Вульф (ЛП) - Хоуп Пейсли

Вульф: Планы меняются. Собирай вещи и не выходи одна, поняла?

Я отвожу телефон от лица, чтобы прочитать сообщение, пока заканчиваю разговор с Майком.

После того как завершаю звонок, я смотрю на экран целую минуту. Я начинаю набирать текст, но потом останавливаюсь. За последние два дня его стало слишком много в моей жизни. Мне нужно немного отстраниться, чтобы подумать.

Я переворачиваю телефон на кухонной стойке.

Я знаю, что это ребячество, но проще притвориться, что я этого не видела, и, кроме того, я все равно не обязана перед ним отчитываться. Заканчивая собирать вещи, я напоминаю себе, что сегодня вечером повсюду будут женщины — много женщин. Более чем достаточно, чтобы привлечь его внимание. Убедившись, что все чисто и готово к моему отъезду, я убеждаю себя, что Вульф зациклился на мне только потому, что я не стала обхаживать его с утра. И, возможно, большой, всемогущий президент не привык к такому.

Как бы я ни старалась не думать о нем, слова, сказанные им сегодня утром, глубоким баритоном прокручиваются в моей голове, — он сказал, чтобы я обязательно ответила на его звонок.

Неважно. Думаю, мне уже надоело делать все, что мне говорят.

Он это переживет.

Глава 16

Габриэль

Это своего рода адреналин, прилив сил, когда ты что-то планируешь и идеально выполняешь, умудряясь сохранить в безопасности всех своих людей.

Робби прорезает ограждение убежища «Адептов Греха». Нам сообщили, что один из охранников Гатора только что прибыл в номер его постоянного эскорта в мотеле. Гатор никогда не бывает один, сейчас лучший момент.

Он прячется, как чертова сука.

Мне нужно сосредоточиться. Я должен думать только об одном — войти, схватить Гатора и свалить к чертовой матери, но это не так. Я, черт возьми, отвлекаюсь на женщину, которая все утро не отвечает на мои сообщения, хотя я специально попросил ее так не делать, и это меня бесит.

— Как дела? — Робби спрашивает Кая по рации. Кай находится в нашем служебном фургоне на Третьей Кантри-роуд — единственной дороге, которая ведет к этому полуразрушенному куску дерьма.

— Чисто, — отвечает Кай. — Мое фейковое видео все еще крутится в их системе безопасности, так что поторопитесь.

Робби, Акс и я протискиваемся через дыру в заборе, который граничит с лесом за домом, и ждем. Мы изучали это место почти две недели, у нас есть план участка, и мы знаем всех, кто приходит и уходит. Мы готовы и не уйдем отсюда без человека, который украл невинность младшей сестры Мейсона. Главное правило, по которому мы живем? Женщины и дети — под запретом. Нарушишь его — умрешь, кем бы ты ни был.

Я прислушиваюсь к звукам, к движению, к чему угодно, но ничего не слышу. Только насекомые и лес. Утренний дождь закончился уже несколько часов назад, но трава под нашими ботинками все еще влажная.

— Иди, — говорю я Аксу, указывая в направлении дома, который находится в ста с лишним ярдах от нас. Мы выступаем, уверенно продвигаясь между деревьями, и останавливаемся у задней стены дома. Мой пистолет ощущается как привычная и комфортная тяжесть в руках, пока мы пробираемся через просеку между лесом и задней стеной этой дыры, которую они называют домом. Как только мы достигаем угла дома, в воздухе раздаются выстрелы. Мы ожидали этого.

Я оглядываюсь на Робби, чтобы убедиться, что он в порядке. Он прячется за бочкой, а мы с Аксом — за перилами веранды. Она загромождена мебелью и старыми шинами, что помогает нам укрыться. Мы оцениваем, откуда летят пули и сколько стрелков. Когда находишься в боевой обстановке, время идет странно медленно.

Это способ организма бороться за выживание. Тренировки дают о себе знать, и ты начинаешь действовать на автопилоте и инстинктах. Ты начинаешь замечать все вокруг — как шевелятся деревья, как скрипят половицы, как шумит ветер. Все.

Я прицеливаюсь и стреляю в пустую банку из-под пива на противоположной от меня стороне веранды, надеясь, что тот, кто находится внутри дома, не так умен, как я. Мои ожидания оправдываются, когда он распахивает дверь и стреляет. Я простреливаю ему ухо, и он безжизненно падает, а я жду. Я знал его, он был рядовым членом — неряшливым, вечно под кайфом. Обычно в это время суток их здесь двое, поэтому мы ждем вторую цель, хотя знаем, что у нас есть всего сорок пять минут до возвращения номера три. Отсутствие второго стрелка заставляет меня нервничать.

Я поднимаю глаза на Робби и указываю на боковое окно. Мы не пойдем через заднюю дверь, чтобы стать легкой добычей для Гатора. Я крадусь вдоль края веранды, пока не оказываюсь под окном, и достаю из кармана маленькое карманное зеркальце, чтобы заглянуть внутрь. Трясущаяся рука, держащая «Glock 17», направлена на заднюю дверь. Я жду.

Назовите это побочным эффектом взросления с моим отцом. Терпение. Способность сохранять спокойствие в напряженной ситуации. Я могу начать действовать и выстрелом выбить пистолет у него из рук, а могу дождаться лучшего шанса и определить, действительно ли это Гатор стреляет в нас и один ли он. Он не знает, что я здесь, так что у меня есть преимущество. Он делает шаг вперед, и я убеждаюсь, что это он. Он знавал и лучшие времена. Если запереться в одиночестве в хижине с обезболивающими и выпивкой, и, полагаю, кто угодно будет выглядеть также — грязным, нервным, испуганным.

Вот почему я никогда не употребляю никакого дерьма. Это спасение для слабого человека.

Как только у меня появляется возможность выстрелить в окно, я делаю это. Я не хочу его убивать. Пока.

Сначала мы немного развлечемся с ним и поможем ему понять, почему трахаться с шестнадцатилетней — это плохое решение.

Мой выстрел попадает Гатору прямо в правое плечо, и он опускает руку, а его пистолет с грохотом падает на пол. Я оглядываюсь на Робби, потом на Акса, который все еще стоит за перилами веранды, и указываю на заднюю дверь. Акс начинает двигаться, а я прикрываю его. Если Гатору удастся дотянуться до своего пистолета, у него опустится рука еще до того, как он его поднимет.

Я подаю сигнал Робби. Он врывается через входную дверь и пинком отбрасывает пистолет Гатора в другой конец комнаты. Я не свожу глаз с фигуры Робби через окно, пока он перемещается по крошечному домику.

— Чисто, — произносит он, давая мне понять, что мы выполнили свою задачу.

Я достаю рацию из заднего кармана.

— Все в порядке? — спрашиваю я Кая. — Сейчас мы упакуем посылку.

— Все по плану, — отвечает Кай.

Несколько минут спустя, после того как я заткнул рот Гатора кляпом и протащил его тяжелую задницу почти через весь участок, по дороге к дому проносится мотоцикл, с которого в считанные секунды спрыгивает молодой парень и начинает стрелять в нас. Я поворачиваюсь к нему лицом и прикрываюсь ублюдком Гатором как щитом. Как я уже сказал, я не хочу, чтобы он пока умирал, только если это не выбор между его жизнью и моей.

Парень бежит к нам, пытаясь укрываться за хламом, раскиданным по всему двору. Я почти уверен, что он проспект. Он нервничает, это видно по тому, как он стреляет, пули свистят далеко, и чем ближе он подходит, тем заметнее, как он трясется.

Кто-то отправил этого парня сюда в неподходящее время. Надо было проехать мимо, парень.

Робби стреляет и попадает ему в правое плечо. Он падает на землю, и мы добираемся до линии деревьев под эхо издаваемых им нечленораздельных звуков как раз в тот момент, когда Кай и Мейсон приближаются сквозь деревья, чтобы подстраховать нас.

— Становишься мягкотелым? — усмехаюсь я Робби, запихивая ноги стонущего от ран Гатора в кузов фургона. Он все еще покрыт кровью вчерашнего проспекта, который лежит на заднем сидении. Глаза Гатора расширяются, когда он видит еще одного члена своего клуба, и адреналин, который мне необходим, проносится по моим венам.

— Он еще ребенок, мужик. Черт, ему не больше семнадцати. Господи, что за херня творится с этим клубом? — риторически спрашивает Робби, ударяя Гатора головой о стенку фургона.