Саджад Захир - Дочь куртизанки
Суман села в одно из стоявших во дворике кресел и осмотрелась. На столике перед креслом в беспорядке лежали несколько журналов, сигареты и спички. В стороне под навесом стояла кровать, застланная синим покрывалом. У изголовья на маленьком столике стояли кувшин и стаканы, а на нижней полочке — стопка газет и журналов.
Суман волновалась. Прийти-то она пришла, а как она начнет разговор? Конечно, он посчитает ее дурой или подумает что-нибудь похуже. Открыть ему все или нет? Если не рассказывать все, он может подумать, что у нее что-то было с Джавидом. Конечно, надо было посоветоваться с Юсуфом… Калитка на улицу оставалась открытой. Ей захотелось встать и убежать. Но это было бы совсем глупо. Неизвестно, зачем пришла и неизвестно почему убежала.
Она услышала скрип открывающейся двери, густой бас, что-то мурлыкающий, и шлепанье домашних туфель, и на веранде появился доктор Рафик. На одной руке у него висело мокрое отжатое белье, другой он приглаживал коротко остриженные волосы. Он заметил ее, приподнял брови и приветливо улыбнулся.
— Вот и вы. Прекрасно, — сказал он.
Суман встала и почтительно приветствовала его.
— Сидите, сидите, я вот только повешу эти тряпки. — Он пошел к натянутой между двумя деревьями веревке.
Суман поколебалась, потом вышла вперед и, запинаясь от страха, предложила:
— Позвольте, я помогу вам.
Он протянул ей рубашку, а сам стал расправлять на веревке полотенце.
— Здоровы? Чем теперь занимаетесь?
— Спасибо, здорова… Просто работаю. Преподаю, как и раньше…
Она успокоилась. И сама по себе пришла уверенность, что все обойдется хорошо. Они развесили белье, и доктор Рафик закрыл калитку на улицу. Суман села в кресло, он устроился напротив нее и, закуривая, спросил:
— Чашку чаю? Я тоже еще не пил. — И, не ожидая ответа, попросил слугу подать чай.
— Курите. — Он подвинул ей сигареты.
— Что вы, нет, — смущенно ответила Суман.
Немного помолчали. Он не произносил ни слова, будто хотел ей дать время собраться с мыслями и справиться со смущением. Суман собрала все свое мужество и заговорила:
— У вас найдется для меня свободная минута? Если нет, я зайду в другой раз.
— Рассказывайте, — просто ответил доктор Рафик. Суман заметила, что он очень внимательно смотрел на ее руки. Она волновалась и никак не могла сообразить, с чего начать.
— Я слыхал, что вы прекрасно поете, — сказал он. — Я не очень разбираюсь в тонкостях музыкального искусства, но хорошая песня радует и мою душу.
Суман стало легче от его улыбки.
— Господин Рафик, — решилась она наконец, — я попала в ужасно трудное положение. Я пришла к вам посоветоваться.
Он молча курил сигарету.
— Господин Юсуф не рассказывал вам обо мне? — Она подняла голову и вопросительно посмотрела на него.
Подали чай. Он стал разливать и, не глядя на нее, заговорил:
— Я не расспрашивал Юсуфа о вас, и он ничего не рассказывал. Однажды, когда мне надо было перепечатать какие-то бумаги, он взял их и сказал, что отдаст их вам. А о том, что вы поете, он сказал тогда в ресторане. Помните? Вот и все. Больше я ничего не знаю. Но я готов выслушать все, что вы захотите мне рассказать.
— Я дочь танаиф, куртизанки, — вымолвила Суман, вскинув голову, и тут же снова опустила ее. — Дочь подруги богатых мужчин.
— И это мешает вам держать голову прямо? Не от нас зависит наше рождение. А часто и выбор профессии, — добавил он.
У Суман защемило сердце. Он пододвинул ей чашку и сказал:
— Рожденному в добродетели остается только следовать ее примеру. Не больше ли достоин похвалы тот, кто боролся с породившей его средой, чтобы изменить ее к лучшему к наперекор всему стать человеком? Пейте чай, Суман.
Суман взяла чашку, взглянула на него благодарными глазами и, размешивая ложечкой сахар, стала рассказывать о своей жизни. Он не перебивал ее, когда она останавливалась.
И она продолжала:
— …А потом я, вымазав лицо сажей, убежала. Я взяла рикшу, а они погнались за мной. Но бог посчитал нужным меня защитить. Со стороны Университетской улицы показался какой-то человек, схватился с этими негодяями и, рискуя жизнью, вступился за меня. Автомобиль мчался на него… Подумайте, они могли сбить его, и никто бы не узнал, что произошло на той пустынной улице… Я как подумаю, меня бросает в дрожь — ведь могло случиться, что он сам погиб бы там…
— Он поступил так, а не иначе потому, что счел это своим долгом, — сказал доктор Рафик. — А расправиться с теми, кто готов рисковать своей жизнью ради долга, тоже не так-то легко. Они испытывали его нервы, Суман.
Суман внимательно следила за ним. Он был очень серьезен и больше никаких чувств не отражалось на его лице. Неужели она ошиблась, когда думала о нем, как о своем спасителе.
Темнело. Теперь она уже плохо различала черты его лица, но, собрав все силы, продолжала рассказ. А закончив, умолкла и стала ждать, что он скажет.
Он закурил вторую сигарету, наклонился вперед, чтобы видеть ее лицо, и сказал:
— Суман, вы видели много богатых мужчин, но, судя по всему, не встречались с женщинами из богатых домов. Вам приходилось сталкиваться с ними вплотную?
— Нет, — ответила Суман, не поняв, к чему он спрашивает об этом.
— Тогда я скажу вам, что жалеть таких, как Нафис, — слишком неблагодарное дело.
— Но… но ради Юсуфа, — запинаясь, пробормотала Суман.
— Я понимаю. Но что такое Юсуф для Нафис? Я давно знаю их семью. Нафис — типичная девушка из богатой семьи. Литература для них — мода, политика — забава, поэты и писатели — реквизит для спектаклей, которые они разыгрывают, вроде бенаресских игрушек из дерева, лакнауских — из глины или бенгальских — из папье-маше… Разве трудно тем, кто каждый день покупает для своей собачки кувшин молока, достать каплю хмельного для поэта? А цель одна — развлечение…
Суман смотрела на него, не отрывая глаз.
— Это так неожиданно для меня, — прошептала она. — Но… но ведь эти поэты, писатели и другие — грамотные, ученые люди… Как же они не поймут этого? Как они позволяют дурачить себя, не разгадают этого лицемерия?
— Они понимают, — горько усмехнулся Рафик. — Но все это очень сложно, Суман. Каждому человеку хочется побыть в красивой обстановке. Всем нам присуще стремление к красоте. Человек с рождения любит слушать, как его хвалят. Очень трудно удержаться от соблазна. Остается ответить на другой вопрос: какой ценой приходится расплачиваться за это? И ответ на этот вопрос определяет выбор человека.
Суман молчала.
Он затянулся сигаретой и продолжал:
— Скажите, неужели вам не хочется, чтобы на вас было красивое сари, на ногах изящные туфли, в ушах, на шее и запястьях рук сверкали украшения, чтобы вы ездили в роскошной машине по фешенебельным курортам, чтобы в вашей сумочке не переводились деньги, чтобы вы могли купить в магазине все, что хочется. Вся беда в том, что цену, которую надо заплатить за это, вы лично считаете слишком высокой. Поэтому сейчас на вашем красивом теле грубое ситцевое сари, поэтому ваша шея не украшена дорогим ожерельем, а на руках нет браслетов, поэтому ваши ноги покрыты дорожной пылью…
