Шепот о тебе (ЛП) - Коулс Кэтрин

Брови у меня поползли вверх. Фактически я с этим не спорил, но все было куда сложнее.

— Сказал бы, что у тебя были на это причины.

Отец хмыкнул, глядя куда-то вдаль. Вид отсюда был потрясающим, именно из-за него он когда-то и купил этот участок. Отсюда открывалась панорама на Сидар-Ридж — леса, городок, озеро. Здесь было так тихо, словно сама жизнь затаила дыхание.

— Я не знал, как помочь тебе, — произнес он, все еще не глядя на меня. — Видел, что внутри тебя все перекручено, но не имел инструмента, чтобы хоть что-то исправить. Когда ты ушел, подумал, что, может, это именно то, что тебе нужно. Новый старт. Цель.

— Я тогда думал то же самое, — ответил я. Теперь я понимал, что пытался доказать самому себе — мне можно доверять. Я способен защитить тех, кто в этом нуждается. И если бы у меня это получилось, я, возможно, смог бы вернуться домой.

— Твоя мама с самого начала понимала, что это на самом деле.

Я вопросительно посмотрел на него.

— Побег от своих демонов.

Мои пальцы крепче сжали подлокотники кресла. Я ненавидел, что она это видела. Ненавидел то беспокойство, что это должно было вызывать.

— Тогда мне казалось, что это правильно.

Отец повернулся ко мне, его синие, такие же как у меня, глаза в упор встретились с моими.

— И почему?

Я сжал челюсти, не желая выпускать эти слова.

— Я не защитил ее. Ее слишком много раз подводили, и я поклялся, что всегда буду рядом. А в тот момент, когда она нуждалась во мне больше всего, меня не было.

Он шумно выдохнул:

— Холт. Та стрельба была не на тебе. Эти подростки были больными. Извратившимися. Если бы они захотели ее ранить, то нашли бы способ, как это сделать. И, черт возьми, я рад, что им не пришлось прорываться через тебя, чтобы до нее добраться.

— Пап…

Он поднял ладонь:

— Я ненавижу все, через что прошла Рен, — это меня убивает. Никто из вас не должен был через это проходить. Но ты не можешь быть с человеком двадцать четыре часа в сутки. Это невозможно. Случаются несчастья. Ужасные трагедии. Зло. Такова жизнь. Важно одно — оставаться рядом с теми, кого любишь, несмотря ни на что.

Огонь внутри меня вспыхнул сильнее, пожирая все на своем пути:

— А я не остался.

Отец посмотрел прямо в глаза:

— Не остался. И тебе нужно с этим столкнуться. Это будет непросто. Но ты обязан найти способ взять ответственность за свои действия и при этом проявить сострадание к тому мальчишке, который был тогда до смерти напуган.

— Не уверен, что можно совместить эти две вещи. — Если рассуждать хладнокровно, я понимал, почему сделал такой выбор. Но ненависть к себе била в голове тяжелым, непрекращающимся барабанным боем.

— Нужно позволить себе чувствовать и то, и другое. Не убегай от этого. — Он откинулся на спинку кресла. — Я никогда не был хорош в таких разговорах с детьми. Меня самому этому не учили. Но бегство от этого только все усугубляет.

— Как бегство от того, что ты злился на меня до чертиков.

В уголках его губ мелькнула усмешка:

— Это, может, и годами копилось.

— Прости, пап.

— Нет. Мне нужно было позволить себе почувствовать эту злость, а потом сказать тебе о ней. Сказать, что мне было больно от того, что ты не находил способа проводить с нами больше времени. Со мной. Вместо этого я все копил. Когда у меня случился инфаркт, я до чертиков испугался. Все, о чем я тогда думал, — о впустую потраченных годах. О том, что у меня есть взрослый сын, которого я почти не знаю.

Чувство вины снова впилось когтями, и от него самоненависть вспыхнула с новой силой.

— Пап…

— В любых отношениях есть двое. И мы оба отвечаем за то, чтобы озвучивать, чего хотим. А я хочу отношений со своим сыном. Настоящих. Где мы честны друг с другом, даже если это больно.

— Думаю, в последнее время ты был честен сполна.

Отец поморщился:

— Ладно, честность — честностью, но давай добавим немного доброты и уважения.

Я вгляделся в него, видя только честность:

— Я за.

Он крепко сжал мое плечо:

— Хорошо. А теперь расскажи, что там за тип ошивается вокруг дома Рен.



18

Рен

Лампы в комнате отдыха тихо гудели, пока я смотрела на струйку кофе, наполнявшую мою кружку. Хотелось, чтобы он волшебным образом стал крепче. Нет, даже не так, чтобы был чуть ли не на грани кокаина. Поставив кофейник обратно в кофемашину, я плеснула в густую черноту сливки.

Эмбер вошла в уличной одежде, достала из холодильника контейнер с едой и присвистнула, глядя на меня:

— Тяжелая ночь?

— Так заметно?

Она поморщилась:

— Выглядишь немного усталой.

— Спала так себе, — буркнула я. Слабое выражение. Может, попросить у кого-нибудь из фельдшеров поставить мне капельницу и влить туда кофе напрямую.

— У тебя больше не было происшествий дома?

Я попыталась скрыть гримасу. Маленький город, работа в отделе — здесь ничего не скроешь.

— Нет, ничего такого.

Ну, если не считать навязчивого бывшего и чрезмерно заботливых друзей.

— Хорошо. — Эмбер немного помялась. — Я сегодня и ночью свободна. Если хочешь, могу остаться у тебя дома.

Я едва удержалась, чтобы не отшатнуться. Эмбер никогда не была со мной груба, но я всегда чувствовала ее боль, когда ей приходилось находиться рядом. То, что она вообще предложила прийти и остаться, говорило о многом.

— Спасибо, Эмбер. Я правда ценю это.

— Не за что. — Она помахала рукой и вышла.

Я прислонилась к столешнице и сделала большой глоток кофе.

— Подари мне чудо, — прошептала я в кружку.

— Уже разговариваешь с напитками? Мне стоит волноваться?

Я вскинула взгляд на знакомый хрипловатый голос и тут же пожалела. На Холте были спортивные шорты, низко сидящие на бедрах, и футболка, обтягивающая каждую линию мышц. Я сглотнула.

— Что ты здесь делаешь?

Он вошел в комнату отдыха, а я заставила себя не сбежать.

— Встретиться с Лоусоном, потренироваться. Но надеялся, что мы сможем поговорить. У тебя есть минутка?

Я подумала, не осушить ли кружку залпом. Для разговора с Холтом мне нужны были все работающие нейроны.

— У меня осталось пять минут перерыва.

Он кивнул и закрыл за собой дверь.

Комната вдруг показалась слишком маленькой, стены — давящими, и дышать стало тяжело. И даже на расстоянии я почти чувствовала его запах — смесь хвои и специй. Либо у меня начались обонятельные галлюцинации.

Холт вертел ключи на пальце:

— Прости, что с утра на тебя надавил. Я привык приходить, видеть проблему и сразу ее решать.

— Я не проблема, — процедила я.

В его глазах мелькнула искра:

— Нет. Но кто-то, шатающийся вокруг твоего дома, — проблема. Я расследовал больше дел о сталкинге, чем могу вспомнить. Хотел помочь. Но вместо этого был навязчивым и грубым. Прости.

И что мне на это сказать? Держаться за злость сложно, когда Холт такой вежливый и адекватный.

— Спасибо.

Он сжал ключи сильнее:

— Я бы хотел помочь, если тебе будет комфортно.

— Холт, это плохая идея.

— Сверчок, я не смогу исправить прошлое. Сейчас у меня не так много, что я могу тебе дать. Но это я дать могу. Это моя работа, и я чертовски хорош в этом.

В его голосе было столько искренности и боли, что мои стены, которыми я огородила себя от Холта, начали рушиться.

— Без датчиков движения и без камер внутри дома.

На его лице появилась широкая улыбка:

— С этим можно работать.

— И обсудим цену. Это должно быть по карману. Сначала составляем бюджет, потом заказываешь.

— Полностью согласен. Мой друг владеет компанией, у которой я беру оборудование. Он сделает нам хорошую цену.

Я прищурилась:

— Компания надежная?