Наш папа - прокурор (СИ) - Тимофеева Ольга Вячеславовна

– Разрешите, на полминутки, – включается отец.

Вся операционная замирает, когда полуторакилограммовую малышку достают и кладут Саше на грудь. Она рассматривает как сокровище, ведет кончиками пальцев по коже, касается губами крошечного лобика и нюхает. Улыбается и плачет. Какие они…

Я успеваю достать телефон и сфотографировать их.

Медсестра забирает ребенка.

– Можно мне тоже? – Слова вырываются сами.

– Только маме.

– Я папа, – говорю просто так, но звучит вслух гордо.

Медсестра смотрит на детского врача.

– У него все анализы сданы, все нормально, – комментирует Валера.

– Только быстро и очень аккуратно.

Медсестра кладет мне на руки запеленатую девочку. Из-под пеленки на голове торчат черные волосики, как мои.

Я практически ее не чувствую, она просто невесомая. Космонавтик маленький. Маленькая, сморщенная, непонятного цвета, но уже родная. Еще днем грелась у мамы в животе, а сейчас у меня на руках.

Я наклоняюсь к ней и тоже нюхаю напоследок. Пахнет чем-то сливочно-молочным. Я передаю медсестре малышку и как идиот улыбаюсь.

– Александра, поздравляю вас. – Отец улыбается ей.

– Спасибо, – Саша сдержанно отвечает.

– Я потом к вам зайду, поговорим.

Врачи отходят, я наклоняюсь к Саше, она уворачивается.

– Саш, – тихо зову ее, она молчит.

– Нам надо ехать, – кивает мне медсестра, я отхожу, пропускаю их.

Но успеваю усмехнуться Саше в ответ на ее молчание.

Никуда ты не денешься теперь.

Глава 16. Юра. Дедушка и бабушка

Я иду за всеми в предоперационную.

– Александр Евгеньевич, вы сами-то верите, что у вас сразу три внучки? – шутит Валера, стягивая перчатки и отправляя в урну.

– Это все бабуля, все уши мне прожужжала, хоть бы кто-нибудь от него залетел. А то сына не видно почти, хоть бы с внуками возилась.

– Можно было обойтись и одним, – снимаю маску и халат следом за всеми.

– Зная тебя, второго можем и не дождаться, – смеется отец и моет руки.

Не он ли меня всегда настраивал на цели и их достижение. А если стремиться к ним, то когда семью создавать?

В моем случае, может, так и надо было. Свалилось и выбора нет. Придется подстраиваться.

Они обсуждают что-то про ход операции, я ничего не понимаю, выхожу оттуда в коридор, сажусь на ближайший стул и, облокотившись на колени, закрываю лицо.

Только сейчас чувствую, как болит голова, пить хочется, шея ноет.

– Ты как? – узнаю голос Вала рядом.

Оборачиваюсь. Он садится.

– Не знаю. Понимаю, но привыкнуть пока не могу.

– Привыкнешь, когда больше будешь времени с ними проводить. Представляешь, ты такой приходишь с работы, а они бегут к тебе, встречают, спорят, кого ты первым на руки возьмешь, – усмехаюсь, – а потом лягут рядом и уснут. И побоишься двигаться, только бы они не проснулись и дома снова не начался кипишь.

– Они хоть и одинаковые, но у каждой будет свой характер, своя изюминка. Ты многодетный папа теперь, всех нас переплюнул, – кладет руку мне на плечо и похлопывает.

– Сначала надо помириться. Она не собирается прощать.

– Ну, у тебя же есть какой-нибудь козырь? Так воспользуйся им.

Вал прав. Пора воспользоваться.

– А кто Валерий Доронин? – медсестра спрашивает у всех.

– Я, – Вал поднимает руку и поднимается.

– Девушка, которая рожала только что, просила вас найти какую-то Сару, сказала, вы знаете. И попросила привезти вещи. Она должна знать что.

– Хорошо, спасибо, я передам.

– Что за Сара и что за вещи?

– Наверное, то что детям надо, сейчас узнаю. Сара – это няня. Хорошая девушка, у меня работала.

Вал набирает Сару.

– Привет, Сара, тут у нас Саша родила… Да, уже… Так получилось… Она сказала, что ты знаешь, какие вещи ей привезти… А у тебя ключи есть? – Я киваю Валу, прошу телефон, он отдает.

– Сара, здравствуйте, это Юрий, я отец детей. Подскажите, какие надо вещи? Я сам отвезу.

– Отец? Ммм… Они у нее в квартире, там пакеты стоят у входа.

– У вас ключи есть?

– Да.

– Пришлите адрес, откуда вас забрать. Съездим вместе.

– Отлично.

Я отключаюсь, записываю номер няни.

– Сын, пойдем со мной, поговорим, бабуле заодно сообщим, – кивает отец, хочет наедине.

– Вал, скинешь мне адрес? Скажи, я в течение часа подъеду, – прошу друга и иду за отцом в его кабинет.

Отец открывает мне дверь, пропускает в свой кабинет.

Усмехаюсь. Как будто я сбегу.

– Садись, – кивает на стул, – чай, кофе? – идет в смежный кабинет и наливает в чайник воду. – Крепче не предлагаю.

– Кофе.

За стеной включается чайник. Стучат банки. У него там мини-кухня.

Я рассматриваю кабинет. Тут на стенах фотографии мам и детей или только детей, разного возраста, в разном стиле, цветные и черно-белые.

– Пап, а это фотографии из интернета или реальные?

– Реальные. Когда начинал собирать, просил разрешения фотографировать у пациентов, потом стали сами приносить.

Моих, интересно, повесит?

– Ты каждого помнишь?

– Я на обороте подписываю патологию или историю их рождения. Как правило, тут нет простых случаев.

Перевожу взгляд на стол. Там рамка с фотографией. Пока отец делает кофе, разворачиваю ее к себе.

Там я, мама и отец после очередных соревнований, я с медалью.

– Держи, – отец ставит передо мной кофе, садится за свой стол. Я ставлю фотографию на место. Неожиданно, что мой портрет есть у него на рабочем столе. У меня на работе нет фотографии родителей. Никого нет. – Что думаешь делать, сын? – А что посоветуешь?

– Ты большой уже, чтобы у меня советы спрашивать, сам должен решать. Или не можешь? – отпивает кофе, смотрит поверх края кружки.

– Могу, конечно.

И я думаю с чего начать, а потом вдруг сворачиваю с этой темы. Никогда не поднимал ее, а сейчас какая-то сила подталкивает решить это. Разобраться.

– Пап, а почему ты никогда не поддерживал меня? Никогда особо не радовался? А если я достигал или побеждал, то как будто все равно было.

Застывает, оборачивается ко мне.

– Мне не было все равно. Никогда.

Молча смотрим друг на друга. Я сам запустил волну землетрясения, образуя еще больший раскол между нами.

– Иногда то, что ты воспринимаешь за мое равнодушие, это следствие моей работы.

– Мы все работаем.

Отец ставит кружку, поднимается и идет к шкафу. Ключом открывает внутреннюю дверцу и достает один из блокнотов. Что-то листает, ищет, открывает и передает мне.

Это ежедневник. Две тысячи седьмой год. Четырнадцатое апреля.

– Читай.

“Соревнования у Юры. Десять ноль-ноль. Занял второе место. “

Поднимаю на него глаза.

– Всю страницу читай, до конца.

“13.50. Роды. 37 недель.

Р21.1. Средняя и умеренная асфиксия при рождении. Р28.5 Дыхательная недостаточность у новорожденного. Р29.0 Сердечная недостаточность у новорожденных N17.9 Острая почечная недостаточность неуточненная. Р60 Диссеминированное внутрисосудистое свертывание крови у плода и новорожденного. Р91.4 Церебральная депрессия у новорожденного. Р23.8 Врожденная пневмония, вызванная другими возбудителями, реконвалесиент.”

Я не понимаю этих диагнозов, но чувствую ничего хорошего. Может, если бы он больше рассказывал, я бы больше понимал.

– Это было в тот же день?

– Юра, это не единичный случай. И я не хотел нести свою работу в семью. У кого-то работа цветы выращивать или цифры считать. У кого-то лечить людей, ловить преступников. Можешь полистать, – кивает на блокнот, – там выписаны все твои соревнования и их результаты. Я всегда внутренне был с тобой, даже, если не мог присутствовать. А если не показывал радости, то просто… ну ты понял, – кивает на блокнот.

Отец отпивает кофе и смотрит в окно.

– Я не знал.

– Вот у тебя дочки сегодня родились. – Разворачивается ко мне. – Хочешь приходить с работы и рассказывать им, как ты посадил убийцу, маньяка или вора? – Машу головой из стороны в сторону. – Вот и я не хотел.