Неприятности с любовью (ЛП) - Мэйсен Кэт T.

— Кажется, я поняла. Продолжай.

— Ну, мне было неловко, поэтому, чтобы ничего не зашло дальше, я завел разговор о технике. Массажистка, Сандра, была более чем счастлива дать мне советы. Вот так я и научился.

— Почему это меня совсем не удивляет? Клянусь, твой отец прожил немалую жизнь. Его истории такие дикие.

— Попробуй быть его сыном, — Уилл разразился смехом, — Разговоры, которые он может вести о порно, просто умопомрачительны. Похоже, он просто не заботится о том, чтобы наладить связь между отцом и сыном через обычные занятия, такие как рыбалка, например.

Я качаю головой, не в силах сдержать смех: — Рыбалка для твоего отца — это код для «мы идем в стриптиз в Вегасе». Боже, надеюсь, мой отец не присоединяется к нему в этих так называемых рыболовных поездках?

Позади меня Уилл замолчал, заставив меня обернуться. Его молчание говорит о многом, как и ухмылка, играющая на его губах. Я терпеливо жду, когда он что-нибудь скажет, но он продолжает хранить молчание, побуждая меня прижать руки к его груди.

— Ну же, ты что-то знаешь!

Он хватает меня за запястья, уголок его рта слегка приподнимается, а веселые глаза, кажется, наслаждаются моей мольбой.

— Джентльмен никогда не рассказывает.

— Кто сказал, что ты джентльмен? — я тупица.

Уилл отпускает мои запястья, впиваясь пальцами в мою грудную клетку и заставляя меня подпрыгнуть. Я умоляю его остановиться, пока случайно не падаю на него сверху, задыхаясь.

Мое неглубокое дыхание трудно контролировать, особенно когда его глаза встречаются с моими, и легкое покусывание его губ привлекает мое внимание. Меня привлекает то, как двигаются его губы, и я провожу пальцем по его губам, и это прикосновение заставляет меня дрожать от удовольствия, а боль внутри меня умоляет меня исследовать его.

Он кладет руку мне на плечо и медленно, мучительно тянет ее к себе, пока не обхватывает затылок, позволяя моим волосам упасть на его руку. Глубокий синий взгляд его глаз наблюдает за мной, почти с болью, побуждая меня целовать его, пока на журнальном столике не звонит телефон.

Инстинктивно я слезаю с него, чтобы создать расстояние между нами, пока он отвечает на звонок. Уилл не слишком доволен звонком, спорит с тем, кто на другом конце, и повышает голос.

Когда звонок заканчивается, я кладу руки на колени, не в силах смотреть на него.

— Мне пора идти. Шторм прекратился.

— Да, — хрипит он, затем прочищает горло. — Конечно, тебе придется долго ехать обратно.

Я встаю, сжимая в руках толстовку и телефон, затем наконец беру ключи.

— Спасибо за сегодняшний день, — это все, что я могу сказать.

Его взгляд задерживается на мне со знающей улыбкой, но за ним скрывается что-то еще, что я предпочитаю игнорировать по той самой причине, что могу покинуть эту квартиру с ясной головой и сердцем.

— Ты знаешь, где меня найти, на случай, если тебе снова захочется приключений.

Уголки моего рта подрагивают, и я издаю небольшой смешок.

— Думаю, приключений мне хватит надолго, — поддразниваю я, склонив голову набок. — Но если тебе снова понадобится друг для сна, ты знаешь, где меня найти. Только предупреждаю, что в следующий раз все может закончиться не так хорошо.

И шутка, как и предполагалось, вылетела из моих уст прежде, чем я поняла, с кем именно разговариваю.

— Осторожнее, Амелия, — понижает он тон, вперив в меня испепеляющий взгляд. — Ты понятия не имеешь, что делаешь.

Я позволяю себе насладиться его жаждущим взглядом, позволяю своему телу почувствовать его всем телом, прежде чем уйти. То, что только что произошло, опасно.

И все же, возможно, мы позволили нашей слабости взять верх над нами. Он — мужчина, а я — женщина. Никто из нас не состоит в отношениях, и сексуальные желания вполне нормальны.

Это если только ваше сексуальное желание не направлено на того единственного мужчину, которого вы не можете иметь.

Или не должны.

В любом случае, я попала на запретную территорию.

Проблема в том, что, попробовав ее на вкус, уже почти невозможно повернуть назад.

 Семнадцатая глава. Амелия.  

Я хлопаю дверью и с раздражением бросаю сумку и ноутбук на диван.

Снимая шарф, я путаюсь в волосах, что только усиливает мое разочарование. Температура в комнате нашего общежития напоминает чертову духовку, и я задыхаюсь под тысячами слоев одежды, которые на мне надеты.

Лизель выходит из своей комнаты, одетая в майку и шорты. Учитывая, что сейчас время обеда, ее наряд необычен — еще одна ее причуда.

— Ладно, а почему такое лицо?

— Никакого лица, — говорю я ей, наконец снимая шарф и бросая его на сумку. — Ты не можешь одеться и убавить температуру?

Лизель издает протяжный свист: — Что, черт возьми, случилось, что ты в таком плохом настроении? Сколько прошло? Две недели, наверное, ты хлопаешь дверьми, вся такая раздражительная.

Сжав переносицу, я на мгновение закрываю глаза и падаю на диван.

Я даже не знаю, с чего начать. В последнее время нагрузка увеличилась, многие мои профессора добавили больше заданий, которые я должна выполнить за короткий промежуток времени. Это означает долгие часы работы, больше кофеина и всего несколько часов сна.

Поездка моей семьи в Нью-Йорк только усиливает давление, заставляя меня вовремя выполнять все задания, чтобы я могла сосредоточиться на них. Мама поделилась своим маршрутом — девичник, визит к друзьям, с которыми она хочет меня познакомить и которые работают в юридической сфере. А потом, конечно, День благодарения.

Я смотрю на время на настенных часах, понимая, что у меня есть всего час, чтобы собрать вещи, прежде чем машина отвезет меня в пентхаус моих родителей в городе.

— Просто у меня на уме много всего, — сообщаю я Лизель, надеясь удовлетворить ее своим пустым ответом.

— У тебя на уме какой-то человек? — она копает дальше.

— Нет, — неубедительно вру я. — Просто так.

Лизель продвигается дальше, открывает шкаф и достает бутылку водки. Она наливает небольшое количество в крышку и протягивает ее мне. Нехотя я беру у нее бутылку и выпиваю ее одним махом. Горло обжигает, и я начинаю хрипеть, пока алкоголь не оседает в желудке.

— Это должно помочь тебе проветрить голову, собрать вещи и разобраться с семьей, — продолжает она, ставя бутылку на место, пока я не остановил ее. Я прошу ее налить мне еще. — Какой вред это может принести? В этом и заключается дух. День благодарения — время быть благодарным за благословения, и я благодарен за тебя, а также за эту бутылку.

Я хихикаю, а затем икаю: — Прости, что я была сукой. Обычно я не такая угрюмая.

— Эй, это случается с лучшими из нас, — заверила она меня с теплой улыбкой. — Мне тоже пора собираться. Тетя скоро заберет меня, чтобы отвезти в аэропорт.

Когда она поворачивает в сторону комнаты, я окликаю ее по имени.

— Я тоже благодарна за тебя. Не знаю, что бы я без тебя делала.

— Наверное, меньше пьянствовала бы, — размышляет она. — И, возможно, была бы здоровее, поскольку моя одержимость заказывать пиццу из-за того симпатичного разносчика вышла из-под контроля.

— Это граничит с жутью, — я фыркнул, понимающе покачав головой.

Она громко смеется, а затем исчезает в своей комнате. Я следую ее примеру и направляюсь в свою комнату, чтобы собрать вещи. Прошло уже много времени с тех пор, как я останавливалась в квартире на Манхэттене, и я понятия не имею, что я там оставила. Не желая рисковать, я собираю все необходимое, а затем проверяю время на своем телефоне. Посмотрев на время, я не обнаружила никаких сообщений. Быстро проверяю свои социальные сети — ничего, требующего моего внимания, нет.

Раздосадованная, я снова яростно застегиваю чемодан.

Прошло целых две недели с тех пор, как я уехала от Уилла. И за эти две недели от него не было ни слова. Я могла бы написать ему сама, но после его строгого предупреждения быть осторожной, я решила не делать этого.

Я не знаю, что означает его отсутствие, но я точно знала, что такие мужчины, как он, легко отвлекаются, будучи уверенными, что он занят тем, что зарывается между ног какой-нибудь женщины. Признаюсь, меня это задевало больше, чем я хотела бы признать. Я никогда не считала себя ревнивой, и почему мне вдруг захотелось стать именно такой — не знаю.