После измены. Месть мне к лицу (СИ) - Вирго Софи

- Мам... - голос у него тихий, прерывистый, его тон разбивает хрупкое спокойствие вечера. - Я очень скучаю по папе.

Всего несколько слов, а у меня сердце болезненно сжимается. Как же бывший нагадил мне своим скотским решением изменить. Мне нужно держаться, быть сильной. Хотя бы сейчас. Хотя бы для него.

- Я знаю, малыш, - отвечаю, но слова звучат так фальшиво, что мне кажется он это почувствую. – Но такова жизнь.

Такова жизнь, что отец сволочь, и как вырастить тебя другим я не знаю.

- А где он? - Саша поднимается на локте, его теплая ладошка ложится мне на руку, и я чувствую, как мелко дрожат его пальчики, такие маленькие, такие беззащитные. Наш дом становится слишком пустым в этот момент, сердца такими одинокими… - Почему он не приходит? В прошлый раз он обещал, что мы пойдем в зоопарк... Он сказал, что покажет мне настоящего тигра.

Я не знаю, что сказать. Как объяснить шестилетнему мальчику, что его отец выбрал другую жизнь? Что он не просто ушел, а сбежал, бросил его одного в темноте с температурой под сорок, а теперь даже не звонит, даже не спрашивает, как его сын?

- Он... Уехал по работе, - выдыхаю, подбирая слова так, будто иду по тонкому льду, который вот-вот треснет подо мной, увлекая нас обоих в ледяную пучину правды. - Надолго. Возможно... На очень долго.

- Но когда он вернется? - Саша смотрит на меня так доверчиво, так надеется, что у меня есть ответ. В его глазах та наивная вера, которую я не в силах разрушить. - Может, в субботу? Или... Или в воскресенье? Я могу подождать до воскресенья.

У меня нет ответа на его вопрос. Вот просто нет этого ответа. Только пустота в груди и ком в горле, который не проглотить.

- Не знаю, малыш, - глажу его по щеке, чувствуя, как горяча его кожа под пальцами, как хрупко его доверие. - Я... Я не знаю.

Он погружается в свои мысли, его пальцы теребят край подушки, в комнате тихо.

- А ты можешь позвонить ему? - вдруг спрашивает, и в его голосе столько надежды, что мне хочется кричать, разбить что-нибудь, но я только сжимаю его руку в своей чуть крепче. - Пожалуйста, мам. Скажи ему... Скажи, что я скучаю. Что я нарисовал новую картину в садике, корабль, как в его старом журнале. И что... - он глотает ком в горле, и этот маленький звук раздается громче любого крика в тишине комнаты, - что я каждый день чищу зубы, как он учил, чтобы он поскорее приехал.

Его слова режут по живому. Губы дрожат, но я стискиваю зубы так, чтобы не закричать от душевной боли. Проклятый Игорь. Проклятый, бессердечный урод. Как ты мог бросить его?

Как он мог оставить нашего мальчика, который до сих пор верит, что он вернется?

- Я... Попробую, - лгу, потому что не могу сказать правду. Не сейчас. Не когда он смотрит на меня такими глазами, полными детской веры, в этом уютном гнездышке, которое когда-то было нашим общим домом. - Но он может быть очень занят, Саш. У него... Много работы.

Саша улыбается, слабо, но искренне, и эта улыбка разбивает мне сердце на тысячу осколков, каждый из которых впивается в душу.

- Скажи, что я его очень жду. И что буду слушаться. И... - он замолкает, потом добавляет шепотом, будто сообщая большой секрет. - И что я его люблю. Даже если он долго не звонит. И не за машинки, которые обычно привозит, - которые покупаю обычно я. - Я все равно люблю.

Я киваю, потому что, если попробую заговорить сейчас, сорвусь, и тогда все, все эти месяцы попыток быть сильной пойдут прахом. Быстро наклоняюсь, целую его в лоб, вдыхая родной запах, и боль немного отступает.

- Спокойной ночи, мам.

- Спокойной ночи, солнышко, - шепчу в ответ, выключая ночник, и комната погружается в темноту, где только силуэт кровати и его маленькая фигурка под одеялом еще видны в слабом свете из коридора.

Выхожу, прикрывая за собой дверь, оставляя щель ровно настолько, чтобы слышать его в случае чего. В коридоре темно, только свет из кухни падает узкой полосой на пол, освещая край фотографии на стене. Мы втроем в прошлом году, на море, где Игорь держал Сашу на плечах, а я смеялась, не зная, что это наш последний общий отпуск.

Устало прислоняюсь к стене и медленно оседаю на пол, и чувствую, что сейчас заплачу от желания крушить все вокруг за сына.

- Как ты мог, Игорь? Как ты мог сделать это с ним? С нашим сыном, который до сих пор верит в тебя, несмотря ни на что?

Но естественно ответа нет.

Только тишина в ответ.

Глава 35

Глава 35

Марго

Я стою посреди огромного склада мебели. Вокруг стоит густой запах свежей древесины. Воздух тяжелый, спертый, будто здесь давно не открывали окон. Где-то вдалеке слышен монотонный гул погрузчика, но он кажется таким далеким, будто доносится из другого мира.

- Этот стол слишком громоздкий, - говорю продавцу. - Посмотрите на эти ножки, они занимают полметра! А мне нужно компактное решение. Дети же вечно крутятся вокруг столов, толкаются. Если он будет таким неустойчивым, кто-нибудь обязательно перевернет на себя горячий кофе.

В голове тут же рисуется картина: ошпаренный ребенок, крики, суматоха...

Продавец, молодой парень в фирменной жилетке с логотипом компании, беспомощно перебирает страницы каталога, его пальцы нервно листают листы, будто он чувствует, что что-то не так, но не понимает, что именно. Его лицо покрывается мелкими каплями пота, хотя в складе прохладно.

- Есть модель поменьше, но она дороже на пятнадцать процентов. Или вот этот вариант, складной, но он не такой прочный... - его голос дрожит, он явно новичок и боится потерять клиента.

Я уже не слушаю. В голове крутятся цифры, как бешеные хомяки в колесе: двадцать столов, сорок стульев, доставка завтра к восьми утра, иначе не успеем к открытию... Мысли путаются, перескакивают с одной на другую, но все это кажется таким неважным, таким мелким, таким... А-ааа.

И тут тишину склада нарушает телефонный звонок. Звонят из садика, и все внутри леденеет от тревожного предчувствия.

- Алло? - подношу трубку к уху, отворачиваясь от продавца. Что случилось? Нет, не могло ничего случиться, все же хорошо, Саша под присмотром...

- Маргарита Сергеевна, это Елена Викторовна, заведующая детским садом «Солнышко». Мы… у нас возникла непредвиденная ситуация.

Черт, мне не нравится ее тон. Что-то не так. Что-то очень не так. Но разум еще цепляется за последние остатки надежды. Может, просто заболел? Может, упал? Все же дети вечно падают...

- Какая ситуация? - сжимаю телефон, в глазах темнеет.

- Сегодня у нас была запланированная экскурсия в зоопарк. И… ваш сын… - голос в трубке прерывается, и в этой паузе слышится что-то ужасное, что-то непоправимое.

Тишина. Гулкая, давящая. Даже шум погрузчика куда-то исчез. Кажется, весь мир замер в ожидании.

- Что с Сашей? – я не узнаю свой голос. В горле першит, будто там застрял комок колючей проволоки.

- Мы потеряли его. Он пропал куда-то.

Нет, этого не может быть. Это какая-то ошибка. Они перепутали. Это не мой ребенок пропал. Не мой Саша. Не мой мальчик с его смешными веснушками на носу и непослушными кудряшками...

- Как. Вы. Его. Потеряли?! - кричу так, что продавец мебели отпрыгивает к стеллажам, роняя каталог, но мне все равно. - Он шестилетний ребенок, а не сумка, которую можно забыть на лавочке! Вы что, вообще не следили за детьми?!

В голове уже рисуются страшные картины: темные переулки, чужие руки, хватающие за маленькую ладошку... Нет, только не это. Только не с моим ребенком.

- Маргарита Сергеевна, пожалуйста, успокойтесь… - голос заведующей только разжигает ярость. - Группа остановилась у вольера с обезьянами, воспитательница отвернулась буквально на минуту, помочь одному из малышей завязать шнурки…

- На минуту?! - голос срывается до хрипоты. - Вы серьезно?! Вы думаете, дети в таком возрасте просто стоят на месте, как столбы в такой ситуации?! Сколько, блин, воспитателей было на группу?!