Элис Хоффман - Здесь на Земле
Сегодня, как и все дни здесь, Марч перетряхивает дом снизу доверху. Белая собачка миссис Дейл, сидя у окна, караулит кроликов. Стоит ей хоть одного заметить — в саду ли, мирно ли жующего мяту у черного хода, — заходится как безумная в лае.
— Да прекратишь ты это когда-нибудь?! — негодует Марч, неизменно вздрагивая при каждом таком буйстве собаки.
Не считая этого надрывного лая, дом удивительно тих: ни тебе галдящего телевизора, ни радио, ни уличного шума. Причем решающий вклад в тишину вносит, как ни странно, Гвен. Марч думала, предстоит беспрерывно конфликтовать с дочерью по всяким пустякам, и та будет валяться в постели до самого обеда, как дома, в Калифорнии, когда Гвен встает лишь для того, чтобы бухнуться в мягкое кресло и там плакаться, ворчать, хныкать, шантажировать, хрустя печеньем, жуя мороженую пиццу, усевая крошками ковер и разглагольствуя с набитым ртом по поводу статистики подростковых самоубийств.
Удивительно, но ни одно из предположений Марч не подтвердилось. Она просыпается утром — Гвен уже нет, кровать аккуратно заправлена, тарелка после каши вымыта и сушится на стеллаже («ах да, не забыть его сегодня упаковать в тот ящик, что под столом!»). «Гуляла, — объясняет дочь, вернувшись. — Бегала. Надо же, в конце концов, поддерживать физическую форму». Марч не верит ни единому ее слову: Гвен — самое малоподвижное создание на всей планете. Сойти с одного дивана в поисках другого — самое большое перемещение, на которое она способна. Но откуда тогда румянец на щеках по возвращении домой, капельки пота на лбу? Неужто и впрямь бегает?
В отсутствие помех и отвлечений (нет Гвен, нет машины — колесить туда-сюда, — и никто, кроме Сьюзи, не звонит) Марч нужно осмотреть каждый закоулок в доме, однако процесс продвигается медленно, будто все вещи — каждая тарелка, простыня, свитер, шарф, стул — погружены в тягучую патоку. То и дело она натыкается на предметы, надолго лишающие ее рабочего настроя. Сегодня утром, например, это был коробок спичек из ресторана «Голубой дельфин» — уютного семейного местечка у Овечьей пещеры, менее чем в десяти милях отсюда. И Марч вспомнился один вечер почти тридцать лет назад: у миссис Дейл выходной, по присмотр за детьми — отнюдь не то занятие, в котором легко подыскать ей замену, и потому с порога, не заходя к себе, она поднимается к Марч.
Садится на краешек кровати, пахнет одеколоном (лимон и что-то еще, пронзительное) и кажется такой сказочной и юной, что Марч, скинув одеяло, вскарабкивается ей на колени, чтобы лучше видеть. Волосы миссис Дейл еще кудрявятся от влажного морского воздуха Овечьей пещеры. Она дает Марч спичечный коробок, где улыбается дельфин (бренд ресторана), и говорит, что лучших креветок в чесночном соусе и творожных пудингов нигде больше не сыскать. А еще, для взрослых, там подают напиток под названием «Мимоза»,[13] и с тех пор Марч переполняет нежность всякий раз, как она слышит это восхитительное слово. Хотя теперь-то все понятно: это любовь сделала обычное меню таким особенным, и напротив миссис Дейл сидел тем вечером, скорее всего, Билл Джастис.
Марч силится, конечно, рационально отнестись к подобным безделушкам, однако не в состоянии заставить себя выбросить этот коробок спичек. Как и победную голубую ленточку брата со школьного диспут-клуба. Она ходила в Глухую топь навестить его, но, как и говорил Судья, Алан не открыл дверь.
Если честно, ей полегчало. Что она сказала бы ему после стольких лет? Притворяться, будто она знает его нынешнего? Такой долгий срок — взяла бы свое родная кровь? Проведенные вместе годы? Судьба?
Алан не единственный, с кем Марч пыталась восстановить связь. Дважды она звонила Холлису. В смятении, в полуобморочном состоянии — и полной невозможности ничего с собой поделать. Оба звонка — как в одержимости: словно бес какой вместо нее держал трубку, набирал номер, ждал ответа, а затем (слава богу!) поспешно жал на телефонный крючок. Проэкзаменуй теперь себя Марч на владение собой — провалилась бы с треском. Она далеко зашла. И еще не раз позвонит. Его голос оказался намного глубже, чем тот, который она помнила, и куда как привлекательнее, опаснее.
— Послушайся совета, дорогая, — рекомендовала ей минувшим вечером Сюзанна Джастис в кегельбане, — поезжай-ка ты домой, в свою солнечную Калифорнию, пока ничего еще не стряслось.
Марч клялась себе, что ничего не скажет подруге о звонках, однако, как только Гвен отошла с двумя местными девушками (их только что познакомила Сьюзи), тут же раскололась.
— Пустяки, — оправдывалась она. — Это как игра.
— Нет, не игра, — качала головой Сьюзи. — Во всяком случае, совсем иного рода, чем «моно-полька».
Сьюзи — страстная поклонница Ричарда Купера, причем с незапамятных времен. Она любила говорить себе, что, если бы нашла кого-то такого, как Ричард, тут же вышла бы за него замуж. Хотя этот «кто-то», возможно, уже найден: Эд Милтон, новый шеф полиции. И что ж она тогда, скажите на милость, делает, отменяя свидание с ним ради встречи с Марч в кегельбане? С их столика хорошо видна Гвен и две ее новые подружки, чьи мамы миллион лет назад ходили в школу с Марч и Сьюзи. Девушки задорно катят один шар за другим в объезд всех кеглей, и, судя по выражению лица Гвен, она единственная, кто пытается попасть.
— Холлис — из разряда плохих новостей. И всегда таким был, — вещает Сьюзи.
Ее не устает поражать, как он умудрился проторить себе путь в этом городе. Холлис нутром чует, кого обаять, а кого подкупить, и, если захочет чего-то — будь то деловой квартал в конце Мейн-стрит или своя рука в Департаменте общественных работ, — всегда получает.
— Похоже, тебя опять засасывает в эту авантюру.
— Хочешь сказать, он омут, водоворот? — смеется Марч. — Да не волнуйся ты так. Я ведь замужем, помнишь?
— Я-то помню, — произносит Сьюзи многозначительно.
— Не начинай.
— Умолкаю, умолкаю.
— Потому что я тоже могу кое-что напомнить, дорогая.
Наперекор Сюзанне или, может, чтобы доказать что-то себе самой, сегодня она трижды звонила Ричарду. Он был по горло занят, и все, что хотел знать, — когда ее наконец ждать домой.
— К концу недели, — обещала Марч, подумав, правда, после: неплохо бы остаться на День Основателя (годовщину той трехсотлетней давности ночи, когда Аарон Дженкинс бежал от бури через Лисий холм).
Новые подружки за бутылкой содовой в кофеине «Синяя птица» просветили Гвен насчет этого праздника. Лори и Крис считают, будто он — причина, по которой Гвен хочет еще остаться в Дженкинтауне. Им и в голову бы не пришло, что она тихо встает с постели до зари и покидает дом. Они думают, Гвен не встречается с ними по вечерам, боясь в темноте идти через Лисий холм, но в действительности и на это время у нее есть занятие получше. Внизу, на пастбище, когда смеркается, она кормит прекрасного старого коня падалицей с яблонь и рафинадом, который выносит в кармане из кофейни.
