Мари Фишер - Судьба Лилиан Хорн
– Волей-неволей! – воскликнула она. – Ну и понятия у тебя! Сказать тебе что-то… – Она замолчала на полуслове.
– Да?
– Лучше не надо. Еще обидишься. А я не хочу больше с тобой ссориться. Больше никогда. И уж тем белее сейчас, перед нашим отпуском. Ничто не должно ему помешать. Я так рада.
Он обнял ее и поцеловал, и у него было такое чувство, будто он никогда еще так не любил ее.
17
Лилиан Хорн проводила лето в своей одиночной камере, которую попыталась по мере возможностей сделать жилой, – цветастая скатерть и несколько красочных фотографий на стене яркими пятнами оживляли унылое помещение. Однако контраст с ее элегантной квартиркой оставался разительным. Она даже на короткое время не могла чувствовать себя здесь комфортно, как и не могла смириться с утратой свободы. Ее все время выводило из себя, когда она замечала, что охранник наблюдает за ней в окошко на двери.
Это было самое длинное, и самое безрадостное лето в ее жизни. Предварительное следствие было закончено и ее не вызывали даже на допросы, вносившие хоть какое-то разнообразие в бесконечные тюремные будни.
Кроме адвоката ван Борга, которого она упорно пыталась убедить в своей невиновности, к ней никто не приходил. Хотя у нее и было много знакомых, она последнее время никого не подпускала к себе настолько близко, чтобы подружиться. И сейчас пожинала плоды своего замкнутого образа жизни.
Когда адвокат сообщил ей, что окончательный срок проведения судебного процесса назначен, она облегченно вздохнула.
– Ну, наконец-то! – воскликнула она. – Давно пора!
Он оглядел ее убогую, но очень чистую и просторную камеру.
– Пока вам вроде бы не на что было жаловаться, – у вас тут неплохо.
– О чем вы говорите! Хотела бы я посмотреть на ваше лицо, если бы вас ни с того ни с сего вырвали из вашей привычной жизни и засунули в эту дыру!
– Возможно, – согласился доктор ван Борг и провел указательным пальцем по цветастой скатерке, – вы еще будете мечтать о том, чтобы хоть на денек попасть сюда.
Лилиан засмеялась.
– Ну, вы чрезвычайно подбодрили меня, господин адвокат. – Она немного располнела за время своего заключения, ее кожа утратила теплый золотистый оттенок, а волосы уже не выглядели такими ухоженными как прежде, хотя она и мыла их так часто, как только могла, и к тому же они заметно потемнели у корней, тем не менее, она почти не утратила той эффектности, так свойственной ее внешности, а ее янтарные глаза по-прежнему излучали все ту же магическую силу.
– Поверьте мне, фрау Хорн, – доказывал он, – мне совсем не легко все время говорить вам подобные вещи. Но кто это сделает, кроме меня! Я должен подготовить вас к худшему, чтобы вы смогли выдержать столкновение с суровой реальностью.
– Не бойтесь, господин адвокат! – Она села на нары, закинув длинные ноги одну за другую. – Меня не так просто выбить из колеи. – Тоном гостеприимной хозяйки она добавила: – Присаживайтесь, можете курить. Вы же знаете, мне это не мешает.
Он поблагодарил и сел, как всегда, чувствуя себя в ее присутствии несколько скованно.
Она сплела свои тонкие пальцы вокруг колена и откинула голову.
– Я рада, что наконец-то смогу во всеуслышание заявить о своей невиновности и доказать, что меня зачем-то втянули в это грязное дело. Готова поспорить с вами, что мне поверят.
– Будем надеяться. – Он подавил вздох. – Значит, вы настаиваете на том, чтобы мы исходили из необоснованности обвинения?
– А как же? Ни о чем другом не может быть и речи! Из оправдательного приговора на основании доказанной невиновности. На меньшее я не согласна.
Он сдержался и не стал ей возражать.
– Очень важно произвести хорошее впечатление на судей, на присяжных, а также на прессу. Суд пытается быть объективным, это, конечно, так, но всегда примешиваются симпатии и антипатии, и хотят того эти мужчины и женщины или нет, на них оказывает влияние и то, как пресса освещает судебный процесс.
– До сих пор пресса, пожалуй, не жаловала меня, а? – спросила она как бы невзначай.
– К сожалению, да, – ответил он, не глядя на нее. – Ну не делайте, пожалуйста, такого лица, будто вы сейчас заплачете. Ничего тут трагического нет. Эта братия меня просто не знает, вот подождите, я еще покажу им.
– Но только не держитесь на процессе так дерзко и заносчиво! Я знаю, это вам свойственно, такое поведение – своего рода защитная реакция…
Его предположение вызвало у Лилиан смех.
– …но это создает впечатление о вас, как о хладнокровной, безжалостной преступнице, а вот это уже совсем не смешно. В качестве обвиняемой вы должны держаться скромно, тем более что в вашем деле много обстоятельств, обязывающих вас к этому. Ваша ситуация весьма плачевна, и не вам козырять на суде… тем более вашей невиновностью! Ее еще надо сначала доказать!
Лилиан закусила нижнюю губу и задумалась.
– А, собственно, не наоборот ли? Может, эти там должны сначала доказать мне, что я это сделала?
– Правильно. Но давайте не будем обольщаться. Против вас уже давно собрали нужные доказательства. И поэтому…
Она отмахнулась.
– Да, да, я знаю наперед, что вы скажете. Но гораздо более важным является сейчас, в чем я появлюсь на судебном процессе. Больше всего подойдет, пожалуй, белый шелковый костюм. К нему нужны белые лодочки, чулки без шва и… пожалуйста, пожалуйста, дорогой господин адвокат, постарайтесь, чтобы прислали хорошего парикмахера, Мне необходимо чуть подстричь волосы, подкрасить и хорошо уложить их. – Она провела пальцами по своим потемневшим прядям. – В таком виде я не могу показаться на людях!
– Посмотрю, что можно будет сделать, но если позволите дать вам совет, белый шелковый костюм я нахожу не совсем уместным в суде. Наверняка у вас найдется что-нибудь менее вызывающее, что вам тоже очень к лицуй…
Лилиан Хорн засмеялась.
– Дорогой господин адвокат, возможно, вы блистательный юрист, я, во всяком случае, надеюсь на это в своих же собственных интересах, но в вопросах моды вы абсолютно ничего не смыслите! Нет, нет, тут уж мне решать, и я никому не позволю вмешиваться.
18
Профессор Фабер прочитал повестку о вызове в суд с хмурым видом, потом поднял голову и посмотрел на Михаэля Штурма.
– Дело об убийстве Ирены Кайзер будет слушаться четвертого и пятого октября в суде присяжных… Малоприятное занятие. Надо сразу позвонить судье, чтобы выяснить, когда они меня вызовут. Но уж полдня наверняка придется потерять, и это сейчас, когда я весь в работе над своим учебником по психологии преступлений.
Михаэль Штурм стоял в кабинете по другую сторону письменного стола прямо напротив профессора Фабера. Как обычно, его вызвали сюда через секретаршу, чтобы снять с шефа, насколько это возможно, обязанности по рутинной писанине.
