Кейт Фернивалл - Содержантка
Она резко развернулась и, стиснув зубы, уверенно зашагала по широкому низкому коричневому коридору, громко топая ботинками по половицам. Ответ брата привел ее в такое бешенство, что она чуть не плюнула ему в глаза.
9
Лида, как и обещала, всю ночь не выходила из номера. Ей этого не хотелось, но она заставила себя. И дело тут не в том, что она дала слово, — да, Алексей был прав насчет этого: раньше такая мелочь, как обещание, не мешала ей заниматься своими делами, — а в том, что он не поверил, что она сдержит слово. Теперь же ей больше всего захотелось доказать ему, что он ошибается в ней.
Комната Лиды была неуютной и холодной, но в ней было чисто. В этом небольшом помещении стояли две кровати, но на вторую пока что никто не претендовал. Если повезет, она и дальше будет пустовать. На стене висело зеркало в витиеватой железной оправе, но в ту минуту Лида старалась не смотреть в него. Все еще в шапке и пальто, она расхаживала по комнате, лихорадочно соображая.
Она пыталась сосредоточиться на Алексее, представить, как он надевает пальто, готовясь к ночной вылазке, смотрит в зеркало тем живым, чуть ли не сладострастным взглядом, появился у него всякий раз, когда предстояло какое-то рискованное дело. Он всегда старался скрыть этот взгляд, и Лида замечала, как он маскирует его, то зевая, то проводя рукой по густым каштановым волосам, как будто ему все давно надоело. Но ее обмануть он не мог. Она все понимала.
Шаги Лиды становились все быстрее. Она ударила ногой по каркасу кровати, чтобы отвлечься на боль. Она была готова на что угодно, чтобы не думать о Йенсе Фриисе. Но вдруг ей вспомнилась жена начальника тюрьмы, ее руки, которые она постоянно чесала, грациозный взмах полы ее меховой шубы, когда она отвернулась от нее на платформе и ушла.
Отвернулась и ушла. Как может человек так поступать? Как может он просто так отворачиваться и уходить?
Приступ безумной ярости вдруг охватил ее. Она и сама не поняла, что было тому причиной, но к Антонине это не имело отношения. Лида почувствовала, как эта огненная волна воспламенила ее щеки и свела живот. Она схватилась за одну из пуговиц пальто и так резко крутанула ее, что та оторвалась. От этого девушке стало немного легче. Лида сжала пуговицу, пытаясь отвлечься от боли, которая не покидала ее с той самой секунды, когда она увидела заключенных в рабочей зоне. Людей, которые тащили телегу по усыпанной валунами замерзшей земле. Людей, с которыми обращались, как со скотом. Нет, даже еще хуже, потому что животные лишены чувства стыда. Даже находясь так далеко от них, она ощущала этот стыд, его горький привкус на губах… Один из тех людей упал и уже не поднялся.
Папа, я должна тебя найти. Прошу, папа, умоляю, пусть только это был не ты внутри той груды тряпья!
И вдруг весь ее гнев прошел, оставив после себя только слезы на разом охладевших щеках.
Стук в дверь заставил Лиду поднять глаза. Она уже сняла шапку и пальто и теперь сидела на коленях рядом с кроватью, доставая вещи из дорожной сумки.
— Входите! — сказала она.
Дверь ее номера открылась. Лида думала, что сейчас увидит нового соседа, который займет свободную кровать, но она ошиблась. Это была подруга Попкова, пышнотелая женщина с прямыми соломенными волосами, которая ехала с ними в поезде и задавала слишком много вопросов. Как, он сказал, ее зовут? Ирина? Нет, Елена.
— Добрый вечер, — вежливо поздоровалась Лида.
— Добрый вечер. Я подумала, тебе тут скучно одной.
— Нет. Я занята.
— Понятно.
Женщина не пыталась войти в маленькую комнату, она стояла, прислонясь дюжим плечом к дверному косяку и время от времени поднося к губам почти выкуренную сигарету, которую держала большим и указательным пальцами. Лида прекратила раскладывать свои пожитки на одеяле и посмотрела на гостью.
— Мне жаль вашего сына.
Женщина недовольно поморщилась.
— Лев слишком много болтает.
— Да. Язык у него точно без костей, — сказала Лида с серьезным выражением лица.
Женщина моргнула, а потом улыбнулась. Маленькая комната стала наполняться сигаретным дымом.
— Не беспокойся, он не рассказал мне ничего такого, от чего тебе стоило бы волноваться. Сказал только, что ты приехала из Китая и кого-то ищешь.
— Этого вполне достаточно. Но это на один факт больше, чем знаю о вас я, поэтому я хочу спросить вас кое о чем.
— Вроде как справедливо.
— Что вам нужно от Льва Попкова?
— Что женщине может быть нужно от мужчины?
Она распутно вильнула бедрами, сунула в рот сигарету и всосалась в нее так яростно, что ее конец ярко засветился. Лида отвернулась. Она сложила две юбки, синюю и темно-зеленую шерстяную, и аккуратно положила их рядом с парой свернутых носков, ножницами, тремя носовыми платками, книгой и небольшим хлопковым мешочком на шнурке.
— Ваш сын умер в лагере? — спросила девушка, не поднимая глаз.
— Да.
— Сожалею.
— Не стоит.
Что-то в том, как были произнесены эти слова, заставило Лиду посмотреть в лицо женщине. Оно было совершенно невыразительным.
— Он был охранником, — безжизненным голосом пояснила Елена. — Один из заключенных убил его. Куском стекла перерезал ему горло.
Мысленному взору Лиды тут же представилась кровь, хлынувшая потоком из тела сына этой женщины, молодой человек, хватающийся за горло, его остывающие глаза. Был ли рядом с ним Йене? Видел ли он, как это происходило? Его ли рука сжимала самодельное оружие? Тот, кто это сделал, наверняка уже мертв. Лида вдруг и сама ощутила боль в горле. Она развернула и снова сложила одну из юбок, достала из сумки щетку для волос. Ничего особенного в ней не было, обычная деревянная щетка с треснувшей ручкой, но когда- то она принадлежала ее матери. Щетку девушка положила рядом с ножницами и мешочком.
— Так, значит, ваш сын был охранником, — тихо произнесла она и сплюнула на пол.
Женщина кивнула. В глазах ее от мягкости не осталось и следа.
— Я знала, что этим рано или поздно закончится, — сказала она, издав звук, похожий на рычание. — Одному Богу известно, что этот подонок творил с теми людьми.
За окном проехал грузовик. Свет его фар прорезал темноту и на миг заглянул в комнату.
— Наверное, тяжело потерять сына, — сказала Лида. — Мне жаль, что так вышло.
— А мне нет.
— Ни одни родители не захотят лишиться ребенка.
— Не будь в этом так уверена.
Папа, а ты бы хотел лишиться ребенка? Лида снова взялась за сумку, вынула из нее блокнот и карандаш. Начав ими новый ряд на одеяле, она добавила в него нераспечатанный флакон розовой воды, который подарил ей в дорогу ее овдовевший отчим. Милый Альфред. Он вернулся в Англию и, если бы услышал ее сейчас, наверное, умер бы от стыда. Для англичанина разговаривать с совершенно незнакомым человеком о потере сына равносильно пытке. Это что-то немыслимое. Но здесь, в России, все было иначе. Здесь границы дозволенного были размыты, и Лида уже научилась ценить это, поскольку это помогало открывать многие двери.
