Джулия Баксбаум - Расскажи мне три истории
Итан пахнет лавандой, медом и свежестью. Не так, как пахнут парни из Чикаго, которые используют спреи для тела с ужасным химическим запахом, оставляющие за собой стойкий след. Это запах стирального порошка или одеколон? Стирает ли Итан свою футболку каждый вечер? Скорее всего, для этого у него есть своя Глория. А может, у него есть футболка с Бэтменом на каждый день недели. И да, я отдаю себе отчет, что начинаю говорить, как Дри: увлеченно собирающая все сведения о Лиаме и смакующая их позже.
Так. Остановись. Немедленно. У меня итак немного мозговых клеток, поэтому лучше бы их сохранить для подготовки к академическому тесту.
– Ты читала поэзию? – спрашивает он меня, хотя не совсем так. Он спрашивает окно. Итан опять глядит в никуда. Он где-то в других мирах. Я тоже часто впадаю в задумчивость, но Итан полностью погружен не в себе. Узнаю этот взгляд. Он здесь и в то же время нет. У меня раньше так бывало: присутствовала где-то физически, но, оглядываясь назад, понимаю, что все дни пролетали мимо меня. Я была пустой оболочкой. Конечно, не как мама, физически похороненная в конкретном месте, но больше не присутствующая в жизни. Мое отсутствие проявлялось во всех других смыслах.
– Немного, – отвечаю я. Односложный ответ. Снова. Хорошо, что он не слушает. – То есть, я люблю поэзию, и читала «Бесплодную землю» некоторое время назад, но так и не поняла ее до конца, понимаешь? Похоже на попурри из разных голосов.
– Точно. Я загуглил ее, и, похоже, каждая фраза написана с подтекстом. Словно какой-то шифр, – соглашается он и смотрит на меня. Он снова пришел в себя. Может он под чем-то? Травка? Кокаин? Экстази? В этом причина его заторможенности? Но потом он потирает лицо, и я понимаю, что это обычная усталость. Парень устал. Почему он не спит? Что происходит по ночам, когда Итан закрывает глаза?
Прекрати, Джесси.
Я приказываю себе сосредоточиться.
– Хорошо, давай начнем с первой строчки: «Апрель жесточайший месяц, гонит». Что вообще это значит? Знаю, это типа поэтично и круто, особенно часть с «гонит», но почему апрель? Почему он более жестокий месяц, чем другие? – спрашиваю я.
– Не знаю. Но я отчасти ненавижу апрель, – начинает Итан и останавливается. Он чуть ли не сердито прищуривается. Итан не собирался этого говорить. Наверное, просто вырвалось. Но что в этом такого? Не понимаю. Как вообще можно ненавидеть апрель. Я ненавидела январи в Чикаго, потому что там было охренеть, как холодно, но мы сейчас не о погоде. Он стряхивает с себя оцепенение. – Не хочешь пройтись? Почему бы нам не обсудить все за прогулкой?
Итан не дожидается моего ответа, а просто собирает книги и ноутбук, так что мне ничего не остается, как последовать за ним на улицу.
– Думала, люди в ЛА не ходят пешком, – говорю я, как только школьная дверь закрывается за моей спиной. Этот звук всегда вызывает у меня чувство облегчения: еще один день закончен, и я выжила. Он надевает солнечные очки-авиаторы, и теперь его еще сложнее прочесть, поскольку мне не видно его глаз.
– Мне легче думать на ходу. Это меня бодрит. Хочешь узнать, что еще я узнал из гугла?
Я киваю, и это довольно глупо, ведь он не смотрит на меня.
– Конечно.
– Изначально Элиот не планировал начать так поэму. Эзра Паунд посоветовал ему уменьшить количество строк, оставив сорок три строчки или около того. Апрель должен был возникнуть позже. И поэтому, видимо, ему пришлось в буквальном смысле перекраивать строки, будто ножницами порезал.
Я закрываю глаза и пытаюсь на мгновение представить эту картину, хотя без понятия, как выглядел Т. С. Элиот. Но я представляю седого мужчину с моноклем, тяжелой парой ножниц и клеем-карандашом.
– Не могу представить, как можно писать без компьютера, – признаюсь я. – Когда я пишу на бумаге, это как-то слишком… медленно. Мой мозг работает быстрее, чем руки.
– Ага, у меня также. Итак, расскажи мне что-то, чего я еще о тебе не знаю. – Итан склоняет голову и на этот раз смотрит на меня. Мысленно благодарю его очки за дополнительный барьер. Его взгляд слишком пристальный. Определённо, вот одна из многих причин, почему девушки подходят к нему, эти редкие знаки внимания для них, как крошечные подарки. Возможно, он намеренно ведет себя с ними холодно – чуть больше внимания, и они уже никогда не оставят его в покое.
– Даже не знаю, – говорю я. – Не так уж и много я могу рассказать.
– Верится с трудом.
– Ну ладно, мне есть что сказать, но по большей части не то, что тебя заинтересует.
«Декабрь, вот самый жестокий месяц, – думаю я. – День рождения покойной мамы и рождественские гуляния. Апрель такой же. Завершающий месяц. И мне нравится твоя футболка с Бэтменом, твой пугающий взгляд, и мне хочется узнать, почему ты спишь так мало. Когда я ночью закрываю глаза, то вспоминаю последние мгновения, невыносимые прощания».
Но больше я не мечтаю. Мечтаешь ли ты? Я скучаю по этому.
– А ты? – спрашиваю я.
– «Фиалки из мертвой земли, тянет
Память к желанью, женит
Дряблые корни с весенним дождем.
Зима нас греет, хоронит
Землю под снегом забвенья – не вянет
Жизнь в сморщенном клубне20».
– Ты выучил «Бесплодную землю»? – спрашиваю я. – В самом деле?
– Почти полностью, ага. Я читаю поэзию, когда не могу заснуть. Мне нравится учить стихи.
– Серьезно?
– Я совершенно смущен. Перестань так смотреть на меня, – говорит он, но при этом я единственная, у кого краснеет лицо. Я в изумлении смотрю на него. Парень учит стихи. Развлеченья ради.
Отпад.
– Знаю, это странно.
Он улыбается, и поэтому я улыбаюсь в ответ.
– Да не, на самом деле это круто. – Я подавляю желание прикоснуться к его плечу. Кто он такой? Я официально превращаюсь в Дри. Мне нужно узнать больше подробностей. – Сморщенный клубень?
– Знаю, знаю. Что за хрень такая сморщенный клубень?
Позже я валяюсь в кровати, уперев ступни в резное изголовье, и переписываюсь с НН.
НН: ты сегодня почти не писала. ТАК КАК ПРОШЕЛ ТВОЙ ДЕНЬ. НАЧИНАЙ!
Я: Посмотрите-ка на него. У тебя все-таки есть клавиша «шифт». День=довольно неплохо. А твой?
НН: хорошо, вообще-то.
Я: Расскажи мне три истории о себе. То, чего я не знаю. Помимо имени, ну, и всего остального.
Ух. Очевидно, после дня с Итаном я стала храбрее. Бесшабашнее. После того, как мы попрощались у моей машины, он засунул руки в карманы, качнулся на пятках и сказал: «Ну, до скорого». До скорого. Эти слова так прекрасно сочетаются вместе. В одной строке. Как поэзия.
