Громкий шепот - Милас Мари

– Первая буква имени…

Мои глаза несколько раз медленно моргают.

– Черт возьми, они называли тебя Эм, потому что на эту букву начинается твое имя?

Я думала, что моя семья лишена рассудка, но, оказывается, все не так плохо. Родные Макса даже не соизволили называть своего ребенка по-человечески, а делали это так, будто издавали какие-то непонятные звуки.

– Отличная работа, Шерлок, – весело подмигивает Макс.

Где этому обучают? Может, есть какие-то курсы по «сексуальному подмигиванию» или что-то типа того? Когда я пытаюсь подмигнуть, то выгляжу как человек, перенесший инсульт.

– Мне жаль, Макс. – Он оживает, как и всегда, когда я делаю акцент на его имени. Раньше мне казалось это странным, но теперь все иначе. – Каждый из нас достоин, чтобы к нему обращались по имени. Ведь мы личности, а не буквы в алфавите. Мы не звуки, а мелодии. Мы не краска одного цвета, а картины разных тонов.

Макс всматривается в мои глаза, как обычно пытаясь залезть в душу и потрогать каждую эмоцию. И как бы я ни старалась держать лицо бесстрастным, знаю, что под его теплым взглядом с каждой секундой мои ледяные стены все больше тают.

– Мне нравится, как ты произносишь мое имя, – неожиданно признается он, сокращая между нами и без того маленькое расстояние. – Каждый раз у тебя находится для меня новая интонация и эмоция. Как и для твоих рисунков. Цветы всегда разных цветов. Какой расцветки они будут сегодня?

Я опираюсь на дерево, когда понимаю, что уже буквально ощущаю волны жара, исходящие от него, хотя мы все еще сохраняем дистанцию. Руки скользят по древесной коре позади меня, пытаясь отогнать это постоянное ощущение палящего солнца. Так же, как и при нашей первой встрече, мне кажется, что солнцезащитные кремы бессильны.

Макс делает еще один шаг, опираясь рукой рядом с моей шеей со стороны родимого пятна. Он не отрывает от него взгляда, а я же, в свою очередь, не перестаю смотреть на то, как вибрирует его грудь от каждого рваного вздоха.

– Так какого они будут цвета?

– Оранжевого. Может быть, желтого. – Я пытаюсь побороть сухость в горле. Мне срочно нужна вода. Желательно со льдом Антарктиды.

– Почему они будут желтыми, Валери? – Макс нежно прикасается к моим волосам, не давая им запутаться в коре дерева.

В ногах резко появляется слабость – возможно, мои колени тоже плавятся. Отойди от меня, черт возьми! Оказывается, избегать друг друга было идеальной затеей.

Мое затяжное молчание начинает действовать мне на нервы, но я не могу проронить ни слова. Макс наклоняется к уху, отчего его грудь соприкасается с моей и ощущается как раскаленная лава.

Небеса небесные, пожалуйста, включите снег.

– Потому что ты так стараешься быть льдом, но до ужаса боишься белого цвета.

Его дыхание щекочет кожу.

– Для меня это цвет любви, – шепчу я.

– Так полюби себя.

Макс с силой отталкивается от дерева и следует за лаем Брауни где-то вдалеке, пока я пытаюсь подобрать свое здравомыслие и контроль с земли.

Брауни. Боже, мы совсем забыли о нашем мальчике. Нашем. С каких пор он стал нашим?

Я нахожу Макса около огромной грязной лужи, похожей на болото, в которой не перестает валяться Брауни. Вся его шерсть покрыта толстым слоем почвы с травой, и обычный пятнистый черно-белый окрас полностью стал коричневым.

Смех без предупреждения срывается с губ, и мне приходится закрывать рот ладонью, чтобы не повысить уровень агрессии, с которой смотрит на собаку ее хозяин.

– Брауни, я оставлю тебя здесь! – кипятится Макс. – Ты весь в этом дерьме и почти сливаешься с природой. – Он с силой проводит по лицу рукой в раздраженном жесте. – Вставай, я сказал! Ко мне!

– Ты сказал, что оставишь его здесь, вот он и остается, – протестую я.

– Не защищай его. Я адвокат в этой семье! – рявкает он с разъяренным видом.

Я начинаю смеяться до боли в животе и вижу, как Макс с минутной заминкой тоже складывается пополам от хохота. Мы поочередно пытаемся заговорить, но стоит Брауни лечь в лужу и начать издавать носом булькающие звуки, вновь задыхаемся в приступе смеха.

Боже, я полюбила эту фальшивую семью. Даже несмотря на то, что она никогда не полюбит меня.

Грейс вопит как банши, когда мы появляемся в образе Человека-грязи из «Марвел». Этому дому потребуется самая генеральная уборка из всех возможных. Макс поскальзывается и теряет равновесие, отпуская Брауни, который, как камикадзе, сносит все на своем пути.

– Не приближайтесь к моей кухне! – кричит Грейс, захлопывая дверь перед носом собаки.

Наконец-то нам удается успокоить Брауни и затащить его в ванную, оставляя за собой след грязи на каждой поверхности дома.

– Нас лишат собачьих родительских прав, – ворчу я и снимаю промокший грязный свитер. На мне остается футболка, но она тоже вся мокрая. Вид Макса не лучше моего. Короче говоря, мы оба выглядим примерно как Брауни.

– Не переживай, я выиграю это дело, – ухмыляется Макс, загоняя собаку в душевую кабину размером с мою спальню.

– Тебе помочь? – спрашиваю я, когда он делает шаг, чтобы зайти под душ и начать возвращать Брауни его истинную окраску далматинца.

Макс изучает меня пару секунд, и коварная улыбка появляется на его лице.

– Прошу. – Он делает пригласительный жест рукой, пропуская меня вперед.

Я с опаской ступаю на мокрую плитку душевой, потому что улыбка Макса не предвещает ничего хорошего.

– И помни, ты сама подписалась на…

Он не успевает договорить, как Брауни со всей силы начинает стряхивать с себя воду и тереться об меня подобно щеткам в автомойке. Смеясь, Макс быстро присоединяется к нам и захлопывает дверь.

– Ты думала, мы тут будем как в спа? Нет, дорогая, это водная битва. Выживает сильнейший. И не хочу тебя расстраивать, но обычно побеждает Брауни.

На этих словах лапы собаки упираются Максу в плечи, заставляя его прижаться ко мне. Брауни смотрит на нас, как на предателей.

– Давай, малыш. Ты же не станешь со мной бороться? – Я ласково чешу ему за ухом. – Сейчас мы тебя сделаем самой красивой собакой.

Брауни немного успокаивается и опускается на пол, позволяя полить на него водой из душевой лейки. Макс смотрит на нас, как на рождественскую елку в августе, затем приседает и начинает намыливать шерсть шампунем, который пахнет лучше, чем мой собственный.

Лапа Брауни бьет меня по ноге несколько раз. Догадываясь о его просьбе, я опускаюсь на колени. Мои руки нежно массируют шерсть, и он одобрительно фыркает. Периодически пальцы Макса соприкасаются с моими, посылая по всему телу разряды тока. Ситуация кажется смертельно опасной, ведь электричество и вода несовместимы. Но, может, это не касается нас? Возможно, это нас не убьет?

– Как ты зарабатывала деньги, когда жила с Алексом? – внезапно спрашивает Макс. – Я видел выписку. Ты пополняла свой счет последний год.

И я благодарна ему за начало диалога, ведь так мне не придется думать о его мыльных руках, мягко скользящих по моей коже.

– Я продавала эскизы своих рисунков. Иногда полноценные картины. Это, конечно, не шедевры, но многие покупали их для интерьера детских комнат или в хосписы. Цветы лечат. – Я пожимаю плечами, намыливая уши Брауни. Он облизывает мое лицо, и я весело морщусь.

У меня не было цели заработать на своем хобби миллионы. Я лишь хотела…

– Для чего тебе нужны были деньги? – Макс читает мои мысли. – Алекс неплохо зарабатывал, насколько мне известно. Не пойми меня неправильно. Я считаю, что женщина должна иметь свою подушку безопасности, но ты же не делала этого раньше. Так почему в последний год?

Я никому не признавалась в этом, но сейчас в тайне нет смысла.

– Хотела сбежать. Уехать куда-нибудь, где он никогда меня не найдет. Разорвать контакты со всеми, кто мне дорог, чтобы они не знали, где я нахожусь, и были бесполезны для Алекса. Чтобы находились в безопасности, – произношу я сквозь ком в горле.