Друг отца. Под запретом (СИ) - Ромуш Джулия

— Значит, честно, да?! — его смех звучит сухо, без тени веселья. — Трахать ты её начал до того, как мне всё сказал. Честный, сука!

Кривлюсь, чувствуя, как раздражение нарастает внутри.

— Слушай, я уже сказал, что не планировал. Так вышло.

— Кобель ты ебаный! — рычит Волков, и я вижу, как его кулаки сжимаются, как будто он едва сдерживается, чтобы не врезать мне прямо сейчас. — Я её к тебе отправил, чтобы оградить от ублюдков всех. Доверял тебе, а ты...

— Значит, не нужно было отправлять, — резко перебиваю, чувствуя, что моя выдержка тоже на исходе. — Я пытался тебя отговорить. Но уже как есть.

— Значит, я ещё и виноват, что ты дочь мою трахнул?! — его голос набирает обороты, басом заполняя комнату.

— Виноват или нет — сейчас это не имеет значения, Руслан, — отвечаю, сжимая челюсти, чтобы не перейти на крик. — Случившееся уже не изменить. Мы с Таей вместе. И я готов за это отвечать, каким бы ни было твоё мнение.

— Отвечать? — Волков стол сносит в сторону одним резким движением. Его глаза сверкают. — Как ты собираешься отвечать, Артём? Что ты ей можешь предложить?

— Всё, что нужно, — холодно бросаю, не отводя взгляда. — Всё, что у меня есть. Я тебя не боюсь, Руслан. Я не молокосос, которого ты пытался втюхать Тае. Я под твою дудку плясать не буду. Так что факт придётся принять.

Волков застывает на месте, его дыхание тяжёлое, грудь быстро вздымается. Он на грани.

— Если она узнает...

— Руслан, — перебиваю резко, мой голос становится тише, но жёстче. — Ты можешь продолжать запугивать, но это ничего не изменит. Тая — взрослая, и она сделала свой выбор. Угрозы здесь не помогут.

Между нами повисает напряжённая тишина. Волков не сводит с меня взгляда, а я не отвожу глаз, демонстрируя, что уступать не намерен.

— Ты знаешь, что я тебе этого просто так не оставлю, — наконец бросает он. Его голос низкий, пропитанный ледяным спокойствием. — Поговорим ещё, Гордеев. Ещё поговорим.

Глава 22.

Давлю на газ, пальцы так крепко сжимают руль, что белеют костяшки. Дыхание сбивается, сердце колотится, как бешеное. Господи, пожалуйста, только бы успеть! Про себя твержу, глядя на дорогу перед собой.

Гордеев, мать его, самоуверенный сукин сын, сунулся к отцу без меня. На его территории! А папа... Папа же...! В его кабинете оружие лежит. Да он, не задумываясь, пальнёт, если решит, что его дочь кто-то обидел! А зная, как Гордеев разговоры ведёт... Боже!

Внутренний голос не замолкает, подливает масла в огонь:

"А если они уже сцепились? Если папа достал пистолет? Если..."

— Чёрт! — выкрикиваю, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. — Я сама тебя прибью, Гордеев!

Скорость уже давно за пределами разумного. Дворники метут в бешеном ритме, смазывая капли на лобовом стекле. Небо хмурится, на улице сыро, дороги скользкие. Я понимаю, что рискую, но не могу остановиться.

— Быстрее, быстрее... — бормочу себе под нос, ловя себя на том, что губы сжаты до боли.

И тут всё происходит за секунды. Колёса скользят по мокрому асфальту. Машину заносит. Я резко выжимаю тормоз, но это только усугубляет ситуацию. Авто разворачивает боком, и я чувствую, как теряю контроль.

— Нет, нет, нет! — Крик вырывается сам собой.

Машина с глухим ударом врезается в дорожное ограждение. Подушка безопасности выстреливает, ударяя в лицо. Глухая боль разливается в висках. Мир перед глазами кружиться начинает.

На мгновение становится тихо. Только звук дождя и собственное тяжёлое дыхание.

— Твою же... — шепчу, пытаясь понять, что произошло. Но взгляд начинает мутнеть, голова кружится ещё сильнее. Где-то на заднем фоне слышу, как кто-то кричит, вроде бы мужской голос. Но он всё дальше и дальше...

***

Я прихожу в себя медленно. Веки тяжёлые. Голова гудит так, будто по ней лупили, как по барабану. И каждый вдох отзывается тупой болью в груди.

Немного приоткрываю глаза. Понимаю, что в больничной палате нахожусь. В нос ударяет запах антисептика, смешанный с чем-то химическим. Пытаюсь пошевелиться, но всё тело будто налито свинцом. И тут же слышу громкий голос отца:

— Ты, сука, вообще в курсе, что она могла разбиться?!

Мой взгляд резко перемещается в сторону звука. В палате, рядом с дверью, стоят двое — Гордеев и отец.

Разъярённый отец делает шаг вперёд, а Артём хмуро смотрит на него, сжав кулаки так, что, кажется, вот-вот ударит.

— Не ори! — рычит Артём, сдерживая себя из последних сил. — Она бы здесь не оказалась, если бы не боялась твоей реакции!

— Ты на кого голос повышаешь?! — Папа делает шаг ближе, их лица всего в нескольких сантиметрах друг от друга. — Я тебе её доверил, а ты... Ты в эту херню втянул! Ещё и рот на меня открываешь?!

В этот момент в палату врывается медсестра, пытаясь успокоить их:

— Господа, здесь больница! Вы оба мешаете пациентам отдыхать!

Но оба мужчины её попросту игнорируют. Напряжение в комнате настолько искрит, что вот-вот пожар случится.

Разлепляю губы, но голос тихий. А они так орут, что меня никто не слышит.

— Она мчалась домой из-за твоей ебаной тирании! — Артём рычит.

Моё сердце колотится где-то в горле, а голова кружится от каждого их слова.

— Закройся! Это мой ребёнок, ты слышишь? МОЙ! И если она... если с ней что-то случится... - Голос отца срывается, и он, кажется, осознаёт весь ужас ситуации.

— А ты что сейчас делаешь?! — Орёт Гордеев, глаза налиты яростью. — Вместо того чтобы думать о ней, ты тут сцены устраиваешь! Да ты на себя посмотри, Волков! Хочешь, чтобы она ещё больше стрессанула, увидев, как мы с тобой срёмся?

Медсестра снова пытается вмешаться, на этот раз вместе с доктором:

— Если вы немедленно не прекратите, я вызову охрану!

— Да вызывай кого хочешь! — рычит папа не оборачиваясь.

— Хватит! — вырывается из моих пересохших губ, и оба мужчины резко замолкают, одновременно поворачиваясь ко мне.

— Тая! — Голос Артёма резко меняется, становится мягче, хотя взгляд всё ещё горит. Он мгновенно оказывается у моей кровати, наклоняется, чтобы взглянуть мне в глаза. — Ты как? Голова кружится? Болит что-нибудь?

Отец подходит следом, но останавливается чуть поодаль, его взгляд тревожный.

— Доча, ты нас сильно напугала... — его голос звучит тише, но напряжение всё ещё сквозит в каждом слове. — Как ты себя чувствуешь?

Я смотрю на них обоих. Пытаюсь сглотнуть, но горло сухое, слова даются с трудом.

— Перестаньте... ругаться... — шепчу.

Но по их лицам я понимаю, что боялась не зря. Отец не принял ситуацию.

***

Меня оставляют в больнице. Ссадины, подозрение на трещину в ребре, растяжения и ушибы. Короче, застряла я здесь минимум на неделю. Спасибо подушке безопасности, что хоть не к небу отправила.

Рентген мне должны сделать сегодня после обеда. До обеда ко мне должен прийти отец и Гордеев. Я молюсь, чтобы они выбрали разное время, потому что вчера их чуть ли не с охраной отсюда выводили. Я, конечно, догадывалась, что отец не обрадуется, но что реакция будет настолько бурной… на это я точно не рассчитывала.

Лежу, смотрю в потолок и стараюсь дышать ровно. Боли-то терпимые, но нервы... нервы уже давно на пределе. В голове всё ещё крутятся обрывки вчерашнего разговора. Крик. Мат. Обвинения. Всё смешалось в одно. Самое смешное, что эти двое решили, раз они вышли за дверь палаты, то мне слышно ничего не будет. Порадовало в этой ситуации только одно - Гордеев не станет прогибаться. И отец это знает. Значит... Они либо поубивают друг друга, либо в конченом итоге отцу придётся смириться.

— Привет, дочь. - Дверь в палату распахивается, и на пороге появляется отец. В одной руке — огромный букет цветов, в другой — пакет, который выглядит так, будто они все магазины в городе обошёл.

— Магазин ограбил? — спрашиваю с улыбкой, но тут же слегка кривлюсь — улыбаться больно.