Татьяна Веденская - Вся правда
– Нет? – расхохоталась я.
– Ну…Ты и не сопротивлялась.
– А что бы это изменило? – спросила я так, как спрашивают, понравился ли спектакль. Он отошел и больше не подходил, подавленный моими пожеланиями. Но и без него на мою душу хватило. Через четыре часа все устали и перепились. Все, кроме шофера. Я уже ни о чем не думала, мне было просто до жути больно. Я скулила и умоляла больше не трогать меня.
– Говорил, нужно было брать еще одну. Та тоже уже в отрубе. – Я посмотрела на девушку. Катя, так она сказала, ее зовут. Она лежала на скамейке, закрыв глаза. Цвет лица – покойник натуральный, свежий. Ей уже все равно было, что она голая. Как и мне, впрочем.
– Дайте чаю, – попросила я.
– Можете одеваться, – бросил шофер, – дома у мамы чаю напьетесь.
– Кать, помочь тебе? – спросила я. Все-таки мне было легче, непонятно почему, но я держалась на ногах. А она почти проваливалась в бесчувствие. Меня выбросили на Ленинградском шоссе, ее увезли дальше. Думаю, что тоже выкинули где-то по дороге. Просто не хотели, чтобы мы встретились с ней.
– Про милицию даже не думай. Радуйся, что жива! – бросил мне на прощанье шофер.
– Будь ты проклят, – бросила я ему и побежала вглубь дворов. Страх перемешался с ненавистью. Ненависть переросла в отчаяние. Я умерла. Уже ничего не будет прежним. И то, что случилось, вполне справедливо случилось именно со мной.
– Сама виновата, – как сказала бы мать.
– Дошлялась. Ходишь как проститутка, в штанах своих, еле на жопу налазящих. Вот и нарвалась. – Сказал бы отец.
– Так тебе и надо. Поделом, – порадовался бы брат. Порадовались бы они, что оказались так правы, если бы я им сказала бы хоть слово. Если бы я хоть кому-то сказала бы хоть слово. Но я не сказала. Мне было трудно дышать, воздух не проходил внутрь. Часами я сидела неподвижно в ванной, подставив ладони под струи теплой воды. Я носила траур и смотрела сухими глазами на лица родителей. У меня совсем не было слез. А они так и не спросили, что со мной случилось. Они поняли, что случилось нечто, но никто ни разу не спросил:
– Что с тобой, дочка? – Они старательно делали вид, что ничего не происходит. С того дня в нашем доме поселилась тишина. Никто больше не спрашивал меня, куда я иду и что делаю. То короткое время, которое я еще жила дома, все старательно делали вид, что меня там уже нет. В милицию я не пошла. Мне даже в голову не пришло, что там мне могут чем-то помочь. Такие же скоты, только в погонах. Будут смотреть своими сальными высокомерными глазками, выспрашивать подробности. А в душе тоже не сомневаться: виновата сама. Раз нет на тебе и царапинки, значит, не сопротивлялась. Шалава. Если бы только Танька была в Москве. Если бы была, я бы ей рассказала, как болит у меня все внутри. Что на белье появились странные коричневые пятна – не кровь, а не пойми что. Рассказала бы, что мне страшно, что они меня заразили чем-то ужасным. Рассказала бы, как мне хочется найти их и убить. Каждого. Но Таньки не было, и я написала это все на бумаге. На этих самых листках. Чтобы хоть как-то выкинуть это из себя. Написала, но теперь чувствую, что ничего ровным счетом не изменилось. И вряд ли изменится когда-либо. Уж точно мне нет больше места среди живых.
Часть II. Лекс.
Глава 1. Нечто новое.
Чтобы научиться играть на гитаре, достаточно в принципе, очень немногого. Во-первых, сама гитара, конечно. Гитара должна быть неплохой. Можно играть на Ленинградке, она хорошо смотрится, строит, и если вам досталась двенадцатиструнка, то еще и дополнит любой аккорд объемным красивым звучанием. Но от Ленинградок сильно болят пальцы, не смотря даже на подушечки мозолей. И еще, на них тяжело играть перебором, особенно для начинающего. Правда, она достаточно громкая, что для игры на публике – очевидный плюс. Мечтой для женских рук является Кремона, бархатная камерная шестиструнка с мягкими нейлоновыми струнами. Никакого риска порезаться и маленькое расстояние между ладами грифа и струнами. Можно без проблем взять даже баре где-то до пятого лада. А чего еще нужно? Конечно, цена на Кремону сразу же оставляет ее в разряде недоступных, да и таскать по городу такую роскошь просто жаль. С нею надо сидеть в консерватории и разучивать партии испанцев, танго и классику. Красиво, но представляет интерес только для посвященных. Не про меня, однозначно. В театре я тренькала на Шеховской гитаре, и только от полного незнания вопроса терпела ее фанерно-картонный звук, невозможность гармонии, сантиметра полтора между струнами и грифом. Дикая какофония. Цена – три копейки в базарный день. Я лично в итоге остановилась на некоем подобии Кремоны, с отличием только в цене. Болгарка неизвестной фирмы, небольшая, лакированная, с мягким звуком. Не роскошь, но вполне. Для ее приобретения пришлось выкрасть у отца практически всю зарплату из кошелька, но я в тот день уходила из дома и муки совести меня так и не посетили. Жить среди этих уже окончательно ставших мне чужими людей я не могла. А некоторая компенсация за пережитое мне требовалась. Я ее просто взяла. Подошла, открыла его кошелек в то время, как он пил вечерний чай, и вынула из него все имевшиеся средства. Вернее, не так. Я его открыла, посмотрела для начала, насколько имеющаяся наличность может представлять для меня интерес, поняла, что интерес есть и большой. Только тогда я вынула все, зная, что до завтра папаша в кошелек не полезет, а до завтра здесь уже не будет меня. Меня уже давно тут нет, только завтра об этом узнают все. Не желаю больше жить жизнью фантома, притворяющегося нормальной девушкой. Я монстр, это ясно. Так и будем вести себя соответственно. Мое место давно определено с точностью. Вокзальная проститутка, шалава, дрянь. Отлично, так я не возражаю. Только не думайте, что в этом случае я стану спокойно жить среди вас и слушать ваши комментарии. И как нормальная дрянь, я собрала все свои вещи (лохмотья, тряпки, мусор и всякую гадость), положила в рюкзак все кассеты, плеер и записную книжку. Обула на ноги тяжелые армейские ботинки на шнурках, не забыла паспорт. И все папочкины деньги. Их хватило как раз на гитару и на неделю сытого болтания по улицам летнего города. Искали ли меня? Может быть. Но если и искали, то наверняка, не привлекая к этому милицию. Как же, навлечь на себя такой позор! Обзвонили подруг, тех нелепых маленьких девочек, с которыми я в свое время случайно ходила в одну и ту же школу, предупредили родню, выплакали все глаза, гипнотизируя телефон. Не знаю, что было на самом деле, но не думаю, что что-то серьезное. Я ушла в шесть часов утра. В квартире стояла тишина, все дрыхли. Я тихо-тихо, крадучись проскользнула в прихожую, накинула куртку поверх свитера и уже начала открывать дверь, когда из соседней из комнаты выполз заспанный братец в трусах.
