Последний шанс (ЛП) - Руиз Сара Грандер

После закрытия паба, когда Джек уходит, я брожу по первому этажу, раскручивая подстаканник в руках и думая о Джеке, а ещё о том, что он не ответил мне, когда я сказала, что он так часто бывает здесь для того, чтобы побыть со мной.

Я опускаю глаза на Себастьяна, который был моей молчаливой тенью последние десять минут.

— Как думаешь, не пора ли нам украсить это место?

Себастьян, конечно, не отвечает. Он трётся о мои ноги, после чего запрыгивает на ближайший стул и зевает.

Я собирала вещи для паба несколько недель, но не повесила ни одну из них, кроме пробковой доски. Я мысленно прохожусь по всем тем вещам, которые собрала — рисунки Джека, старые фотографии знаменитостей, футболки спортсменов в рамках, атрибутика различных ирландских брэндов. Мне ведь должно хватить всего этого? Когда я закрываю глаза, я представляю "Ирландец", но не так, как он обычно выглядит — пустой и тёмный. Я представляю тот образ "Ирландца", который сложился у меня в голове в тот вечер, когда я познакомилась с Джеком. И согласно этому образу, все столы там заняты. Всюду слышится смех и разговоры. Музыка наполняет помещение. Некоторые посетители окружили музыкантов и качаются в такт музыке или подпевают. Другие же тихонько прохаживаются по периметру помещения, осматривая детали интерьера. Куда бы ты ни посмотрел, что-то каждый раз привлекает твоё внимание, что-то стоящее.

Завтра вечером у меня будет музыка. Не знаю, придут ли люди. Это от меня не зависит.

Я снова вспоминаю о том, как Джек удивил меня "Дженгой", которую он купил для паба, и я тоже хочу его удивить. Я хочу, чтобы он пришёл сюда завтра и поразился, наконец, увидев это место таким, каким его вижу я.

Зарядившись энергией, я откладываю подстаканник и направляюсь в кладовку, где я храню элементы декора, которые мы собрали в ящики. Я переношу ящики в основное помещение. Некоторые из них такие тяжёлые, что мне приходится тащить их через всю кухню и задвинуть за барную стойку. Как только все ящики оказываются передо мной, я подсоединяю телефон к колонкам. Уже за полночь, но музыка и моё воодушевление заряжают меня такой энергией, что я совсем не чувствую усталости.

Я сдвигаю столы, расчищая пространство по центру помещения, где я могу разложить всё то, что мне удалось собрать, так как хочу увидеть цельную картину. Я снимаю ужасные фотографии, которые висят на стене, и перебираю новые картины, складывая их стопками перед стеной в том месте, где я планирую их повесить. Затем я вдруг понимаю, что забыла молоток, гвозди и лестницу. У меня уходит полчаса на то, чтобы найти молоток и гвозди. Но я не знаю, где лестница, поэтому решаю использовать стул, который я могу поставить на стол в тех местах, где не смогу дотянуться до стены.

Я не успеваю украсить и половины второй стены, как вдруг понимаю, что я серьёзно облажалась. Я вставляла работы Джека в рамки от старых фотографий по мере продвижения по стене. Первая стена выглядит так же чудесно, как я и рассчитывала. Но я лишь на глаз прикинула размеры рамок. Я была уверена, что у меня хватит рамок нужных размеров для картин Джека, но как выяснилось, их всего лишь пять.

— Это… не хорошо, — говорю я, осматривая весь тот хаос, который я устроила. — И не надо так на меня смотреть, — добавляю я, обращаясь к Себастьяну, который смотрит на меня с самодовольным видом.

— Всё в порядке. Я что-нибудь придумаю, — говорю я, но паника только нарастает.

Сейчас три часа утра, а вся эта работа заняла у меня больше времени, чем я ожидала. Я вдруг понимаю, что не смогу закончить то, что начала. Я перебираю в голове различные варианты. Наверное, я могла бы отказаться от картин и развесить всё остальное. Но тогда мне придётся решить, что поместить в рамки. Я могла бы оставить всё как есть, но паб выглядит нелепо, когда в нём украшено только полторы стены.

Энергия, которую я чувствовала, когда всё это начала, улетучивается, и я вдруг понимаю, что вымоталась. Я так устала, что чувствую, как схожу с ума. Я готова разрыдаться и не знаю, способна ли вообще сдвинуться с места, не говоря уже о том, чтобы потратить ещё несколько часов на то, чтобы разобраться со всем этим хаосом.

Я больше не могу этим заниматься. Мне надо поспать. Всего час или два, а затем я снова смогу спуститься сюда и решить, что делать до того, как придёт Олли и откроет паб.

— Всё будет в порядке, — говорю я Себастьяну, который выглядит так, будто ему всё равно.

Он зевает, и я тоже начинаю зевать. Я решаю, что это знак. Значит, сон это хорошая идея.

— Пойдем, лентяй.

Себастьян следует за мной на второй этаж. Я ставлю будильник на пять утра и падаю на диван, будучи не в силах дойти до кровати из-за усталости.

Меня будит солнечный свет. Он струится сквозь окна, почти ослепляя меня. Какое-то время я не могу понять, где нахожусь. Но как только понимаю, что лежу на диване, я вспоминаю, почему я здесь, и резко сажусь. Я начинаю искать телефон, который, конечно же, умер. Часы на кухонной плите сообщают мне о том, что сейчас девять утра.

Паника парализует меня на мгновение, но затем я прихожу в движение. На мне всё ещё надета вчерашняя одежда, но мне плевать. Я останавливаюсь только затем, чтобы схватить ключи, а затем несусь вниз и пугаю Олли, который как раз собирается отпереть паб.

— Чёрт подери, Рэйн, у меня чуть не случился сердечный приступ, — говорит он и поворачивает ключ в замке, а затем приподнимает бровь и говорит: — Что на тебя нашло? Ты выглядишь так, словно только что вернулась из ада.

— К слову об этом.

Он качает головой.

— О чём?

— О том, что я вернулась из ада. Там сейчас… нечто подобное.

Я киваю на дверь.

— Что ты имеешь в виду?

— Там полный беспорядок.

Олли прищуривается.

— Какого рода беспорядок?

Он смотрит на дверь так, словно способен видеть сквозь стены.

— Просто имей в виду, что всё под контролем. И паб ведь не сразу открывается, верно? Да и не так уж много людей приходят сюда сразу же после открытия, так что у меня есть время, чтобы всё прибрать.

— Что прибрать, Рэйн?

— Беспорядок.

— Что… Ладно, просто забудь, чёрт побери.

Он качает головой, и я готовлюсь к худшему, когда он открывает дверь.

Я захожу следом за Олли и напрягаюсь, когда он начинает оглядывать паб.

— Рэйн, — говорит он, даже не удосужившись повернуться и посмотреть на меня. — Что, чёрт возьми, здесь произошло?

— Всё под контролем! — говорю я, хотя не уверена, что это так. — Я хотела всех удивить, украсив паб перед сегодняшним концертом.

Когда Олли, наконец, поворачивается ко мне лицом, он выглядит так, словно его сейчас хватит удар.

— Ты думала, что сможешь просто взять и переделать весь паб за одну ночь?

У меня вырывается нервный смешок.

— Ну, когда ты так говоришь, это звучит нелепо.

Олли выругивается себе под нос.

— Даже не знаю, кто из вас прикончит меня первым, ты или Джек.

— Прости, я просто… переоценила свои силы.

— Да уж, — бормочет Олли.

— Мне очень-очень жаль, — говорю я. — Я не хотела добавлять сегодня ещё больше стресса. Стресса сегодня и так хватает, ведь группа будет играть у нас сегодня впервые. Поверь мне, я знаю. Тебе и без того хватает забот со всей этой готовкой, а тут ещё я кормлю вас завтраками. Прости за каламбур. Я не пытаюсь обратить всё это в шутку…

— Рэйн, — говорит Олли таким строгим голосом, что я захлопываю рот.

Я уверена, что меня сейчас уволят. Я потеряю работу, и после всего этого мне в любом случае придётся вернуться в Бостон, потому что я так и не нашла замену гитаре.

Какое-то время он смотрит на меня, а затем вздыхает.

— Дай мне сделать пару звонков. Посмотрим, сможет ли кто-нибудь прийти сюда и помочь.

— Ох.

Я не в силах сказать что-то ещё, потому что не понимаю, что чувствую. Стыд. Облегчение. Я чувствую себя полнейшим дерьмом. Я опускаю глаза в пол и почти начинаю плакать, как вдруг понимаю, что опять пришла на работу без обуви. Ты просто не думаешь, Рэйн.