Маргарет Уэй - ПОЙМАТЬ ЖАР–ПТИЦУ
— По–моему, это его не извиняет, — проскрежетал Скотт. — Он должен был смотреть за тобой. Это его работа.
— Не заводись, — взмолилась Алекс.
— Мне очень хочется отправить его собирать вещички, к чертям собачьим.
— А со мной что будет?
— Найдем кого–нибудь другого. А потом, ты, кажется, уже почти поправилась. Прямо–таки взлетела ко мне в седло.
Алекс покачала головой.
— Это просто тренировка сказалась. Умение собраться, организовать свое тело и заставить его подняться в воздух. А вон и Питер. Смотри, он такой несчастный.
Алекс кивком головы показала в сторону ограды, где Питер стоял в группе людей, поджидавших Скотта.
— Есть от чего!
— Будь с ним помягче, Скотт, — попросила Алекс. — Ради меня.
Все–таки Макларен нашел в себе силы сдержаться, пока Алекс уверяла всех вокруг, что у нее все в порядке, после чего хозяева поместья отвезли ее в дом умыться и выпить чаю в тишине и покое. Только тогда Скотт поговорил по душам сначала с Дэрроу, а потом с Питером. Дэрроу принял его слова как мужчина, бурно извинялся и обещал никогда больше не привозить на площадку для игры в поло свою механическую любимицу; Питер же моргал, отводил глаза и, кажется, готов был залиться слезами.
— Честное слово, я хотел ей помочь, но не успел.
— Что значит — не успел? — гремел Макларен. — Ты должен был броситься к ней на помощь. Я это знаю, и ты это знаешь.
Питер кивнул.
— Я виноват, — сказал он глухо. — Я ничего не понимаю в лошадях. Я в седле–то едва могу усидеть. Другие тоже не смогли остановить их, — оправдывался он.
— Они хотя бы пытались. Ты должен был быть рядом с Алекс. Там твое место. Она еще не может передвигаться самостоятельно. Усвой это на будущее. Ведь ее могли затоптать!
Питер покраснел.
— Не сыпь мне соль на раны, Скотт. Я и сам понимаю. Слава Богу, ты подоспел вовремя.
— Несчастный случай может произойти в любой момент, Питер, — серьезно сказал Скотт. — Помни об этом.
Поздно вечером, когда все в доме уже разошлись по своим спальням, Алекс никак не могла уснуть. По–видимому, наступила реакция на пережитое. Легкий массаж смягчил боль в ноге, но нервы у нее были натянуты до предела. Требовалось что–нибудь успокаивающее. Может быть, музыка? У нее была с собой любимая кассета — песни Леннона и Маккартни в аранжировке для виолончели и струнного ансамбля. Но где же плейер? Обычно Алекс держала его в тумбочке около кровати.
Где еще он может быть? Вдруг Алекс вспомнила, что брала плейер с собой в комнату для игр, где они с Питером проводили тренировки. Бедный Питер! Он страдает, потому что чувствует себя виноватым. Но ведь пытаться остановить взбесившуюся лошадь рискованно даже для опытного человека. Питер, конечно, струсил, растерялся. Скотт не растерялся, но Скотт способен справиться с чем угодно. Он привык заботиться о других, принимать решения. Это его жизнь.
Алекс накинула атласный халат. После такого дня, казалось бы, заснешь мгновенно, а она никак не может успокоиться. Снова и снова перед ней встает одна и та же картина: Скотт мчится к ней на бешено скачущем коне. Сколько раз так бывало в прежние дни — он подхватывал ее на всем скаку, усаживал перед собой и уносил, словно вихрь, в их тайное убежище, где птица–колокольчик встречала их своим чарующим пением, напоминающим мелодию виолончели. Неудивительно, что Алекс так любит этот инструмент.
В коридоре, как обычно, горело несколько светильников. Винни часто работает по ночам в своем кабинете, если не может уснуть. Скотт, когда его одолевают мрачные мысли, рыщет по дому, словно пантера. В лунном свете, падающем сквозь высокие окна, паркетные полы сверкали, словно темный янтарь. Слышно было, как старинные напольные часы в холле зажужжали, зашипели и пробили час ночи.
— Не спится, Алекс?
Вскрикнув, она обернулась, вглядываясь в полумрак.
— Господи Боже, ты где? — шепнула она.
— Тебя поджидаю.
От волнения Алекс застонала про себя. А может быть, и вслух. Все еще не видя его, она пошла на голос.
— Скотт, где ты?
— Я здесь, любимая. — Он крепко обнял ее. Его дыхание коснулось ее щеки. От него пахло хорошим коньяком.
— Боже мой!
Она тоже обняла его, слова замерли у нее на губах. Его страсть окутала ее.
— Что ты здесь делаешь? — Наклонив голову, он уткнулся лицом в ее шею. Его губы медленно двинулись по шелковистой коже.
— Я не могла уснуть,
Алекс охватил жар, по жилам побежало пламя, когда его руки обвили ее хрупкие плечи. Она закрыла глаза и откинулась назад, вся открываясь его ласкам, от которых у нее замирало сердце. Она понимала, что он слишком много выпил. Разум его молчал, он слушался только своего тела. Но как чудесно снова оказаться в его объятиях… И Алекс отдалась своим затаенным желаниям. Ноги у нее подкосились, но Скотт подхватил ее и понес по коридорам, не говоря ни слова. Алекс тоже не могла уже говорить, не могла протестовать. Она знала, что сейчас произойдет, но ей было все равно. Она любит Скотта, все остальное — неважно.
В комнате Скотта ей на мгновение показалось, что он швырнет ее на кровать, но даже сейчас он не мог обращаться с ней грубо. Он мягко опустил ее на постель и склонился над нею.
— Ты красивая, — сказал он, но выражение его глаз нельзя было назвать нежным. Они так и горели.
— Это ничего не решит, — проговорила Алекс надломленным голосом.
— Не решит, но очень хочется.
— Ты выпил, — осторожно сказала Алекс.
— И что? Будешь читать мне мораль? — Его красивые губы изогнулись в усмешке, полной горькой иронии. Очень медленно, не отводя от Алекс глаз, он выпрямился, подошел к двери и запер ее на ключ.
Алекс села на постели, вся раскрасневшаяся, возбужденная. Свет ночника окружал ее голову таинственным ореолом.
— Скотт, мы не должны этого делать!
Когда в нем бушует страсть, не находящая выхода?
— Алекс, не говори глупостей. С самого начала было ясно, что это случится — рано или поздно… Сегодня тебя чуть не растоптали лошади.
— Но ведь не растоптали же. — Она взволнованно взмахнула руками, бессознательно грациозным жестом. — Ты был рядом, как всегда.
— Можно подумать, это моя единственная цель в жизни — охранять тебя. Никак не могу окончательно расстаться с тобой, хотя мы приносим друг другу только зло.
Алекс стало очень больно.
— Только зло? — повторила она горестно,
— Скажем по–другому. — Он бросился на постель рядом с ней, как был, в одежде. — Я с ума по тебе схожу. Схожу с ума в буквальном смысле и ничего не могу с этим поделать. Ты бросила меня, устроила свою жизнь, а я никак не могу забыть тебя! Надо быть дураком, чтобы и теперь продолжать поддаваться твоим чарам. Я и есть этот дурак, и ненавижу себя за это. Ты поломала мне жизнь!
