Ольга Резниченко - Черта
… - и тут же вылетел за дверь.
— ТРУУУУУС!!!!!! — завизжала, зарычала, закричала ему вслед,
неистово воя от боли…
Глава Двадцать Вторая
Света.
* * *Позор. Стыд. Боль. Обида…
ЗЛОСТЬ.
Я ненавидела его…
Нет. Я пыталась ненавидеть его, хотя весь гнев был искренне направлен лишь в мою, свою, собственную, сторону.
Как можно так навязываться? Буквально вешаться на шею — чтобы тебя… потом сгребали, соскребали с себя… как дерьмо.
Больно. Больно… очень больно. Быть отверженной. Выброшенной.
И дело даже не в самооценке, настроении, истерике, депрессии.
Просто… не хочешь жить. Жить с таким прошлым. Жить дальше…
И всё.
Не можешь себя простить за былой поступок. Себя, его. Весь мир.
Ненавидишь. Ненавидишь всё вокруг — и проклинаешь.
Срываюсь, ору, дерусь — но легче не становиться. Не забываешь, НЕ ПРОЩАЕШЬ себя — а значит, всё — тщетно.
Бес. Бес бы побрал эти чувства — да не как. Не зачем. Ведь боль людская — намного смачнее покоя. Разодранные, окровавленные души — лучшее веселье… для Вечных. Экстазное… лакомство.
А потому болит. А потому противно. А потому — не проходит…
* * *Пытаюсь не смотреть, не видеть, не слышать его. Нет. Нет больше Юрчика в моем царстве.
Трус… или, просто, ненужная…
Не знаю, не знаю, что уже думать.
Я пытаюсь объяснить себе, пытаюсь. Это поведение — лишь желание, попытка избежать проблем, как он высказался: " ибо не увидимся никогда".
Но не знаю… Черт. ЧЕРТ!!! Ааааааа! Убейте мне память — я хочу, чтобы стало ЛЕГЧЕ!!!!!!!!!!
Хочу забыть всё.
***********************
* * *Юра.
Ти взяла мене у сво долонi
Без одеколонiв i томних ночей.
Ти взяла мене так сильно i тонко,
Твоя Амазонка затопить мене.
Ти хочеш мене на стiл постелити,
Собою зашити без жодного шва.
Ти хочеш мо запаленi очi
Заклети скотчем… Яка то цiна?
Я — твоя, твоя, твоя Модель;
Ти — моя, моя Коко Шанель.
"Коко Шанель", Океан Эльзы.
— Киряева, ты что? Оглохла?
— Да пошел ты, — злобно прорычала… и тут же отвернулась.
— Давайте, я проверю, — спешно отозвалась Валерия. Тут же выхватила протянутые бумаги и скрылась в подсобке.
— Света, что такое?
— Знаешь…. я вот подумала…
— Ну-ну.
— Зря вы на состязаниях не боевыми патронами стреляете. Кто-то бы сделал… очень даже нужное дело.
(резкий разворот — и скрылась… прочь)
Нервно рассмеялся.
А на душе так гадко стало. Противно.
Значит, вот что ты мне желаешь? Вот какие чувства у тебя теперь ко мне?
Ненавидишь… Ненавидишь за мой поступок?
Что же… Может, и правильно.
Отличная замена. Хороший ответ на мою попытку защитить нас от боли.
Хороший.
Смерти. Смерти мне желаешь?
Ну, ничего… не так уж и заоблачная эта, твоя мечта.
Слишком вероятный случай — подохнуть, как пес бешеный…
Уж слишком хороша моя жизнь, чертова, больная, дерьмовая жизнь. И потому не скудна… на ТАКИЕ подарки.
Чертовая девка.
Схватилась, вцепилась, как гребанный клещ, в мое сердце… и теперь сосёт понемножку оттуда… кровь.
Делать больно. Вырывать с корнем, с мясом, воем и криком душу из тела — это всегда приятно. Приятно делать кому-то больно
… каждый раз — чтобы не расслаблялся. Не забывал.
Отменный способ не дать жить спокойно.
Забыть?
Да как тут можно забыть? Когда и так…. куда б не шел, что б не делал, всё говорит, напоминает о ней. В голове лишь одни только мысли — Киряева, Киряева, гребанная сучка… Киряева.
Ненавижу ее… за то, что ворвалась в мой мир. Переполошила всё там. Разломала к чертям собачим давно уже размеренный, четко вычеканенный уклад пропащей жизни.
Я смирился со всем. Давно уже смирился. Забил на всё.
А теперь? Как жить теперь?
Когда снова в голове мечты, а в сердце — растаяли льдины… и вновь закипают чувства?
Как?
Чертов паразит, а не женщина. Гадюка, желчная, ядовитая змеюка. Залезла в душу, в сердце, тело — и теперь пытается вытянуть всё изнутри. Жилу за жилой. Миллиметр за миллиметром… вывернуть наизнанку.
а я… уже… и не против.
Ее, ее я уже. Раб. Прирученный котенок.
Шиплю, шиплю только злобно — в попытках отвоевать, заступиться за последнее, что осталось.
Последнее…
За мечты… без приговора на поражение.
За надежду.
Не могу я без Киряевой.
Но — к себе не подпущу.
Не подпущу. Я не сдамся.
Глава Двадцать Третья
(Света)
И снова утро. Новое утро. Без желания, что либо делать, что либо думать. Жить. Дышать.
На автомате, машинально всё делать — по нужде.
Умыться, почистить зубы, натянуть на себя костюм… и построить взвод.
Удивительно, раньше я так рвалась в бой. Что только не значил для меня этот… конченый Турнир!
А теперь?
Апатия. Сука, апатия сожрала всё.
Бегают, прыгают. Всю неделю у нас в группе праздник — мы взяли Кубок. Победа…
А мне хочется всех ПРИСТРЕЛИТЬ. Выть. Грызть. Бить. РАЗОРВАТЬ.
Бесит это, их счастье. Веселье.
Чему, чему, уроды, радуетесь???
Гранату за пазуху — и по заслугам.
Больно, больно мне — а потому всем… хочу сделать больно.
Вчера даже поссорилась с Юлей — едва не заехала ей в ухо.
Послала… далеко подальше Леру.
В общем, если сегодня в ТБ я кого-нибудь из врагов не отпердолю, то взорвусь на своих.
* * *— Светлана, у тебя что… критические дни? Или в чем проблема? Может, хватит уже на всех нападать? Хамить?
— Юрий Дмитриевич, вы же отлично знаете, когда у кого из нас наступают эти "красные" дни. Так что не будьте идиотом, и приберегите свои тупейшие… издевки для кого-то другого.
Перекосилось, перекосилось его лицо… на такое… прямое мое заявление.
Глаза округлились от шока.
А что, Юрочка? Быстрее ты сдохнешь от моей желчи, чем я покажу свою слабость.
