Николь Фосселер - Звезды над Занзибаром
«Вы увидите, что из этого получится. Вы увидите, что выпадет на вашу долю», — Салима как будто наяву услышала слова Медже, сестры Баргаша, которая честно старалась отговорить брата от его затеи и этим вызвала у Холе приступ ненависти. Холе из кошечки с бархатными лапками преображалась в тигрицу и, фигурально выражаясь, оскаливала зубы и выпускала когти, если кто-то осмеливался критиковать Баргаша или его поведение.
Салиму затошнило. Она испугалась, что ее прямо сейчас вырвет. Было бы так просто и легко взять Садаф за руку и вместе с ней покинуть дом, пойти к Меджиду, который принял бы ее с распростертыми объятиями. Но что если планы Баргаша увенчаются успехом — как он тогда накажет ее за предательство? В тот момент ей казалось, что она зажата между двумя самыми высокими домами на Занзибаре, которые нависли над ней, грозя раздавить.
— Какой неожиданный визит, Садаф, — резко прозвучало с порога. В дверях стояла Холе — в ее глазах тлела ненависть. — Если ты приходишь без предупреждения и спрашиваешь, где найти Салиму, это может означать лишь одно: Меджид прислал тебя, чтобы поссорить нас.
— Вам совсем не стыдно, — отвечала Садаф медленно и подчеркнуто, — использовать Салиму в своих вероломных планах, тебе и Баргашу? Вы же взрослые люди и понимаете, что творите постыдное. А Салима еще совсем ребенок.
Холе перевела взгляд на сестру, которая смело его встретила, и начался молчаливый диалог.
— Холе, ты меня завлекла в ловушку.
— Подумай хорошенько, Салима, прежде чем ты что-то скажешь или сделаешь.
— Я умею писать, Холе, и потому вы втянули меня в свои планы.
— Подумай еще раз, на чьей ты стороне, Салима.
Салима закрыла глаза, она больше не могла выносить обиду, искреннюю симпатию и гневные угрозы в глазах Холе.
— Во всяком случае, Салима достаточно взрослая, чтобы поклясться в верности мне и Баргашу. А дочь султана никогда не нарушает своего слова, не так ли, Салима?!
У той внутри все оборвалось. Да все равно, на чьей стороне я буду, — ничего хорошего ждать мне не придется. Либо Меджид возненавидит меня, либо Баргаш с Холе. А их ненависть не пойдет ни в какое сравнение с негодованием, которое мои поступки могут вызвать у Меджида.
Разочарование, которое, как она предполагала, испытывает Холе, окутало ее, как грязно-серое облако, придавливая к земле и тесня грудь так, что она боялась потерять равновесие — пока не перевела дыхание. Как она могла разочаровать Холе, ведь та после смерти Джильфидан всегда была рядом, разделяла ее горе, да и все крупицы радости сестры делили пополам. Они были сестрами лишь по отцу, однако за прошедшие месяцы их души так сроднились, как не бывает даже у близнецов, которых вынашивала одна мать.
Глядя в пол на носки своих туфель, Салима кивнула.
— Видишь, Садаф? — как бы уступая решению Салимы, сказала Холе. — Салима остается с нами. Умная девочка… — И тут же в ее голосе зазвучал металл, переходящий в визг. — А теперь убирайся, слышишь, ты, старая карга! Убирайся, и чтоб я тебя здесь больше не видела! Вон! Вон, я сказала!
— Аллах да защитит тебя, дитя мое, — пробормотала Садаф, нежно поцеловала Салиму в лоб и вышла.
Салима сначала подумала, что пол под ней начал ходить ходуном, но потом поняла, что ее трясет.
Теперь нет пути назад. Только Аллах знает, что мне предстоит.
Всем нам.
13
— Вы не можете долго смотреть сквозь пальцы на действия вашего брата и ничего не предпринимать, ваше высочество! — взволнованно воскликнул Сулейман ибн-Али, один из министров султана Меджида. — Каждый день может играть решающую роль в вопросе о войне и мире.
Меджид мягко улыбнулся.
— Предпринятых нами мер вполне достаточно, чтобы предотвратить переворот.
— Ни в коем случае, ваше высочество! — взял слово второй министр. — Хотя вы и отправили наемников-белуджей для наблюдения за тремя домами, но они сами еще колеблются, кому служить — вам или вашим братьям и сестрам. Нам сообщили, что ваши сестры и ваши братья и другие заговорщики и впредь могут беспрепятственно входить и выходить и сноситься по любым вопросам. И что толпы закутанных в плащи приверженцев вашего брата постоянно торчат не скрываясь перед его домом.
— Однако же некоторые заговорщики арестованы и заключены за решетку в Форте, — спокойно возразил султан, почти радостно.
Сулейман ибн-Али фыркнул:
— Мелкая рыбешка! Послушные слуги, мало что понимающие, в лучшем случае они годятся только на то, чтобы таскать письма, с ними мы их как раз и схватили.
— Нам известно, что в Бейт-Иль-Тани припасы завозятся в больших объемах, — доложил третий. — Уже изготовлено много сухих галет, их доставили в крепость Марсель в таком количестве, что можно кормить полгорода в течение нескольких недель.
Марсель — так назывался дом на одноименной плантации, принадлежавший старшему брату Меджида Халиду, а после его смерти перешедший к Шамбуа и Фаршу, дочерям Халида. Его толстые каменные стены и оборонительные сооружения могли противостоять любому нападению так же хорошо, как и старый арабский форт в городе.
— В крепость Марсель?
Министры обменялись взглядами, в которых явно читалось облегчение, когда улыбка султана погасла и тень беспокойства скользнула по его лицу.
Такое случилось не впервые: советники султана постоянно расписывали ему в самых черных красках угрожающие последствия его миролюбивого поведения. Им было очень важно, чтобы на троне оставался султан Меджид — пока он на троне, им обеспечены их высокие посты. Посты, не только дающие власть, но и умножающие их солидное состояние.
Но терпение министров начинало иссякать. Каждый день принц Баргаш мог нанести удар первым.
— Мой брат не настолько ослеплен, чтобы не видеть, как он заблуждается, — только и сказал султан. — Я убежден, что со временем он осознает, как бессмысленны его интриги против меня, и в конце концов он их оставит.
Сулейман ибн-Али с трудом подавил непроизвольный стон.
— Но то, что он поступает против предписанных для всех братьев вашего высочества правил и не является на ваши аудиенции и приемы, должно дать вам понять, как серьезно он взялся за дело, — проговорил сановник нарочито медленно, как будто объясняя ребенку особенно трудное положение вещей. — Да разве вы не видите, что он даже не дает себе труда притвориться и заверить вас в своей верности и преданности.
— Вам давно следовало бы принять наши советы и арестовать кое-кого из приверженцев принца Баргаша и посадить в тюрьму! — выкрикнул четвертый министр. — А еще лучше — надо бы их всех сразу выслать с Занзибара!
