, что ты немного… ну, помогла ему.
Я ушам своим не верю.
И глазам — тоже.
Потому что на лице Юли — чистая, незамутненая уверенность в том, что она поступила абсолютно правильно.
— Он что-то не так понял? — Она смотрит на меня так, словно в ее голову даже мысль о чем-то подобном не могла прийти. — Боже, Майка, да я тебе чем хочешь клянусь, что просто старалась ради тебя!
От подступающей злости, которую я дала обещание держать од контролем. Перехватывает дыхание.
Не так понял? Не так понял, блин?!
Я делаю глоток апероля, который на вкус становится похож на болотную жижу.
Сжимаю пальцы на стекле так сильно, что белеют и простреливают костяшки.
А Юля разыгрывает абсолютно искреннее беспокойство и даже тянется за айкосом, как будто в нашем разговоре именно на ней лежит бремя всех неприятных эмоций.
— Ты же знаешь, что я не люблю, когда ты дымишь этой дрянью мне в лицо, — напоминаю.
А когда Юля все-таки закуривает, в одно движение вырываю электронную сигарету из ее пальцев и бросаю в недопитый коктейль.
— Май, да что с тобой такое?! — взрывается Юля, и за идеально наложенным тоном на ее лице все-таки проступают красные пятна раздражения. — Я хотела как лучше! Я для тебя это сделала! Ты знаешь вообще, чем я рисковала, когда просто подошла к нему?! Ты знаешь, что для меня значит эта работа?! Я не виновата, что у этого придурка мозг как у курицы и он что-то не так понял!
Я не отвечаю сразу. Откидываюсь на спинку стула, прокручиваю в голове все, что Дубровский вывалил на меня той ночью, и сдерживаю желание вылить весь этот яд Юле прямо в лицо.
Я не дам ей вывести меня на эмоции.
Не позволю снова перевернуть все так, чтобы в итоге виноватой опять оказалась только я. Или Дубровский. Или звезды. Но только, конечно же, не она.
— Он понял именно так, как ты хотела, — говорю ровно и спокойно.
— Ну и в чем дело?! Вы же ушли вместе. Если твой принц оказался гондоном — это не я виновата, знаешь ли! Может надо просто уметь правильно выбирать мужиков, чтобы потом не бросаться на подруг, если вдруг тебя как-то не так трахули, как ты хотела?!
— Я думаю, ты пиздишь, Юля, — конкретно в эту минуту у меня нет ни желания, ни единой причины, почему я должна продолжать этот гнилой разговор в светской манере. Мне, блин, легче становится просто от того, что не надо, наконец, расшаркиваться перед любимой подружайкой. — Потому что если бы ты сказала только то, что якобы сказала, он вряд ли бы решил, что я продвинула его в обмен на желание потрахаться.
Мои слова звучат так, будто я еще допускаю мысль, что могу ошибаться, хотя на самом деле абсолютно уверена, что права.
— Хочешь, я скажу тебе, как было на самом деле? — Пользуюсь тем, что нежный Юлий слух оскорбили мои грубые слова, и продолжаю, пока она в замешательстве. — Ты сказала Дубровскому, что его участие в таком крутом проекте — это просто моя личная протекция, за которую я жду соответствующую благодарность. И намекнула, какого рода благодарность меня устроит.
Мне настолько больно произносить это, что кажется, слова порезали язык и мое горло заливает собственная кровь. Судя по тому, как бледнеет Юля, я даже со словами почти угадала. Ну логично, мы же десять лет дружили, я знаю не просто о чем она думает, а даже как.
