В оковах его власти (СИ) - Орлова Юлианна

Мы проходили многое, на самом деле. Особенно ее угрозы, что этот день будет ее последним. Тогда я впервые связал ее и оставил у знакомого в частной клинике. И ее попытки давить своим здоровьем, что тоже оказывалось сплошной ложью. И даже появления якобы любовников, чтобы я ревновал. Да, только я мало того, что не обратил внимания на молодых эскортников, еще и предложил найти посимпатичнее. Наверное, это ее разломало окончательно. На какое-то время она затихла, и я даже выдохнуть успел, надеясь, что все пройдет…Однако не прошло.

И сейчас вот опять.

—Зачем ты пришла?

—Ты серьезно?! Ты сейчас, мать твою, серьезно?! Ты трахаешь баб у меня перед глазами, на что ты рассчитывал, что я молчу буду жрать это говно? Нет, я Агеева, во мне кипит такая кровь, что тебе и не снилось. Ты вообще кто?! Кто ты и кто я?! — она снова вцепилась в меня, и в этот момент я протолкнул ее в машину, усаживаясь за ней следом и каким-то чудом умудряясь заблокировать двери.

—Давай ты сбавишь громкость. Миша, вези куда поближе будет.

Азиза заливалась слезами, и я поднял перегородку между нами и водителем. Конечно, это не смогло бы помешать ему услышать, но на меня работают глухие и слепые в плане моей личной жизни.

—Ты, боже, ты животное. Она тебе в дочери годится, подонок.

Моя жена сейчас была похожа на истеричку, но я принимал и это, ощущая, как в голове начинало пульсировать что-то. Наверное, я тоже стал безумным. Руки сжались в кулаки, и это не осталось без внимания.

—Хочешь ударить меня, да? Ударь.

—Знаешь, я вот думаю. Почему ты не поймешь одной простой вещи: я никогда не трону тебя и пальцем, но ты упорно на это меня выводишь. Зачем? Чтобы что? Не ударю и не трахну, вот так. А как ты думала, лю-би-ма-я? Я что должен сделать, чтобы ты поняла отсутствие нас как пары? Нет нас, уясни себе это и переключись хоть на кого-то. Я в праве спать с кем хочу и проводить время так, как я хочу.

—Это будет последний день, — просипела она, вперяясь взглядом в одну точку. Губы дрожали, и руки вдруг расслабились и спокойно легли на колени.

Очередной шлепок по лицу с ноги, вот так это смотрелось для меня и ощущалось также. Да, я не любил ее как женщину, но я уважал ее как мать своего ребенка. И я понимал, что Рустам этого не переживет, да он и не должен это переживать, потому что в итоге ничего не случится. Никогда. Я просто уложу ее в клинику. Ведь когда-то болезнь под названием «Александр Белов» должна закончиться. Иначе просто невозможно будет дожить эту жизнь.

Машина вскоре остановилась возле офиса, и я вышел, подхватывая Азизу за руку, но она резко остановилась, и тогда мне пришлось взять ее на руки. Сверху полил холодный дождь, а у нее цистит чаще, чем у детей колики. Так что вполне понятно, к чему это все могло бы привести. Тем более, что она с лечения «соскочила», очевидно.

—Ты воняешь ими, ты воняешь ею.

—Придется понюхать, милочка.

Мы зашли внутрь, где я ссадил Азизу на диван, а сам ушел в ванную, умылся, и помыл руки от крови и еще невесть чего. Глядя в зеркало, мыслей не возникало никаких. Была усталость, что просто упала сверху бетонной плитой. В висок будто бы дрелью сверлили, и я прикрыл глаза всего лишь на миг. Пусть сейчас станет легче, пожалуйста.

Разговор с Азизой станет для меня какой-то точкой невозврата. Это было понятно сразу. В голове вдруг сложилось, что все…хватит. Это баста, иначе я поеду крышей. Так же нельзя…нельзя планомерно доводить человека до гробовой доски таким своим поведением.

Я смог бы уберечь ее от всего, но ставить на алтарь свою жизнь тоже неправильно. И дело не в том, что я повернут на Маше, нет, (хотя может это было движущей силой, подтолкнувшей к такому решению), но дело скорее в том, что стоя в ванной своего рабочего кабинета, я дошел до той самой точки, откуда назад не возвращаются.

Есть терпение, коего у меня имелось с избытком, есть уважение, есть все, конечно, но нет больше желания это все терпеть. И повода тоже нет, сын у меня родился, а вокруг все жили, кроме меня. Я-то тут существовал.

И будь что будет. Отправлю ее на лечение, свыкнется, пройдет все это. Надо будет, отправлю ее заграницу, где будет новое окружение, новая реальность. Это все неплохо так помогает пройти все ступени горя. Ей точно поможет, она любила готовить, а потому может Италия, Франция, может кулинарные курсы…Да что угодно.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Вытерев лицо мягким полотенцем, я в последний раз посмотрел на себя, решившего начать жизнь сначала, и шагнул это будущее, еще не подозревая конечный итог. А он превратил мою жизнь в окончательный ад, где даже воздух становился битым стеклом, гуляющим по легким и оставляя незаживающие раны.

ГЛАВА 23

БЕЛОВ

Азиза стояла у окна, сложив руки на груди, с выражением полнейшего отчаяния на лице. Слезы продолжали литься по щекам, что было для меня странным. Не первый раз она заставала меня с кем-то, и это всегда обычно заканчивалось типичной ссорой, до рукоприкладства и подобной истерики не доходило. Видимо, у каждого есть свой предел.

—Нам надо поговорить, — начал я спокойно, вполне осознавая, что любое слово может вылиться в новую истерику.

Молчание было мне ответом. Она так и стояла спиной, подрагивая, словно от холода. В последнее время Азиза похудела, стала бледнее обычного. Причины могли бы быть разными, конечно, но мне кажется, она подсознательно понимала: Маша — это другое и никак не сравнится со всеми девушками, которые были до нее. Как любая женщина, она чувствовала приближение конца даже таким странным отношениям, что были у нас.

—А знаю дословно все то, что ты хочешь мне сказать, Белов.

—Ты понимаешь, что дальше так жить нельзя? Мы гробим друг друга. Это неправильно и нездорОво, — я подошел к окну, стоя параллельно к своей жене. Мимика ее лица — нечитаемое полотно без чувств и эмоций.

—Кто в этом виноват?

—Риторический вопрос, — переводя взгляд в ночную тьму, прошептал я, отчетливо зная ответ на этот вопрос.

Мы молчали, но теперь такая тишина вызывала приступы тошноты и отчаянное желание покинуть комнату, выйти туда, где был кислород. Здесь же его не хватало, было одно удушье, повисшее между нами.

—Я подаю на развод.

Секунда, вторая, и вдруг послышался стук битого стекла. Это телефон Азизы разбился о мраморный пол. А ощущение, будто мы жизнь разломалась на мельчайшие кусочки.

—Нет. Нет, нет! — начала шептать, словно в бреду, хватаясь за голову. Она тяжело задышала, и было похоже на то, что сейчас, стоя в моем кабинете, Азиза задыхалась от боли.

—Послушай, ты пойми, что это не любовь, это слепое желание обладать, и это пройдет. Я обеспечу тебя психологами, отправлю туда, куда хочешь и буду давать все. Все будет у тебя, вне зависимости от того, моя ты жена или нет, ведь ты по-прежнему мать моего ребенка и не чужой мне человек, — я бережно обхватил руками лицо Азизы, всматриваясь прямо в глаза. Повторяя чуть ли не по слогам, но она медленно начала бить меня кулаками по груди, а затем сильнее и сильнее.

—Нет! Не будет никакого развода, — она скривилась от боли и шептала только одну фразу, не пытаясь вырваться из моих рук.

—Будет, Азиза, будет, я жить с тобой больше не буду. Я не могу это все выносить больше и, самое главное, я не хочу, не хочу, потому что я не люблю тебя, не любил и никогда не полюблю. Что бы ты ни делала, как бы ни старалась. Зато ты можешь найти того человека, который увидит в тебе всю твою красоту: душевную и физическую. Ты достойна лучшего, и это лучшее может появиться у тебя в самое ближайшее время, только отпусти меня, пожалуйста. И откроется сразу много дверей и уйма возможностей.

—Нет, я уйду навсегда, и это будет твоя вина.

Вполне осознав намек, я схватил ее за шею и притянул к стене, шепча лишь одно:

—Ты о сыне подумай, ты мать в первую очередь. Не смей. Не смей даже мысли такие допускать, блядь. Никогда! — снова и снова мы возвращались к одному и тому же. Но в этот раз я поступил суровее, не сдерживаясь и никак не цепляясь на крючок мнимых угроз. —Ты Рустама любишь больше жизни, неужели ты так легко откажешься от него? Совсем все равно? Как он будет это переживать? — в ее глазах была бездна из боли, а сквозь ее слезы вряд ли что было видно. Она смотрела сейчас в пустоту, хватая ртом воздух. Я уперся лбом рядом с ней, чувствуя, что это даже не конец сражения.