Элита (СИ) - Салах Алайна

Нужно что-то сделать. Свести всё к шутке, отойти, оттолкнуть. Леон выпил, и есть Эльвира… А ещё мама со скалкой.

Но его ладони продолжают скользить по моим пижамным штанам, а я попросту не могу пошевелиться. Я захлёбываюсь, я тону в эйфории и остром вожделении.

— Ты зря предъявляешь к себе слишком высокие требования, — сипло выходит из меня. — Тебе всего двадцать три.

— Пытаешься развязать мне руки, — его хриплый смешок вибрирует у меня под пупком. — Плохая идея. Я и так еле сдерживаюсь.

Его дыхание на моей коже сменяется жадным прикосновением губ. Зажмурившись, я запрокидываю голову. Всё моё тело от макушки до пят покрыто мурашками. Язык Леона скользит по моему животу, ладони грубо сжимают задницу.

Опустив ладони ему на плечи, я царапаю ногтями рубашку. Господи, господи… Надо всё это срочно остановить… но где, чёрт возьми, взять на это сил, если всё это — именно то, чего мне хочется?

Слышится скрежет отодвигаемого стула, и в ту же секунду тело Леона прижимается к моему: очень твёрдое, нестерпимо горячее. Дыхание с привкусом виски перемещается к моему лицу, ладони — к талии.

— Всё было гораздо проще до тебя… — в голосе Леона слышно неподдельное отчаяние, — я так заебался убеждать себя в том, что ты меня никак не касаешься.

Наклонившись, он впивается губами в мой рот с такой жадностью, будто сдерживал себя годами. А я, как истинная «шлюха» по версии мамы, моментально ему отвечаю.

32

Наш поцелуй — слишком жадный, слишком отчаянный, чтобы можно было думать о чём-то ещё. Улетучиваются все «против», оставляя лишь уверенное «за»; исчезают мысли о том, что любой из обитателей дома, гонимый жаждой, может сюда войти.

Леон отрывается от моих губ лишь на секунду — бормочет «твою мать» — и снова накрывает их своими. Моё тело вибрирует в адреналиновой эйфории, в груди и животе пылает огонь. Я запускаю пальцы ему в волосы — царапаю, тяну, глажу. Это мне хотелось сделать с момента нашей первой встречи.

Леон отрывает меня от пола и, усадив на столешницу, рывком раздвигает колени. Мраморная поверхность холодит бёдра, из горла вырывается стон. В шов пижамных штанов упирается твёрдость паха, напоминающая о том, что на мне нет нижнего белья. Сердце бешено барабанит под горлом, внутренности сводит от возбуждения.

Наше дыхание сливается в одно невидимое пульсирующее облако, взгляды пересекаются. В его — темнота и голод, в моём, подозреваю, то же.

— Хорошо не думать… — голос Леона глухой и надломленный. — Сейчас я завидую тупицам.

В следующую секунду его ладони — у меня под рёбрами, задирают майку, губы спаиваются с кожей и, скользнув вверх, жадно обхватывают сосок. Я хватаю воздух ртом — от наслаждения, переполняющего тело, и от притока мыслей. Голая грудь — это уже серьёзно, она — финальная граница между категориями «шестнадцать» и «восемнадцать плюс».

— Леон… — лепечу я, упершись ладонями в его грудь. — Это будет неправильно… по многим причинам.

Он замирает и, тяжело дыша, жмурится. Я делаю то же самое в попытке вернуть себе хоть немного самообладания. Как бы Леон мне ни нравился, я не готова подтвердить все эти байки о распутных домработницах и отдаться ему здесь.

— У тебя есть девушка, — добавляю я шёпотом. — А в доме люди.

Шумно выдохнув, Леон отступает назад. Брови нахмурены, челюсть плотно сжата.

Я сползаю со стола, чувствуя дрожь в коленях. Тепла его тела моментально начинает не хватать, но дышится определённо свободнее.

— Может, всё-таки выпьешь воды и пойдёшь спать?

Не глядя на меня, Леон встряхивает головой, словно пытаясь прогнать оцепенение.

— Хорошая идея.

Я выхожу из кухни первой, Леон идёт следом. Моё тело всё ещё наэлектризовано происходящим, а потому я остро ощущаю его присутствие за спиной: как взгляд скользит по моей спине, бёдрам, ногам, как хмурятся при этом брови и натягиваются мышцы на руках.

У лестницы Леон нагоняет меня, легонько задев локтем. Несколько ступеней мы молча идём рядом, а затем его ладонь ловит мою. Я сжимаю пальцы в ответ — жест едва ли не более интимный, чем всё, что происходило пару минут назад. В левой половине груди трепещет. Всё это слишком хорошо.

Как истинный джентльмен, Леон провожает меня до дверей комнаты.

— Ну что, я пойду? — я покачиваюсь на пятках, чувствуя себя одновременно смущённой и по-идиотски счастливой, словно вернулась с лучшего в мире свидания.

— Хочу войти с тобой, — его глаза в полутьме одержимо мерцают, голос всё такой же хриплый, — больше всего на свете.

Я кусаю губу изнутри. Мне хочется его впустить. Но если сделаю это — потеряю гораздо больше, чем приобрету. Я себя знаю.

— Сейчас это будет ошибкой, — заставляю себя удерживать его взгляд.

Леон на пару секунд прикрывает глаза, после чего, кивнув, отступает назад.

— Ладно.

В груди разливается тепло пополам с грустью. Ох, горе мне, горе. Уж слишком он приблизился к моему идеалу мужчины.

Видимо, по этой причине вместо того чтобы продолжить пятиться назад, я делаю крошечный шаг вперёд. Леон без заминки тянется ко мне, и воздух вокруг нас снова взрывается. Его рука обхватывает мою шею, запуская пальцы в волосы. Моя ладонь скользит вверх по его груди, ловя удары сердца. Мы высасываем друг друга ещё фанатичнее, чем делали на кухне.

— Спокойной ночи, — бормочу я ему в губы.

— Спокойной ночи.

Отступив, Леон исчезает в полумраке коридора.

Я дожидаюсь, пока дверь за ним не захлопнется, и на дрожащих ногах прислоняюсь к стене. К губам прилипла улыбка, от тяжести сердцебиения вибрирует грудная клетка. Вот это я сходила водички попить.

33

Утро пахнет приготовленным мамой какао, влажной землёй и сладостным предвкушением, от которого в животе приятно покалывает. Сцены вчерашней ночи прокручиваются в голове, как поставленный на повтор любимый клип: горячие ладони Леона на моей коже, его голос, хриплый от желания, его взгляд — такой, словно я — единственная и самая важная женщина на свете.

Включив наушники с треком любимой Ланы Дель Рей, я прислоняюсь к автомобильному окну. Ленивый октябрьский дождь оседает на стекле извилистыми змейками, тогда как у меня на душе — солнечно и тепло. Мы с Леоном поднимались по лестнице, держась за руки, целовались возле двери моей комнаты. Понятия не имею, к чему приведёт нас случившееся, но проснулась я абсолютно счастливой.

По обыкновению, выйдя из машины на университетской парковке, я неожиданно обнаруживаю, что больше не являюсь главным предметом университетских сплетен. Учащиеся заняты своими делами: парочка по соседству целуется, трио старшекурсников громко обсуждает исход футбольного матча, подружки Милены-Шер жеманно потягивают курительные гаджеты. Никто не пялится в мою сторону, не морщится и не тычет пальцем.

Я благодарно возвожу глаза к небу. Какое счастье, что никому больше нет до меня дела.

— Лия!

«Сглазила», — цежу я сквозь зубы, перед тем как обернуться. Ко мне приближается Тимур. В руке — подставка с двумя стаканами кофе, на лице — подобострастная улыбка.

— Доброе утро! — склонившись, он клюёт меня в щёку. — Роскошно выглядишь. Это тебе.

Один из стаканов перекочёвывает ко мне в руку, заставляя озадаченно уставиться на дарителя.

— Думаешь, я стану это пить после той вечеринки?

— Клянусь, Лия, это не я, — лицо Тимура страдальчески кривится. — Ты же видела: я сам еле на ногах стоял. И я бы в любом случае никогда не стал таким заниматься… Во-первых, Леон мой друг, а во-вторых, у меня тоже есть принципы.

— Ты нюхал мои волосы и тёрся обо меня, как Тузик о столб, — напоминаю я.

Щёки Тимура, подёрнутые природным девичьим румянцем, становятся пунцовыми.

— Возможно, я отпил из твоего стакана, — бормочет он. — Извини ещё раз. Я не такой плохой, как тебе могло показаться.