Алина Кускова - Мансарда для влюбленных
– Муза мой коммерческий директор, – ответил Баланчин. В общем-то, он сказал истинную правду.
– Коммерческий директор? – опешила Оля. – Надо же…
Да, надо было выкручиваться с достоинством из создавшегося положения, чтобы этот гений ничего не заподозрил в ее отношении к нему. К тому же Анжелка с итальянцем благополучно пересекли местность и добрались до дома.
– Надо же ее как-то встретить, по-соседски, – выдерживая на себе пристальный взгляд Баланчина, невинным голосом произнесла Ольга. – Пелагея предложила напечь блинов, а я вот думаю, возможно, Муза блины не любит, – что она несла, сама не знала.
– Да, – казалось, что Баланчин поверил всему, что она сказала. – Муза не любит блины.
– А что же она любит? – Оля опустила глаза на свои украшенные стразами вьетнамки.
Очень хотелось спросить не «что», а «кого», но художник уже открыл свои пронзительные глаза и смотрел на нее так, будто хотел проглотить вместе с вьетнамками.
– Не знаю, – сказал Баланчин и взял ее за руку. – И при чем здесь она? Оленька, вы встречали когда-нибудь рассвет на тихой, спокойной деревенской речушке? Когда густой туман, исходящий от теплой, как парное молоко, воды прорезают слабые, робкие лучи светила? Потом они становятся все сильнее и решительнее разрезают мглу ярким светом, и речка оживает, вместе с нею оживают букашки, птицы, влюбленные…
– Нет! – взвизгнула Оля и выдернула свою руку. – Я не хочу рассвета! С вами и букашками!
– Это же образно, – нахмурился художник.
– И вообще, – принялась говорить та, – я просыпаюсь только к двенадцати часам дня. У меня отпуск, между прочим. И я имею полное право вставать поздно.
– Простите, я думал, что вам понравится встречать рассвет в моем обществе.
– Вы ошиблись. – Оля развернулась и пошла к дому.
Ни слова больше не говоря, Баланчин направился в мастерскую.
Оля забежала в комнату и кинулась на диван, уткнувшись в подушку. Только этого ей не хватало! Приглашения встречать рассвет! Пелагея говорила, что местные парни делают его девчонкам, в которых влюбляются. Но она нисколько не верит, что Баланчин мог в нее влюбиться. Бабник! Он просто хочет ее использовать в корыстных целях. Какие у него корыстные цели? Хорошо, не цели, а цель. Одна цель – заманить наивную москвичку и позабавиться с ней, после чего бросить и растоптать ее нежное, доверчивое сердце. Завтра приедет его Муза, а он сегодня предлагает ей рассвет?! Какая беспринципность! Знала бы бабушка, она бы показала этому проходимцу, где свистящие на горе раки зимуют.
А вдруг он сказал правду, и Муза всего лишь его коммерческий директор? Не может такого быть потому, что такого не может быть в принципе. Стала бы таскаться за ним его муза, если бы не была влюблена в него как кошка? Вот Оля за своим художником поехала бы на край света, и попробовал бы тот представить ее своим коммерческим директором! А если все же вдруг? Нужно узнать у Пелагеи, когда обычно приезжает Муза, и встретить ее где-нибудь по пути. Впрочем, если она приедет на своем личном автомобиле, то шансов на встречу мало. Естественно, она приедет на автомобиле, музы не передвигаются на общественном транспорте. Да и Ольге пора узнать, как обстоят дела с ремонтом. Она встала, протерла глаза и направилась в мастерскую к Феликсу Ивановичу. Конечно же, ей хотелось еще раз посмотреть в наглые глаза бабника и проходимца Баланчина, чего уж скрывать от самой себя.
Баланчин был в мастерской, возился с мастером возле ее «девятки» и о чем-то сосредоточенно рассказывал Феликсу Ивановичу. Тот крякал, недоуменно мотал головой и морщился. Со стороны Ольге показалось, что мужчины обсуждают ее и всех девиц вместе взятых, за исключением Пелагеи, естественно. Впрочем, это было противоестественно. Ольга не хотела, чтобы ее обсуждали. Еще чего!
– Как дела? – она обнаружила свое присутствие, подошла к автомобилю и по-хозяйски стукнула ногой по новому колесу.
– Отвратительно, – вместо мастера ей ответил Баланчин. – Мне кажется, что Феликс Иванович решил вложить в вашу машину всю свою душу, ничего не оставив для моей. – И он кивнул на раритет.
– Правда? – обрадовалась Ольга. – Это хорошо. Мне хочется побыстрее отсюда уехать к морю.
– Сбегаете? – вскинул брови художник. – От кого?
– От самой себя не убежишь, – многозначительно заметил мастер и хитро улыбнулся в свои усы.
– А знаете, Феликс Иванович, – захотела ему отомстить Ольга, – что ваша кровать… – и передумала.
К чему слова, если он и так уже обо всем догадался. Неужели это так видно?!
Глава 7
Прекрасно то, чего нет. Но она есть
Ночь в деревне прошла беспокойно. В доме на окраине кутил Туесков со своими гостями, оттуда звучали песни Челентано и разносились странные звуки хохота и клятв в вечном уважении и дружбе. В полночь Туесков растопил баню и повел гостей париться с березовыми вениками и любительским массажем, для которого он прихватил букет крапивы. После этого вся деревня услышала мазохистские стоны и замерла в напряженном ожидании. Ждать пришлось два часа, помытые гости были заброшены Туес– ковым в местную речушку, где чуть не утонули, о чем сообщили всем селянам громкими, истошными воплями. Спасенные гостеприимным хозяином, который выволок их из речки и отнес домой, итальянцы упали на единственную кровать хозяина и заснули богатырским сном, забыв, ради чего они приехали в эту глубинку.
На другой кровати с бока на бок ворочался Феликс Иванович. Поначалу ему не спалось из-за шумных гостей Туескова, потом не спалось из-за собственного храпа.
Дочка Пелагея неоднократно говорила отцу, что следует поменять подушку с высокой на более низкую. Высота губительно действовала на тишину. Феликс Иванович, лежа на своей любимой подушке, постоянно храпел. Храп мешал Пелагее, москвичкам, правда, все к нему привыкли и старались не обращать внимания. Естественно, внимания на свой собственный храп не обращал и Феликс Иванович.
Но этой ночью он проснулся со странным ощущением того, что храпит, даже будучи в состоянии бодрствования. Это было в новинку. Феликс Иванович протер глаза и сел на своей кровати.
– Х-р-р-р, х-р-р-р, – раздавалось в комнате на том самом месте, где он сидел.
– Странно, – сонно пробормотал мастер и откинулся на высокую подушку.
– Х-р-р-р, х-р-р-р, – незамедлительно последовало следом за этим.
Феликс Иванович вскочил и выбросил подушку на пол. Она мягко плюхнулась, поднимая легкий шум. Храп прекратился. Мастер удовлетворенно улыбнулся и завалился спать.
Он проснулся от криков на реке, где благополучно тонули иностранные граждане. Храп несколько задержался и продолжился после того, как Феликс Иванович сел в кровати. Он крякнул, храп прекратился. Обстоятельства требовали немедленного вмешательства в спасение неместных жителей, но своя рубашка оказалась ближе к телу. Тем более что крики вскоре стихли, граждан или спасли, или они утонули. И то, и другое теперь не помешало мастеру заняться своим организмом.
