Будешь моей (СИ) - Романова Наталия
Даже Игнат – знатный ловелас, от души попивший генеральской кровушки, стал примерным семьянином, что говорить о Николае, тем более о Фёдоре и Михаиле, которые и вовсе не по мирским законам жили.
– Пришёл?! – гаркнул отец, оглядев сына с головы до ног, как нерадивого новобранца. – Садись, – отдал команду, показывая напряжённой рукой на стул. – Говори, с чем явился?
– Хм… – Олег нахмурился на секунду.
Где он успел накосячить, заслужить молнии из глаз генерала?
Служил честно. Закон не нарушал. Не был. Не состоял. Не привлекался. Не участвовал. Родственников за границей не имел.
– Приехал сказать, что женюсь, – сказал Олег. – Через месяц или два, сколько там полагается ждать…
– Естественно, женишься! – прорычал отец, ударив кулаком по столу. Декоративная чернильница подпрыгнула, звякнув стеклянной крышкой. – Ещё бы ты не женился!
Нервно дёрнул ящик стола, отчего несчастная чернильница пустилась в пляс. Вытащил лист бумаги, самый обыкновенный, формата А4, сложенный вчетверо. Быстро расправил, провёл широкой ладонью по напечатанному, протянул сыну, напоследок тряхнув несчастным листом, как кухонной тряпкой.
Олег несколько раз вчитался в написанное, с каждым разом сильнее и отчаянней покрываясь то холодным, то горячим потом. Этого просто не могло быть, потому что быть не могло.
Сюр какой-то. Идиотизм. Насмешка вселенной. Оплеуха от мироздания. Расплата за все грехи разом.
«Вероятность отцовства: 99, 999%
Комментарий: Биологическое отцовство предполагаемого отца Калугина Олега Степановича в отношении плода матери Кучеренковой Яны Васильевны не исключено»
– Естественно, женишься! – отчеканил отец. – На следующей неделе женишься, я поговорю с кем надо, пока пузо на нос не полезло! И жить будешь, и ребёнка своего растить, ответственность нести, как мужику полагается.
– Откуда у тебя это? – уставился на отца Олег.
Он ждал ответа от лаборатории. Не фанатично, поминутно электронный адрес не проверял, однако вопрос из поля зрения не выпускал. Разок позвонил уточнить, что за задержка, эдак ребёнок родится, в школу пойдёт, а они внутриутробный тест ДНК будут делать. Девушка на том конце провода заверила, что сроки соблюдены, результаты отправлены, но она, конечно, перепроверит.
Потом события, эмоции закрутили с такой страшной силой, что он попросту забыл о Кучеренковой и о собственном предполагаемом отцовстве. Насрать стало с высокой колокольни.
Осталась только Маська и планы, в которых места проходящим бабам, беременные они или нет, не нашлось.
– Невестка моя будущая прислала, я распечатал. Или ты думаешь, я не знаю, как принтер включается?
– Очевидно, знаешь, – огрызнулся Олег, вставая.
С отцом разговаривать бесполезно, с матерью тоже, да и…
Сука, сука, сука!
Биологическое отцовство предполагаемого отца Калугина Олега Степановича в отношении плода матери Кучеренковой Яны Васильевны 99, 999 %
Сука, сука, сука!
Твою мать!
А-а-а-а!
– Куда намылился? – рыкнул отец. – С рук тебе такое не сойдёт, не мечтай! О шаболде своей из медицинского думать забудь! Заделал дитя, имей мужество нести ответственность перед людьми и богом. Ясно тебе?
– Откуда о Тине знаешь? – остановился как вкопанный Олег, оглянулся на отца.
Вздымающаяся в гневе грудная клетка, расстёгнутый ворот голубой рубашки, вздутая вена, пересекающая покрытый морщинами лоб, стиснутые до торчащих желваков челюсти. Высокий, плотный, немолодой, пышущий праведным гневом.
Просто Ликург, убивающий в приступе безумия топором своего сына, а не генерал-полковник на почётной пенсии.
– Чего знать-то? Велика тайна, – развёл руками отец, усмехаясь. – Приезжала твоя Яна, сидела здесь, на этом вот месте, – показал на стул, с которого только что встал Олег, – слёзы лила, рассказывала, что нашёл студентку, с друзьями её знакомишь, всё время с ней проводишь, а про неё с ребёнком думать забыл. Три копейки на хлеб, и то не даёшь, на эту свою… шмару спускаешь всё без остатка.
– Она не шмара! – подорвался Олег. – Не вмешивай сюда Тину.
– А как назвать девку, которая раздвигает ляжки перед почти женатым мужиком? Благочестивой, добродетельной, порядочной? Порядочной дрянью, если только!
– Повторяю. По слогам. Не. Вме-ши-вай. Ти-ну! – проговорил Олег, понимая, что ещё одно слово в сторону его Маськи, и он взорвётся похлеще аммиачной селитры в порту Бейрута. – И для общего развития, если тебе вдруг интересно, на Кучеренковой я жениться не собираюсь. От меня она беременна или от капитана Америка – наплевать.
– Что значит «жениться не собираюсь»? – взревел отец.
Отбросил в сторону компьютерное кресло, которое, с жутким грохотом, врезалось в стеллаж с книгами, от чего редкие издания покачнулись, некоторые с шумом повалились на пол.
– То, что слышал. Жениться на Кучеренковой не собираюсь! Нахер она мне не сдалась!
– Ребёнок тоже нахер не сдался? – прошипел отец.
– К ребёнку вопросов нет. Мой – буду воспитывать, обеспечивать, на выходные брать. Жениться на его матери не буду, жить с ней не стану.
– Чушь не мели, – зарычал генерал. – В какой вере покрестят моего внука, если ты с его матерью жить не будешь? В никонианскую церковь* кровь свою отдать собрался?
– Пусть хоть в буддисты крестит! – вспылил Олег.
Шагнул из кабинета, захлопнул с грохотом дверь, показалось, что стена от удара качнулась. Поспешил, почти побежал к выходу, не видя ничего и никого вокруг.
В висках наковальня из мыслей.
В сердце яд, растекающийся по артериям, венам, сосудам.
Во всём теле – боль.
– Не позволю!
Неслось со стороны крыла, где в кабинете остался отец, наедине со своими предрассудками, традициями, самой правдивой правдой из всех возможных правд.
Верой, появившейся и окрепшей на старости лет почти до состояния фанатизма.
Дети, тем более внуки генерала Калугина, могут быть крещены только в исконной, истинно православной вере.
Без вариантов.
Без исключений.
Без поправки на обстоятельства, тем более чувства.
Вступать в брак тоже желательно с представителями своей, русской православной старообрядческой церкви, причём конкретного согласия**, в их, Калугинском случае – беспоповского толка**, но жизнь в миру вносила коррективы.
На брак сына с девушкой не их согласия Калугин-старший был готов закрыть глаза, хотя время показало, что все, не мытьём так катанием, оказались женаты на своих.
На крещение вне их церкви – нет.
Нет. И нет. Никогда.
Кучеренкова относила себя к православным. Была ли крещённой, посещала ли церковь хоть раз в жизни, Олег понятия не имел. Но отлично понимал, последнее, что придёт ей в голову – это крестить их ребёнка в вере, к которой она сама не имеет никакого отношения.
Да и кто позволит?..
Кто пустит никонианку, пусть миллион раз условную, в приход их согласия? Через порог позволит переступить?
Отрезанным ломтём для их согласия станет ребёнок Кучеренковой, а этого Калугин-старший не позволит никогда.
Значит, только законный брак. С Кучеренковой, сука!
Только хрен там ночевал, товарищ генерал.
Хрен. Там. Ночевал.
На обратном пути заехал к Яне, имелись у Олега насущные вопросы к этой дряни.
Решила, значит, что тот простой факт, что он разок не вытащил, даёт ей особые преференции?
Поверила, что на его детородном органе в рай въедет? В себя поверила?
Он ей такой рай покажет, такой домострой продемонстрирует, небо с овчинку покажется.
Яны дома не оказалось. Зря долбил в дверь, едва не вынес.
– Нету её, – объявила соседка, высунув нос из соседней квартиры. – Ходят с утра до ночи, покоя ни днём, ни ночью! Достали, сил нет!
Во дворе медицинского колледжа стояла гробовая тишина. По нагретому от солнечных лучей асфальту, под порывами тёплого ветра каталась парочка воздушных шаров, валялось несколько ярких фантиков, на фонарном столбе галстуком была привязана ленточка выпускника.
