Пьер Рей - Вдова
Накануне Аттилио получил неприятное известие. Сегодня к работе должна была приступить его новая и престижная сотрудница — Пегги Сатрапулос, но через своего секретаря она сообщила, что в этот день будет занята.
Весь персонал теперь только тем и занимался, что обсуждал это событие.
— Трахни меня! — попросил пожарника Гений, которому надоело думать о неприятных вещах. — Трахни как женщину!
* * *— Теперь поговорим! Первый вопрос: ты уже, полагаю, не девственница?
— А ты до сих пор не догадывалась?
Пегги не знала, что и сказать. Вместо того чтобы изобразить потрясенную мать, узнавшую, что ее любимая дочь согрешила, она не решалась смотреть на Чарлен, испытывая страшную неловкость. С одной стороны, сама мысль о том, что Чарлен уже стала женщиной, невольно старила Пегги в собственных глазах, а с другой — ей очень трудно было на равных обсуждать с дочерью сексуальные проблемы. Тем более что на подобные темы они никогда не говорили.
— Второй вопрос: когда это случилось впервые?
— Какая разница? — пожала плечами Лон.
— Я хочу знать.
— Если ты так настаиваешь, то первый раз я переспала с парнем в тринадцать лет.
— Как?!
— А что тут такого? Думаешь, я одна такая?
Господи! У Пегги в голове все перемешалось. Что говорить? Что делать? Чарлен обезоруживала ее своей искренностью. Ни гнев, ни угрозы, ни увещевания — ничто не могло вывести Лон из равновесия, скрытого под маской жестокости и простодушия. Она была такой же чистой и прозрачной, как бриллиант, и Пегги тщетно ожидала, что дочь соврет и даст ей хоть какое-то преимущество в их схватке.
— Объясни, почему я до сих пор ничего не знала.
— А ты меня когда-нибудь спрашивала?
— Напрашиваешься на пощечину?
— Если тебе станет легче…
— Маленькая потаскуха! Будь жив твой отец…
— Он мертв, мама. А будь жив, не стал бы вмешиваться в наши дела.
— «Наши»?
— Да, наши! Можно подумать, тебя это не касается.
Пегги, не найдя лучшего ответа, неожиданно для себя брякнула:
— И тебе не стыдно?
— Ничуть. — Лон пристально посмотрела на мать своими большими желтыми глазами, отчего Пегги почувствовала себя не в своей тарелке.
— А знаешь ли ты, чем все это могло кончиться? Моим заветным желанием было дать тебе достойное воспитание.
— На твоем месте, мама, я бы лучше помолчала.
— Что?!
— Можно подумать, ты мною занималась! Спихнула нянькам и гувернанткам. Вот и вся твоя забота.
— Как ты смеешь! Да как ты смеешь!
— Ладно, мама. Оставь эту патетику для кого-нибудь другого. Не понимаю, почему ты выходишь из себя. Ну, я люблю парня и он любит меня. Что тут такого? Это же естественно!
— Вот как ты заговорила!
— А сколько раз за свою жизнь ты говорила подобное?
Пегги подскочила к дочери и наотмашь ударила ее по лицу. Лон не охнула, не закрылась руками, а продолжала стоять как статуя, не отрывая от матери глаз.
— Ну как, тебе полегчало? Кризис прошел?
— Заткнись.
— Ты все сказала? Теперь послушай меня. Трагическое представление ты уже устроила, свое неодобрение выразила. Чего еще тебе надо?
Пегги прикусила губу. Больше всего на свете ей хотелось сейчас разрыдаться, но она взяла себя в руки.
— Завтра я отправлю тебя в Англию, в закрытую школу. Посидишь годик взаперти, может, научишься себя вести. Шлюха!
— Что ты сказала?
— Шлюха!
Есть вещи, которые лучше не слышать. Но Пегги услышала. Услышала, как дочь бросила ей в лицо дрожащим от гнева голосом:
— Сама ты шлюха!
Эти слова были для нее страшнее удара ножом в сердце. Лицо ее покрылось мертвенной бледностью, ноги задрожали, перехватило дыхание. Она несколько раз открывала рот, но не смогла произнести ни слова. И не было сил ни реагировать, ни защищаться. А Лон все так же бесстрастно нанесла последний удар:
— По крайней мере я сплю с кем-то не за деньги, а потому что хочу этого.
— Убирайся, — в голосе Пегги слышались слезы.
Дочь окинула ее вызывающим взглядом и вышла из комнаты.
* * *Сказать, что Арчибальд Найт не лыком шит, было бы по меньшей мере наивно. Он родился еще до начала века, а с тех пор уже много воды утекло. На этом и попадались его противники, опрометчиво думая, что с возрастом у него атрофировались мозговые клетки и притупились зубы.
Конечно, Арчи уже не работал двадцать четыре часа в сутки, как пятьдесят лет назад. Семи-восьми часов в день ему было достаточно, чтобы вести свои дела и противостоять любому — правительствам, международным концернам или политическим группировкам. Многие недоумевали: зачем ему все это? Ответ был настолько прост, что его враги никогда в это не поверили бы — Арчибальд Найт боялся смерти. Каждый вечер, укладываясь спать, он надеялся, что завтра мир будет потрясен известием о научном открытии или чудодейственном лекарстве, которые отменят этот чудовищно несправедливый вселенский закон и подарят вечную жизнь если не всем, то хотя бы ему. Другие, впрочем, мало интересовали Найта. Он жил только для себя и заботился только о себе. Единственным чувством, которое связывало его с остальными людьми, была ненависть. О его мстительности и безжалостности ходили легенды. Этот человек многие годы помнил о любом нанесенном ему оскорблении и, будучи болезненно подозрительным в бизнесе, никогда никому не доверял. Даже особо доверенным лицам редко было точно известно, что затевает шеф. Он создал множество компаний, действующих через подставных лиц, и в один прекрасный день вдруг открывалось, что соперничающая фирма, постоянно враждующая с его собственными, тоже принадлежит ему, а ее директор об этом даже не подозревает. Арчи был готов потерять сто долларов, чтобы сэкономить один, но не мог допустить, чтобы кто-то вставлял ему палки в колеса или даже попросту возражал. Убеждение, прямой обман, взятка — Найт ничем не брезговал, прибегая и к прямым угрозам, если этого требовали обстоятельства. Поговаривали, что некоторые из них не были голословными.
— Джон, принесите мне досье Балтиморов и все, что имеет отношение к Вдове.
Он отодвинул в сторону обзор международной печати, который ему каждый день готовила дюжина секретарей, и позволил себе улыбнуться. Настроение ему поднял неожиданный визит Нат. Он прекрасно знал, что просто так к нему не ходят: или выудить что-нибудь, или продать.
Но от Арчи ничего нельзя было добиться, если он этого не хотел. Когда обманутый его доброжелательным видом визитер уже был уверен, что одержал победу, ему приходилось уходить ни с чем. Найту понадобилось всего лишь десять минут, чтобы понять, что Нат пришла продать Пегги, и еще пять, чтобы угадать причину: Вдова жаждала с его помощью насолить Балтиморам.
