Наталия Миронина - Отказать Пигмалиону
– Привет, что надо делать? – Юра положил на кухне коробку конфет и пакет с фруктами. Он никогда не приходил к ней с пустыми руками. Мать приучила его к тому, что в дом надо обязательно что-то принести.
– Ты уже завтракал?
– Нет, сразу к тебе.
– Вот и отлично, я тоже. Тогда выпьем кофе. Я сама только проснулась.
Говорить это было излишне – Юра сразу обратил внимание, что она одета в короткий халатик, под которым явно ничего не было. Помедлив немного, Юра забрал у нее турку, поставил ее на стол, повернул к себе и спросил:
– Я так понимаю, что на сегодня намечено совращение школьника?
Глафира неожиданно покраснела и рассмеялась:
– Откуда ты это взял?
– Глядя на этот халатик и полное отсутствие чего-либо под ним.
– Может, я просто не успела одеться?
– Может, я просто пойду в душ?
– Вот так – по-деловому? Никаких тебе взглядов, стесненного дыхания, смущения…
– Все впереди, когда ляжем в постель. Я ведь ничего не умею, будешь учить, а я буду смущаться.
Они друг друга стоили. Глафире ничего не оставалось делать, как забраться под одеяло и ждать, пока юный любовник выйдет из душа. Он ей нравился, пожалуй, она даже влюбилась в него, но небольшой опыт за плечами подсказывал, что будущего, да и, впрочем, настоящего у них почти нет.
Если бы она знала, как близка к истине. Прошло полтора месяца. Это время было наполнено свиданиями не то чтобы страстными, но весьма бурными и полными сексуальных изысканий. Юра хотел научиться всему и сразу. Глафиру иногда коробила такая «образовательная» меркантильность.
– Ты готовишься к чемпионату среди выпускников?
– В смысле?
– Я себя чувствую гетерой, которая просвещает отпрыска знатной семьи.
Юра про себя усмехнулся – сейчас, когда они уже стали любовниками, его страсть, пыл, желание обладать этой рыжей девушкой были уже не такими сильными. Но правила игры требовали соответствующего поведения, поэтому он произнес:
– Знаешь, меня тоже кое-что напрягает.
– Что именно? Неужели у тебя ко мне могут быть претензии?
– Могут. Мне не нравится, что ты поддерживаешь отношения с Борисом Ивановичем. Да, я заметил, что теперь это скорее эпизоды, но они все равно есть. Мне это не может нравиться. Я давно тебе хотел сказать, но боялся признаться, что я о них знаю.
– А ты о них знаешь? – Глафира приподнялась на локте, и рыжие волосы рассыпались по плечам, скрыв большую грудь. Хоть ревность Юры уже и не имела такого накала, глядя на нее, он подумал, что правильно сделал, заговорив о художнике. «Рано или поздно она его бросит. Встречаемся мы все чаще. Я уведу ее. Все-таки, что ни говори, возраст – это весомый аргумент, – подумал он, подавляя желание обнять ее. – Нет, надо закончить этот разговор!»
– Знаю, давно знаю, не буду говорить откуда. Не следил за тобой, не бойся! – Это была полуправда, полуложь.
– Понятно. – Глафира откинулась на подушку, совершенно не смущаясь опять обнажившейся груди. – То есть ты против того, чтобы я ездила к Борису Ивановичу.
– Против.
– Ты ставишь меня в дурацкое положение. Мне нужны деньги. У меня нет семьи, которая мне бы помогла, нет мужа, который, если что, в кошелечек подбросит пять золотых монет. Мне даже занять деньги сложно – мои друзья очень небогаты.
– Ну да, Борис Иванович – источник денег, поэтому ты наплюешь на мою просьбу.
– Я бы так вопрос не ставила…
– А как бы ты ставила вопрос?! – Юра вдруг разозлился. Глафира все это время была неформальным лидером – он никогда с ней не спорил. Он ведь юнец и ничего не может ей предложить, даже классного секса, до которого, судя по всему, она большая охотница. Юра это понял сразу. Она была темпераментна и ненасытна. И если она его не отвергла, значит, он ее устраивает, он ей подходит. Значит, он ее удовлетворяет. Она готова с ним встречаться. Более того, она стала сама звонить по вечерам, как будто проверяла, дома ли он. Она стала готовиться к его приходам – что-нибудь вкусное на столе, сама в чем-то красивом, соблазнительном. Она почти с ним не спорила и не поучала его, не насмешничала. Она приняла его. Почему же он должен мириться с присутствием другого мужчины?!
– Как бы ставила вопрос? Как?
– Я бы его вообще не ставила. У людей должна быть какая-то личная часть жизни. Только их, чтобы никто туда не лез. И не важно, работа это, учеба, отношения.
– Наверное, но в данном случае я против. – Юра совершенно искренне злился и во что бы то ни стало хотел настоять на своем. Он мужчина и имеет право на самоуважение! А другой мужчина у любовницы – это что?
– Ты очень категоричен.
– Да, можешь считать, что так. Я же не знаю, может, это печенье куплено на его деньги. – Юра кивнул на маленький столик.
– Ты, кстати, не ошибся. Так и есть.
Юра даже онемел. Глафира же лежала спокойно, подложив руку под голову, и рассматривала собственный батик, висевший на стене. В этом спокойствии Юре почудился цинизм борделя – любовница, молодой любовник, пожилой любовник с деньгами, вся обстановка этой комнаты с претензией на художественную элегантность – все стало вдруг ужасно дешевым и пошлым. Особенно его сейчас раздражал накрытый стол – кофейник, чашки, ложки. Что-то в этом было свинское. «Где спят – там не едят! И наоборот» – так всегда говорила Варвара Сергеевна, когда сестра Анька таскала чашки в свою комнату.
– Знаешь ли, это слишком – Юра собрался было уже вылезти из-под одеяла, но замешкался. Он был немного возбужден и не хотел это показывать. Извернувшись, ему удалось дотянуться до брюк, быстро натянуть их на себя. Внутри все клокотало. Она просто издевается над ним, она хочет заставить его почувствовать себя ничтожеством. Мелюзгой, которую можно использовать в собственных целях. «Конечно, Борис Иванович не настолько молод, чтобы удовлетворить ее темперамент. Тут я подвернулся, влюбленный глупец. И приятно, и удобно, и никаких жертв!»
– Я ни о чем таком не прошу. Я долго молчал, понимая, что нельзя так все бросить, в одну минуту. Что есть разные обстоятельства… Я молчал. Но сейчас, когда наши отношения… – Юра запнулся. Может, он чересчур самоуверен? Нет, он все делает правильно. Переведя дух, он продолжил: – Я просто не понимаю твоего отказа!
– Я же объяснила – мне нужны деньги, – все так же спокойно сказала Глафира. Казалось, она ставит эксперимент.
– Раз уж зашла об этом речь – и сколько он тебе платит?
– Пятьсот рублей за один раз, – не моргнув глазом, ответила она.
Юра на мгновение потерял дар речи. «Пятьсот рублей! Это что же она делает? Или старый дурак потерял от нее голову!»