Кэрри Браун - И всё равно люби
Он миновал поворот, очерченный с двух сторон деревьями, и собирался направиться к дому. Наверное, ему просто нужно прогуляться, глотнуть свежего воздуха, и все успокоится. В этой части кампуса располагались административные и учебные здания, и сейчас никого не было. В столовых работу тоже закончили, остатки ужина прибрали, запустили огромные посудомоечные машины, выпускающие пышную белую пену в кисловатые стоки, бегущие по влажной плитке темных подвалов. Трава на газонах, верно, холодная теперь, жесткая от ночного воздуха.
Он еще раз свернул и начал подниматься по ступеням. Вечерний бриз не мог пробраться во внутренний двор, и плющ на стенах был неподвижен, черные листья спокойно висели. Ему никак не удавалось ухватить какую-то мысль. Что-то ускользало от него.
Ускользало не что-то конкретное, не само место, не чудесный мир Дерри, не его собственный прекрасный материальный мир. И не его любимая Рут, чья жизнь началась так печально, а она так храбро держалась, находила смешные истории и так прямо смотрела на мир. Сколько же радости и веселья принесла она ему за все эти годы. Он чуть не потерял ее однажды – по собственной трусости, из страха, – но в конце концов все выправилось.
На всем белом свете нет такой, как она.
Но что-то явственно от него ускользает. Он подошел поближе к стене и посмотрел на неподвижные листья, словно надеясь в них разглядеть и остановить это что-то – чем бы оно ни было. Тут листья над его головой отчаянно затрепетали, и он резко отпрянул. Шагнув назад, он увидел темный силуэт потревоженной птицы – крыльями она едва не задела его лицо.
И снова волна тоски накрыла его – уже привычная, даже родная, она словно пересекла незримую черту и приблизилась к нему, махнув рукой, прежде чем снова исчезнуть.
Глава 4
Добравшись до дома, Рут трясущимися руками зажгла в гостиной все лампы и бросилась на кухню. Сырным пышкам нужно лишь несколько минут. Она машинально включила духовку, не заметив в мойке грязную тарелку, оставшуюся после ее утреннего сэндвича.
Питер совершенно ошарашил ее в церкви, она чувствовала себя раздавленной, униженной, чувствовала, как все глазеют на нее, и поспешила скрыться, сославшись на хлопоты с предстоящим приемом гостей. Но теперь она ясно понимала, что провести никого не удалось.
Да-да, сказывается возраст, что поделаешь, – так они будут судачить. Он слишком стар для этой работы. Вот-вот выживет из ума. Не годится он больше. Он потерял хватку.
Но беспокоило ее даже не это. На мгновение она закрыла лицо руками и застыла так, очень тихо, вдыхая запах своих ладоней. Нет, не это – а то, как он говорил с ней: словно она ему неприятна, словно с чужой.
Руки тряслись, она потянулась за прихватками. Неладно с Питером, ох не ладно… Не надо его вот так отпускать одного. Но он был так решителен, так холоден. А скоро еще и гости придут! Надо успеть приготовиться.
И она заторопилась к дому, чуть ли не бегом, то и дело спотыкаясь в парадных туфлях. Остальные наверняка идут позади, но уважительно держат дистанцию. А может, и никто не пошел. На секунду она оглянулась – люди вышли из церкви и остановились неподалеку на дорожке, несколько человек пошли проводить мальчиков в общежития, остальные мило беседуют. Не иначе как о Питере – «как бы его сместить? как бы от него избавиться?».
Услышав вкрадчивый голос Чарли Финнея, она подпрыгнула.
– Рут, тебе помочь? – спросил он, заходя в дом. В вопросе сквозила неуверенность. Как непривычно слышать от него такие интонации. И Рут не поверила ему.
«Прекрати, – мысленно ответила она. – Нечего меня жалеть».
Она отвернулась к раковине. Темное окно над ней отражало его застывшую в нерешительности фигуру, лысина чудно поблескивала.
– Ты напугал меня, Чарли, додумался, появиться вот так, без предупреждения.
Ей показалось, голос ее звучит сердито. Она оторвалась от окна, открыла духовку и встряхнула противень, хотя нужды в этом не было.
Финней шагнул на кухню.
– Прости, – попросил он. – Но в гостиной уже собрались гости. Может быть, мне отнести им лед?
– Ох. Да. Лед. Отнеси лед. Обязательно.
Рут закрыла духовку, но боялась повернуться к нему, чтобы пылающие щеки ее не выдали. Боялась, что разревется, если только взглянет на него.
За спиной была тишина. Потом она услышала шаги – он пересек кухню, открыл морозильник, со стуком насыпал лед в специальное ведерко. С собой его принес, что ли? А люди ждут в гостиной. Как неловко. Ждут, пока появится хозяйка. Рут посмотрела на заляпанную и исцарапанную столешницу. Полоска ламината с краю отвалилась. Они с Питером несколько раз пытались приклеить ее, но она все равно отваливалась. Шрам на ее месте казался грязным.
Дом весь какой-то обтрепанный. Она не сомневалась, она знала это наверняка, и ее захлестнуло чувство унижения. Отчасти ведь дело просто в ее неаккуратности, небрежении. Она не слишком радела на тему хозяйства, всяких там домашних изысков-финтифлюшек. Жить им в доме было удобно, и это главное. Она была здесь счастлива. А другая причина, главная, – да в том, что у них никогда не было на это денег. Как глупо, она все эти годы работала, не получая ни цента. А ведь она выпускница колледжа Смит, а это что-то да значит! И на что же она пустила свое прекрасное образование?!
Да ни на что, впустую.
Работала бесплатно все эти годы, так работала, что в конечном счете все достанется людям вроде Чарли Финнея.
Питер никогда не брал себе денег вдоволь, все вкладывал обратно в школу, в учеников и даже в педагогов, обслуживающий персонал и их проблемы, выписывал чеки крупными печатными буквами, чтобы помочь оплатить обучение местным ребятам из Уайета, чьи заявления с просьбой зачислить их в Дерри просто разрывали ему сердце. Она не знала, какую часть своей зарплаты он таким образом вернул обратно школе, но вдруг поняла, что эта сумма гораздо больше, чем она предполагала, и гораздо больше, чем было бы справедливо или разумно.
Вот почему он всегда уходил от разговоров о пенсии! У них просто нет денег. Все свои деньги он потратил на других людей.
На подоконнике у окна над мойкой сгрудились его старые глиняные цветочные горшки, на некоторых осел белый налет. Паучник, вот дурачок, выпростал свои ростки – маленьких паучков.
Питер обожал его, поддевал пальцем крошечных паучков, и те в ответ легонько покачивались. Он прикасался к ним так, как щекочут ребенка под подбородком.
Она знала, да, он был бы чудесным отцом.
За окном тьма на небе сгустилась, стекла ниже, облака понемногу закрывали луну и звезды. Она припомнила прогноз погоды по радио – к западу возможны штормы.
Питер любил смотреть канал «Погода» по телевизору. Усядется в своем кресле – спина прямая, локти на коленях, в руках бокал.
