Алина Кускова - Мансарда для влюбленных
– Странно, – сонно пробормотал мастер и откинулся на высокую подушку.
– Х-р-р-р, х-р-р-р, – незамедлительно последовало следом за этим.
Феликс Иванович вскочил и выбросил подушку на пол. Она мягко плюхнулась, поднимая легкий шум. Храп прекратился. Мастер удовлетворенно улыбнулся и завалился спать.
Он проснулся от криков на реке, где благополучно тонули иностранные граждане. Храп несколько задержался и продолжился после того, как Феликс Иванович сел в кровати. Он крякнул, храп прекратился. Обстоятельства требовали немедленного вмешательства в спасение неместных жителей, но своя рубашка оказалась ближе к телу. Тем более что крики вскоре стихли, граждан или спасли, или они утонули. И то, и другое теперь не помешало мастеру заняться своим организмом.
Феликс Иванович притих и прислушался. В тишине отчетливо послышалось «х-р-р-р». Оно шло из-под низа, из-под неприличного места, на котором мастер сидел. От изумления по поводу сделанного им открытия – храпеть можно не только дыхательными органами, но и другими – Феликс Иванович возмущенно крякнул. Храп стих. Подняв с пола подушку, оказавшуюся ни в чем не виноватой, он улегся в постель с мыслью, что нужно завтра же сказать дочери – та по поводу подушки сильно ошибалась.
– Х-р-р-р! – раздалось, как только Феликс Иванович закрыл глаза.
– Но, но, но, будет, – он похлопал себя по попе, и храп прекратился. – То-то!
И Феликс Иванович захрапел.
В спальне, что находилась рядом, не спала Пелагея. Мало того, что на улице орали пьяные иностранцы, так еще и захрапевший отец выдавал странные рулады на два разных голоса. Раньше он храпел только одним. Видимо, положение усугубляется, нужно настаивать на его лечении. Как ей сказал один знакомый ветеринар, храп – это прежде всего проявление какой-то болезненной привычки, от нее нужно избавляться. Если захрапела корова, то, значит, она обожралась, считай, остались без молока. Что же может беспокоить родителя? Отсутствие нужных запчастей. Придется ей самой съездить в город и купить все необходимое. Но ведь Баланчин привез весь список! Она перекормила отца блинами?
В соседнем помещении на одном диване возились две подруги. Анжела не спала, мучительно представляя, как нелегко приходится ее любимому под чужой кроватью. А у Ольги сон отгоняли мысли о предстоящей встрече с Музой художника. Подруги ворочались, пытались считать розовых слонов, перетягивали друг у друга одеяло, переругивались и тяжело вздыхали.
– Интересно, – шептала Анжела, – что он сейчас там делает?
– Рисует опушку, – мечтательно отвечала ей Оля.
– Так под кроватью темно… – недоумевала та.
– Тогда спит, – предполагала Оля, – что нужно делать и нам. Лично у меня завтра очень тяжелый день.
– Ты думаешь, мне завтра будет легко?! Слышишь, как орут эти приезжие итальянцы? Небось бегают по всей деревне с ножами и разыскивают моего Марио, чтобы сделать ему харакири.
– Харакири ему сделает Феликс Иванович, когда обнаружит у себя под кроватью.
– Какая ты, Лялька, жестокая! Вместо того чтобы предложить мне пойти и одним глазком посмотреть на то, как Марио устроился под кроватью, ты говоришь гадости. Я не приглашу тебя в наш загородный дом под Римом. Ты знаешь, какой, оказывается, у Маришки загородный дом?! Не дом, целая вилла.
– Я действительно не знаю, какой у него загородный дом, но то, что ты называешь его Маришкой, меня очень пугает. Нельзя так серьезно воспринимать курортные романы. Это ты сама мне говорила!
– Это не курортный роман, Лялька! Эх, ты так ничего и не поняла…
– А что я должна понять? Что моя лучшая подруга влюбилась в мафиози?! И отказывается ехать со мной на юг отдыхать и поправлять здоровье? – Оля возмущенно отвернулась к стене.
– Я не отказываюсь, не отказываюсь, – прошептала Анжела, – поедем отдыхать. Обязательно поедем, только возьмем с собой Маришку. Уложим его вместо чемоданов в багажник, чтобы никто не заметил…
– Что?! – Оля повернулась обратно. – Ты с ума сошла?! За нами погонится вся Коза-ностра!
– А я, – губа Анжелки задрожала, – я очень храбрая и их не боюсь. Ой, мамочки! Коза-ностра?! Бедный, бедный Маришка, что с ним будет, что с ним сейчас?!
– Тише, с ним все в порядке, – попыталась успокоить подругу Оля, – я слышу, как он храпит.
– Кто? – замерла Анжелка.
– Твой мафиози. Теперь Феликс Иванович. Снова твой мафиози, опять Феликс Иванович… Молись, Дездемона, чтобы усач не проснулся и поддержал дуэт до утра.
– Господи, – всполошилась Анжелка, – если я буду жить в Риме, то приму католическую веру, да? А кому мне сейчас молиться?!
– Ему и молись, – вздохнула Оля. – Думаю, это единственное, что тебе остается. Остальное от нас не зависит. Если его не обнаружит отец Пеги, то до него доберутся мафиози. Ты станешь соломенной вдовой. Как-никак, поменяешь статус, девчонки в офисе обзавидуются.
– Смешно, да? А мне плакать хочется.
– Анжелка, милая, ну, что ты только в нем нашла?!
– Если бы я сама знала, – всхлипнула та и уткнулась в подушку. Любовь зла.
Дмитрий Аркадьевич Баланчин тоже не спал. Он попытался заняться работой, но вдохновение покинуло творца, ночью ему не писалось. Работа требовала солнечного дня, свежего ветерка и ярких красок. Иначе он не представлял себе то, что пытался изобразить на холсте. А ночь… Она хороша только для влюбленных, она же в него не влюблена. Она не хочет встречать с ним рассвет, упиваться пением птах и с наслаждением подставлять свои губы для поцелуя. Да, это он хочет ее целовать и целовать.
Совершенно идиотское желание! Завтра, нет, уже сегодня приедет Муза, и все встанет на привычные места. Она понимает его с полуслова и полувзгляда, разве этого не достаточно для спокойной, размеренной жизни? К чему метания и искания прекрасного где-то на стороне! Его мир безграничен и прекрасен и без этой самоуверенной девицы, образ которой он старается запечатлеть не только в своем сердце. Раньше он без нее жил и творил, проживет без нее и теперь.
Баланчин встал и подошел к окну. По улице неровной походкой шел Марчелло Туесков, его обнимали двое полуживых незнакомцев. Они заплетающимися языками выводили: «Лашата ми контаре… итальяно вера». «Люди радуются, – подумал Баланчин, глядя на них, – живут полнокровной жизнью. А я становлюсь неврастеником из-за какой-то взбалмошной девицы. Нет, она не какая-то, она лучше той, кем хочет показаться на самом деле». И его мысли вновь плавно перетекли на Ольгу Муравьеву.
С рассветом Пелагея проснулась, прислушалась к звукам двойного храпа за стеной, вздохнула. Ох, надо посадить отца на жесткую диету, но он совершенно ничего не понимает в диетах. Нужно, чтобы москвички прочитали ему на эту тему целую лекцию. Судя по их исхудавшим лицам, на диетах они сидели неоднократно. Она услышала, как щелкнула калитка и промычала Марфушка. Это Антон Николаевич пришел ее забирать на выпас. Земляникин! Как здорово, маняще и сладко звучит его фамилия. Влюбиться в него, что ли, глядя на девчонок? Просто так, за компанию, чтобы не отрываться от коллектива. А если он уже в кого-то влюблен? Пелагея о нем ничего толком и не знает.
