Анна Яковлева - Besame mucho, клуша!
«Фольксваген» замер на залитой неоновым светом стоянке у «Барбары», и метрдотель повел Леру по коридорчику, в который выходило несколько дверей.
Напротив одной из них, привалившись задом к подоконнику, курил Василий.
— Добрый вечер. — Лера извинялась всем своим видом и даже походкой.
Депутат задержал взгляд на Лере…
Нет, бабником Крутов не был, скорее — эстетом.
Узкое колено натягивало ткань юбки, ножки, обутые в красные ботиночки с закругленными мысами, неуверенно переступали, взгляд прятался в тени шляпки, но рубиновый рот ввергал в пучину греха…
— Валерия Константиновна? Вы? — проблеял Крутов и воровато сунул сигарету в пепельницу. Контроль над ситуацией был безнадежно упущен.
— Простите за опоздание, Василий Васильевич. — Губы незнакомки приоткрылись в виноватой полуулыбке, за ними влажно блеснули зубы.
Под взглядом Крутова в душе у Леры пышным цветом расцвело женское тщеславие, впрочем тут же сменившееся замешательством: оказывается, она себя совсем не знала. Оказывается, видеть растерянность на лице у мужчины чертовски приятно, если не сказать больше — она испытывала удовлетворение!
— Валерия… Можно без отчества?
— Обяжете.
Прислушиваясь к бешеному стуку сердца, Василий придержал свою гостью под локоток, провел в ВИП-кабинет, выдвинул тяжелый стул.
Лера опустилась на кожаную обивку, и Крутов оказался в опасной близости к разогретой под солнцем степи.
В букете преобладал тимьян. Бергамот и свежая зелень переплетались со степными теплыми ароматами, но не подавляли их.
Не имея сил оторваться от тимьяна, Василий на несколько секунд завис над совсем оробевшей журналисткой. Было отчего застыть.
Было отчего оробеть!
Крутов дышал в затылок, обнюхивал ее, как фокстерьер, взявший след, и был так близко, что теплые волны ударили Лере в ямку на затылке, юркнули между лопаток и скатились по позвоночнику вниз. Тепло усиливалось, ли шало воли, закручивалось спиралью и сжималось, и неведомая сила засасывала Леру в вакуум, как скумбрию пряного посола в упаковку.
Наконец Василий оторвался от стула и попятился. Притяжение отпустило, к Лере вернулась способность двигаться и соображать.
Пятясь к своему месту, Крутов едва не сел мимо стула. Возникла заминка, которая усугубилась невнятно произнесенным:
— Валерия… — Крутов сбился с мысли и замолчал.
Слова — его стихия, его второе «я», слова, с которыми он был на короткой ноге, которые подчинялись ему без всякого принуждения, устроили торос и не шли с губ.
«Берегись», — громко сказал внутренний голос.
Крутова охватила тревога: за всю свою половозрелую жизнь он слышал внутренний голос только дважды — оба раза в переломные моменты жизни. Но, очевидно, что-то у него с интуицией было не в порядке, потому что оба раза до конца понять ее Василий так и не сумел.
В первый раз Василий, несмотря на сжигающее внутреннее беспокойство, перед самым дефолтом успокаивал родителей, называл их паникерами. В результате у отца с матушкой сгорели все сбережения.
А во второй раз точно так же успокаивал Верочку, горячо заверял, что все обойдется, а ничего не обошлось — врачи настояли на прерывании беременности.
Теперь Крутов готов был выполнить все инструкции в точности. Как скажет внутренний голос — так и будет. Скажет уносить ноги, значит, так тому и быть. Скажет: это твоя женщина, разведись и женись, — Крутов разведется и женится.
До сих пор Василий не расторгал брак, потому что, во-первых, не было необходимости, а во-вторых, потому что штамп в паспорте оказался полезным приобретением, не менее полезным, чем депутатская корочка, и так же играл роль оберега. Показал — и не отвечаешь за содеянное.
— Я виноват перед вами. — Приготовленный заранее текст сначала не шел с языка, а потом и вовсе выскочил из головы. Слова предавали Крутова, не успев родиться.
— Я тоже, — не осталась в долгу Лера.
— За все отвечает мужчина.
— Давайте не будем меряться виной. Лучше налейте мне шампанского, Василь Василич.
— Да, действительно, что это я…
С готовностью подхватив бутылку, Василий наполнил фужеры, пузырьки полезли за край, Лера поторопилась отпить.
— Минутку! — остановил ее Крутов. — У меня тост.
— Простите. — Голова кружилась не то от шампанского, не то от Крутова.
Им принесли заказ: теплый салат из морского гребешка с имбирем, холодную говядину и к ней грибной соус. Суета у стола и призывные запахи еды несколько отвлекли обоих и дали минутную передышку от шквала чувств.
— Лерочка! — продолжил Крутов, когда официант оставил их одних. — Давайте выпьем за женщин, которые не стремятся переплюнуть мужчин, не демонстрируют этот, — Крутов пощелкал пальцами, — слово забываю… Ленка, помощница, говорила недавно… Вспомнил, мускулинный тип поведения… А напротив — радуют мужчин женственностью и мягкостью. Вы обольстительны. За вас, Валерия.
Сдержанность во взгляде Крутова испарилась, открыв самое дно карих глаз, по которому ползало, перебирая щупальцами осьминога, влечение. Осьминог готовился к атаке.
Жаркая волна окатила Леру, будто она подсмотрела в замочную скважину что-то запретное.
Вопреки рассудку, воспитанию и элементарному приличию, Лера вдруг представила, что скрывается под строгим костюмом Крутова.
Воображение в мельчайших подробностях рисовало сильное мужское тело, загорелую накачанную грудь с коричневыми окружностями сосков, с островком вьющихся волос посередине и бегущую от пупка темную дорожку в пах…
Лера даже заподозрила, что им подали галлюциногенные грибы или с шампанским что-то не так… Всего несколько глотков, и в крови занялся пожар повышенной категории сложности.
Квартира стареющего мачо, мамина хрущоба, подсобные помещения заведения — для удовлетворения страсти годилось все. Исключение составляли разве что кабинки в мужском туалете. И на том спасибо.
— Спасибо, — протолкнула сквозь слипшиеся губы Лера.
Волевым усилием ей удалось стряхнуть наваждение и загнать в стойло разгулявшееся воображение.
— Валерия, по-моему, я сегодня не в форме. Говорю что-то совсем не то. Это вы меня взволновали, и я счастлив, что это случилось, и поднимаю за это бокал. — Взгляд Крутова лишал остатков сил и, как сургуч, запечатывал рот.
Лера нервно рассмеялась:
— Думаете, за это стоит пить?
— Конечно. Не представляете, как я скучал по этому ощущению. Думал, уже все в прошлом и пора кропать мемуары: «Путь к мужскому одиночеству», или «Откуда берутся холостяки», или что-нибудь в этом роде.
