Джулиана Маклейн - Цвет небес
Слова лились слишком быстро. Они были похожи на мелкие шарики, разлетающиеся в разные стороны. Мне хотелось броситься за ними вдогонку.
В этот момент с другой стороны улицы раздался крик мамы:
— Привет!
— Доброе утро! — Кэтрин многозначительно посмотрела на меня, и я поняла, что она услышала всё, о чем я говорила, и считает это нормальным. И всё будет хорошо.
Она помахала маме.
— Я как раз показывала Софи мои цветы!
Пытаясь взять себя в руки, я посмотрела на землю. «Цветы, как же».
— Не думаю, что она поняла, какие из них какие, — усмехнувшись, добавила Кэтрин.
— Поняла? — рассмеялась я. — Неужели их так сложно различить?
Кэтрин обняла меня за талию и нежно прижала меня к себе.
— Цветы могут многому научить нас, особенно когда невидимы, как эти, которые прячутся в земле. — Она вывела меня со двора на улицу. — А теперь возвращайся к маме. Она давно тебя не видела, а я знаю, как она скучала по тебе. Но, пожалуйста, приходи повидаться со мной попозже. Мне бы хотелось ещё раз поговорить с тобой. Или, если хочешь, могу просто выслушать тебя. У меня это хорошо получается. На самом деле, если ты не возражаешь, мне бы не помешала помощь в пересадке кустов.
Я засмеялась и кивнула, а затем оглянулась на маму, которая стояла на веранде в голубом платье, которое я помнила с детства. Оно давно вышло из моды, но я оценила мамину попытку вернуть меня в прошлое с помощью таких мелочей как розовый купальный халат с помпонами и это платье.
«Надо сказать, я еще не рассказала то, что тебе действительно нужно знать, и эти факты никак не связаны с твоим отцом».
Внезапно мне захотелось поскорее дослушать историю до конца и узнать тайну, которую мама обещала раскрыть. Возможно, это знание поможет мне выбраться из темной пещеры, в которой я спряталась, обратно в тот мир, где когда-то я была счастливой и деятельной.
Сейчас сложно представить себе подобное, но было время, когда я наравне со всеми крутилась в колесе жизни. Точнее, я мчалась на нем как на американских горках в парке развлечений. Это не было сказкой.
А главное — я пережила самый худший кошмар. Я всё ещё была здесь. Меган продолжала верить в меня. Она знала, что я смогу всё исправить. Хотела, чтобы я так и сделала.
И поэтому я пошла вперед, ощущая обнадеживающую уверенность, какой давно не испытывала. Я перешла улицу и приблизилась к воротам, не сводя глаз с мамы, и мое сердце начало биться в воодушевленном любопытством ритме.
Глубокое синее море
Глава 32
Кора.
Было начало октября 1968 года, когда гигантская волна обрушилась на прибрежную полосу моей жизни, навсегда изменив моё будущее.
Мне только что исполнилось двадцать, и я училась на втором курсе колледжа Уэллсли[18]. Мы с Питером до сих пор были вместе. Он работал на целлюлозно-бумажном комбинате отца в Огасте и постепенно готовился возглавить компанию, когда придет время.
В последний год учебы в старшей школе я подала заявления в несколько колледжей страны, и по результатам аттестата и волонтерской работы меня зачислили в Уэллсли на полную стипендию. Я была так счастлива, когда распечатала письмо из этой известной школы и прочла написанное. Верила, что поступление в колледж станет моим самым большим достижением в жизни.
Но все получилось не так. В будущем меня ждало нечто намного более важное, но я пока об этом не догадывалась. Мне было всего двадцать лет.
Два года я изучала мировую культуру и гуманитарные науки, уделяя особое внимание Африке, Латинской Америке и Азии. Прошла курсы по межкультурным связям в области семьи, пола, закона и экономики, и осенью шестьдесят восьмого полным ходом продвигалась к научной степени в области культурной антропологии.
Я совершенно не знала, куда заведет меня жизнь после получения диплома. Большинство девушек в Уэллсли вскоре после выпуска выходили замуж. Некоторые заключали весьма впечатляющие союзы, поскольку в то время первоочередным желанием любой девушки моего возраста было выйти замуж и создать семью.
Возможно, именно поэтому в последний год учебы я пребывала в смятении. Я была не совсем уверена, что готова встать на этот путь.
***Помню, как одним дождливым вечером вторника я сидела за столом в своей комнате в общежитии и смотрела в раскрытый передо мной учебник. Но я не могла сосредоточиться на занятиях, а все мельком бросала взгляды на окно, где сверкающие капельки ударялись о стекло и стекали чистыми прозрачными ручейками на каменный карниз. От пронзительного ветра дребезжали стекла, а с деревьев срывались листья.
Сидя там при тусклом свете мигающей настольной лампы и наблюдая за разбушевавшейся стихией за окном, я погрузилась в задумчивость. Я думала о Питере. Конечно, я скучала по нему, но в то же время перед глазами, как на экране, мелькали тревожащие кадры традиционной семейной жизни.
Свадебное платье. Трехъярусный торт. Готовка, уборка, глажка, стирка, подгорелая курица на сковороде…
Сердце гулко забилось, пока я сидела, пытаясь сосредоточиться на учебе. Я ощущала нарастающую/растущую панику, которая быстро переросла в отчаяние.
В голове проносились ужасные мысли: «Я слишком молода, я не успела пожить для себя. Я не готова закрыть перед собой все двери и переступить порог семейной жизни».
Питер, с другой стороны, нисколько не сомневался в своем будущем. Он не задавался никакими вопросами, не сомневался ни в чем, и просто считал дни до моего выпускного, поскольку считал, что тогда я наконец-то буду готова пройти к алтарю с красивым букетом в руках.
Он бы женился на мне сразу после старшей школы, если бы я не мечтала об учебе в колледже. Он согласился подождать лишь потому, что ему было известно, как мне необходимо повидать мир и набраться опыта, прежде чем осесть на одном месте. Он это понимал, потому что знал меня как никто другой.
Но это вовсе не значило, что он разделял моё желание.
И поэтому в тот дождливый день я и дальше сидела за столом, грызя ноготь большого пальца и пытаясь бороться с тревогой.
Не то чтобы я не любила Питера. Любила. Очень любила. Но сколько помню себя, я всегда чувствовала неясную таинственную тоску, которая мешала мне, потому что даже я сама не знала, как её успокоить. Некоторое время я думала, что Уэллсли поможет мне выбросить из головы это неясное желание, но оно никуда не делось, и теперь моё сердце словно сковало обручем.
Слегка постукивая кончиком карандаша по губам, я рассеянно посмотрела на испещренные мелкими буквами белые страницы учебника…