Барракуда - Лунина Татьяна

В туалете было пусто. Кристина заскочила в дальнюю кабинку, легко рассталась с предательским нейлоном, взялась за шпингалет. И услышала веселые голоса.

— Так что там с этим Ордынцевым? Давай здесь покурим, Нинуль, терпеть не могу под лестницей торчать!

— С мадам Ордынцевой, ты хочешь сказать.

Щелкнула зажигалка, понесло табачным дымком. Кристина застыла в тесной кабинке.

— Ну естественно, — хихикнула какая-то девица, — с него-то как с гуся вода.

— Сволочи, конечно, эти мужики, — вздохнула другая, — причем, все до единого, без разбору. Когда Лешка связался с той тварью, я его тоже сразу поперла. Ну ты помнишь?

— Нинка, не отвлекайся. Давай про Ордынцева, а то зайдет сейчас кто-нибудь, весь кайф сломает.

— А что «давай»? Я-то не знаю, свечку не держала, но, говорят, трахнул он ее подружку. Или сестру, черт их там разберет. В общем, кого-то из близких. А мадам не вовремя явилась домой и застукала их в постели.

Раздался неумелый свист.

— Серьезно?! Ведь он же намного старше ее, вроде, лет на двадцать, если не больше. Ну козел старый!

— Да ладно, какой он старый? В «Кинопанораме» недавно показывали — классный мужик, импозантный такой. Тот еще старичок!

Сплетницы захихикали, до Кристины донесся матерок.

— Ну трахнул, а дальше-то что?

— Как что? Турнула его мадам.

— После одного траха турнула такого мужа?! Да ни в жизнь не поверю! Что она — дура, что ли?

— Выходит так.

— Нет, там, наверняка, было что-то еще. Может, в глаз дал?

— Кому?

— Жене.

— За что? За то, что сам спит с другой? Запомни, дорогуша: дыма без огня не бывает. Нормальный мужик при молодой жене трахаться на стороне не будет, ведь, говорят, любил он ее очень. Ордынцев же бабник известный, а тут вдруг взял да женился. Невинной скромнице не окрутить такого. Видно, его мадам та еще штучка, наверняка, муженьку рога наставляла. Вот он и отомстил. Как говорится, невестке в отместку.

Девицы дружно расхохотались, потом полилась вода из крана, хлопнула дверь, и все стихло. Кристина дернула влево шпингалет, подошла к раковине, пустила горячую воду, подставила руки под брызгающую струю и уставилась в зеркало: на нее смотрело чужое бледное лицо с застывшими глазами. Постояла так с минуту, а когда стало совсем горячо, аккуратно закрутила блестящий дешевый краник и вышла. На следующий день Ордынцева подала заявление на развод.

В ЗАГС он не явился. А новая печать, шлепнутая в паспорт безразличной рукой, дала понять, что гордая фамилия приказала долго жить.

В воскресенье затрезвонил телефон. Кристина как раз пылесосила, и потому звонки услышала не сразу.

— Алло, — подбежала, запыхавшись, к трубке.

— У отца сильный сердечный приступ, увезли на «скорой» в больницу. — сообщил мертвый голос. — Приезжай.

— Как? — оторопела она. — Я пару дней назад его в баре видела. Когда?

— Вчера. Врачи говорят, положение серьезное, — Ленка всхлипнула. — Он хочет тебя видеть.

— Давай адрес, я сейчас подъеду.

Елена продиктовала адрес и жалобно добавила сквозь слезы.

— Только не затягивай, пожалуйста, если хочешь его застать. Все, пока.

— Лен, подожди, — остановила ее Кристина.

— Что еще?

— А твоя мать в курсе?

— Нет, — отрезала дочка, — ей по фигу все это. Она замуж вышла и укатила давно в Штаты. Давай двигай, я в больнице. Жду.

Кристина заметалась по квартире. Господи, да как же это?! Ведь еще позавчера он столкнулся с ней в баре. Безразлично кивнул и прошел мимо. Ни «здравствуй», ни «до свидания» — чужой человек. А сегодня хочет ее видеть? Зачем? Чтобы упрекать, мириться, каяться? Проститься?! «Нет, нет, с ним все будет хорошо, я знаю! — дурацкий ключ никак не попадал в замочную скважину. Тут же против воли промелькнула мысль. — Если прощу, выживет, — и ужаснула жестокостью другая, — но я не прощу. Никогда!»

— Ну ты и стерва! Стерва-стерва-стерва, — бросали вслед бетонные ступени.

Кристина в ужасе застыла у двери. На узкой койке, под выцветшим клетчатым одеялом лежало жалкое подобие человека, который совсем недавно был ей всем: учителем, другом, любовником, мужем. И предателем. В носу торчала жуткая трубка, в вену под пластырем воткнулась игла, от которой тянулась вверх, к подвешенному пузырю, еще одна длинная трубка. Закрытые глаза не подавали признаков жизни, нос укрупнился, а небритые щеки впали, и цвет их был в тон потолку. Она на цыпочках прошла к стулу и уселась рядом. «Не реви, — строго приказала себя, — не над покойником. Он сильный, выкарабкается. И наснимает еще кучу фильмов, и перетрахает кучу подруг. Завести их для этого, что ли?» В носу предательски защипало.

— Черт!

— Не чертыхайтесь, леди, — прошелестело под капельницей, — я выберусь.

— Кто бы сомневался! — буркнула «леди», быстро провела рукой по глазам и пальцами вытерла нос. — Решил проверить нас на вшивость?

Ордынцев не ответил. Его дыхание было таким тихим, совсем неслышным. И Кристина вдруг вспомнила, что у нее на нервной почве бурчит иногда в животе. «Только бы не опозориться», — взмолилась она неведомо кому.

— Женя, а я тебя во сне сегодня видела, — принялась нести ерунду. — Как будто идем мы с тобой по траве, зеленой-презеленой, и ты говоришь мне: я купил тебе барракуду, Крысенок. Приручи ее и выгуливай на веревочке. А я отвечаю: не смеши, какая веревочка удержит? Она же скользкая, мокрая. Это ведь рыба, а не собака, да к тому же хищная. А ты засмеялся, подхватил меня на руки и кружишь, кружишь. И все время повторяешь: приручишь-приручишь-приручишь. К чему это, а?

Ордынцев открыл, наконец, глаза. Они были ясные, осмысленные и совсем прозрачные. Синие бездонные глаза. Кристине стало страшно.

— Это …к твоей силе…. И моей слабости, — он говорил очень тихо, медленно, с остановками. Но слова не подбирал — произносил как заготовку.

— Женечка, тебе, наверное, нельзя напрягаться, — она придвинулась ближе и стала нежно гладить неподвижную руку.

— Все можно, — не согласился Ордынцев, — только… сейчас… уже — душе, не телу… А я… жил наоборот… Смешно… правда? — во временной промежуток между его словами можно было выпить бадью кофе.

— Женечка, — взмолилась Кристина, — помолчи, пожалуйста!

— Мне не в чем… каяться… перед тобой, — не слушал жену Евгений. — Я жил… как дышал… И любил… как раскуривал трубку… набивал табаком, а думал… о своем… Но так… любил других… не тебя, — он явно устал, ему не хватало дыхания и сил, лицо стало не просто бледным — серым.

Кристина отдала бы все, чтобы ему помочь. Но отдавать было нечего, только вот эти минуты. И любовь, которая, похоже, запоздала. Она стала рядом с койкой на колени и приникла щекой к измученному лицу, целовать мешали дурацкие трубки. Но лишние нежности сейчас ни к чему, Женя ненавидит сопли. И все таки не сдержалась.

— Женька, я тебя люблю, очень. Прости меня.

— Не трать… время… я знаю… Хотя… у каждого найдется… свой грешок, но… если… есть раскаяние… то он… не навредит, — и снова замолчал. Надолго. Кристина посмотрела вверх: пузырь наполовину опустел. «Не прозевать бы», — подумала она и ласково провела рукой по спутанной гриве.

— Не сбивай… надо успеть, — опять зашелестело в ухо. У нее помертвело внутри и забурчало в животе. Она громко покашляла, пытаясь заглушить неприличные звуки. Ордынцев слабо улыбнулся. — Стыду… не осилить природу… Не глупи… Посмотри на меня, — она оторвалась от щеки и пристроилась лицом к лицу. — Я… был мудаком… такова природа мужика… мы эгоисты… жадные до жизни, — снова прикрыл глаза и замолк: то ли устал, то ли обдумывал слова.

— Женя, может, я выйду, а ты поспишь? Я буду здесь, в коридоре, — поспешила добавить Кристина, — но тебе, наверное, лучше отдохнуть.

— Не дергайся… слушай, когда… муж говорит.

— Мы в разводе, — улыбнулась бывшая жена, — но я не против снова пойти с тобой под венец, — и вытерла мокрые щеки.