Таммара Веббер - Просто вдвоем
– Прошу прощения?
– Нет, мэм, – пробормотал Уинн.
– Что «нет, мэм»? Вы не пожимали плечами или вам незнакома политика нулевой толерантности?
Она прекрасно его поняла, но ей было нужно, чтобы он открыто сказал или сделал что-нибудь, дающее основания для исключения из школы.
– Нет, мэм, не нужно задавать вопрос в более доступной формулировке. Да, мэм, я знаком с политикой нулевой толерантности. Но я не дрался.
Я чуть не разинул рот от негодования. Если Уинн думал, что я буду отвечать за все это дерьмо один, то ему стоило подумать еще разок. Я захотел двинуть Бойсу во второй глаз, чтобы тот гармонировал по цвету с первым, но чутье вовремя подсказало, что тогда меня точно исключат, чего эта сука, собственно, и добивалась. Причем с начала года.
Она сморщилась, словно проглотила лимон.
– Вы не… дрались. – В этой реплике, произнесенной презрительным тоном, крылась подсказка для Уинна, но я знал, что он ее не уловит. – Тогда откуда эти синяки и кровь?
Директриса подалась вперед, растянув губы в подобии ехидной усмешки.
– Я упал с лестницы.
Ингрэм смерила его леденящим взором:
– Вы живете в трейлере.
– Я не сказал, что это было дома.
Ее взгляд метнулся ко мне:
– Ну а вы?
– Он тоже упал с лестницы. – («Святые угодники!» – сказал бы мой дедушка. Уинн отвечал за меня. Обалдеть!) – Мы с ним оба свалились. Смешно получилось. Наверно, это уже выложили на YouTube.
Директриса не сводила глаз с меня:
– Так как же, мистер Максфилд? Возможно, вы потрудитесь рассказать мне правду?
Что бы я ни думал об Уинне, директриса была не на моей стороне. Я набрал в легкие воздуха:
– Думаю, нас толкнули.
Она вытаращила глаза:
– Кто вас толкнул?
– Не знаю. Со спины мы не видели.
Повисла долгая пауза. До Ингрэм дошло, что никто из нас не хотел закладывать другого ради ее удовольствия.
– Вы оба, – она напряглась, хотя ее и так перекосило, – обязаны соблюдать мои правила, пока находитесь в моем доме. Если я найду учителя, который подтвердит мне, что вы, Уинн, или вы, Максфилд, тронули друг друга хотя бы пальцем, я без малейшего колебания вышвырну вас пинком, хамье вы этакое, обратно на улицу. Гарантирую вам незабываемые ощущения.
Я закусил щеку, чтобы не рассмеяться. Во-первых, ситуация получалась несмешная: очевидно, директриса намеревалась избавиться от нас обоих. Во-вторых, когда губа разбита в двух местах, смеяться офигительно больно. Но как не улыбнуться, если матрона средних лет говорит пятнадцатилетним парням: «Гарантирую вам незабываемые ощущения»?
Уинн, почесав пальцем подбородок, сказал:
– Где-то я это уже слышал. Может, вы давали такое объявление в газету?
Я кашлянул в кулак, маскируя смешок, и поморщился от боли. Сукин сын. Мое сердце колотилось так же бешено, как в первый раз, когда я заехал кулаком Уинну в морду.
Директриса покрылась пятнами, став похожей на огнедышащего дракона.
– Вон из кабинета! Я немедленно вызываю ваших родителей. Вы оба отстраняетесь от занятий на целую неделю. А сейчас марш в приемную и сидите там, пока вас не вызовут! И не разговаривать!
Уинн выругался себе под нос. Я, к счастью, заглушил его слова своими «да, мэм», после чего мы вскочили с мест и вылетели за дверь, где нас ждали жесткие стулья, как будто специально созданные для моих синяков. Я надеялся, что Бойсу больнее. Мы неуклюже уселись напротив секретарской конторки, оставив между собой один свободный стул.
Что скажет или сделает мой отец, я не знал. Он и так со мной едва разговаривал.
– Максфилд? – (Вот это да! Не прошло и минуты, как Уинн осмелился нарушить директорский запрет. Я не ответил.) – Извини за то, что я сказал. Ну… О твоей матери. – (Как будто нужно было уточнять! Отколупав от джинсов засохший сгусток крови, я прикинул, моя это кровь или его.) – Хрень сморозил.
Я в замешательстве поднял глаза:
– Да уж не без того.
Лукас
Я уже почти научился думать как два разных человека – по крайней мере, о Жаклин. Несколько недель я, как загипнотизированный, ею любовался; я же имел несчастье вызвать у нее страх, когда пришел ей на помощь в субботу ночью, и теперь я стал для нее противоположностью всякой угрозы: обменивался с ней шутками по электронной почте, помогал освоить пропущенный материал.
С одной стороны, мне хотелось, чтобы она знала, что и тот субботний парень, и ассистент Хеллера – это я. Но еще больше мне хотелось быть кем-то третьим. Человеком, который не связан должностными ограничениями, вполне разумными при ином раскладе, и не имеющим отношения к, наверное, худшей ночи в ее жизни.
Вместо того чтобы сразу войти в аудиторию, я прислонился к стене напротив двери и стал ждать, когда придет Жаклин. Вопреки своей воле я стал свидетелем милой беседы Кеннеди Мура и Айви. Стоя у самого входа, они обменялись номерами и сфотографировали друг друга на телефоны. Она не переставая хихикала. И этот парень думал, что такая девчонка заменит ему Жаклин? Конечно, в университете много симпатичных и умных студенток. Есть они, наверное, и среди «сестричек» из «Дзеты». Но выбрать такую дуру?!
Я отвернулся, и тут показалась Жаклин. Она стояла посреди коридора и смотрела на своего бывшего. Видя ее застывшую позу и выражение боли на ее лице, можно было понять, почему она две недели не могла заставить себя прийти на занятия. Мур не только разорвал их отношения на ровном месте, но и, не теряя времени, двинулся дальше. Любоваться этим захотела бы только мазохистка.
Какой-то неуклюжий придурок врезался в Жаклин, и рюкзак соскользнул у нее с плеча. Я подхватил его с пола, как раз когда она тоже наклонилась. Мы оба выпрямились, и ее глаза блеснули. В этот момент мне хотелось только одного: навеки защитить Жаклин Уоллес от всех опасностей и неудобств.
Но я понимал, насколько несбыточной была эта мечта.
– Рыцарство у нас еще никто не отменял, – сказал я, надевая лямку объемистого рюкзака ей на плечо.
– А?
Ее щеки слегка покраснели. На улице дул ноябрьский ветер, но этот румянец был вызван, скорее, смущением, а не утренним холодом.
– Ну и засранец! – Я кивнул в сторону типа, который налетел на Джеки и даже нормально не извинился, но мой взгляд невольно зацепил и ее урода-бывшего. – Все в порядке? – спросил я, снова поворачиваясь к ней.
Судя по выражению глаз, она вспомнила, что я уже задавал ей этот вопрос. Я меньше всего на свете хотел вернуть ее в ту ночь, но умудрился сделать это снова, и у меня зла на себя не хватало.
