Хиллиард Нерина - Бесценный символ
Он действительно нанял самолет. Он был прав, говоря, что ей не найти лучшего союзника, чем он.
Когда самолет поднялся в воздух, она сказала первое, что пришло ей в голову:
— Таможенные чиновники в Орли, без сомнения, знают вас.
— Как и большинство таможенников в Европе.
Он отстегнул ремень и подошел к бару в передней части самолета.
— Хотите что-либо выпить? Здесь множество фруктовых соков.
— Апельсиновый, пожалуйста.
Она наблюдала за ним, думая о его лаконичном ответе. В последние десять лет она слышала или читала об удивительных находках, сделанных Энтони, его столкновениях с дельцами черного рынка и сделках с другими коллекционерами по поводу различных редкостей и произведений искусства. Таможенные чиновники во всем мире, вероятно, знали его в лицо, и большинство из них, судя по отношению французов, без сомнения, уважали.
Энтони вручил ей стакан с соком и сел рядом. Она пила маленькими глотками, а затем вернулась к прерванной теме разговора.
— Таможенники в Орли были очень дружелюбны. Они все такие?
Энтони повернулся к ней, его рука лежала на спинке сиденья в опасной близости от ее плеча.
— Нет, не все. Большинство из них доверяет мне. Они знают меня много лет и могут быть уверены, что я не везу контрабанду и не пытаюсь вывезти что-либо незаконно из страны.
Он не мог оторвать от нее глаз. Она больше не была бледной, как прошлой ночью, ее серые глаза были ясными, взгляд твердым, и Энтони захотелось прикоснуться к ней. Она, казалось, не отдавала себе отчета в том, какое действие оказывала на него. И, несмотря на ее мгновенный страстный отклик прошлой ночью, если она и чувствовала сейчас побуждение броситься в его объятия, то умело скрывала это. Расстроенный, он мысленно одернул себя — уж не теряет ли он на самом деле рассудок?
Она продолжала беседу в той же непринужденной манере.
— Вы не одобряете черный рынок, не так ли?
Он вынудил себя сосредоточиться.
— Когда речь идет о предметах искусства, нет.
С любопытством взглянув на него, она спросила:
— Я слышала, вы попадали в самые дикие местности. И поскольку вы свободно въезжаете и выезжаете из некоторых стран, не было ли у вас когда-либо искушения…
— У меня хорошая репутация, и не имело смысла портить ее. Но несколько раз в прошлом я помогал при транспортировке медикаментов. Никакого оружия и ничего такого, что тамошнее правительство могло бы рассматривать как контрабанду.
Это не удивило Стефани, хотя она подумала, что это поразило бы некоторых людей, знавших его. У нее было ощущение, что даже те, кто считали, что знают его хорошо, на самом деле не подозревали, чем он занимался.
Слегка улыбнувшись, она сказала:
— И совсем не нервничали при этом?
— Очень нервничал.
Он ответил ей улыбкой на улыбку.
— Вы рисковали, вас могли бросить в какую-нибудь тюрьму на всю оставшуюся жизнь.
— Такая возможность заставила меня пережить несколько неприятных моментов, — признался он, продолжая улыбаться. — Но было и чувство триумфа, когда это удалось. Подумайте о поисках Джеймсом распятия. Труд всей жизни и многократные разочарования, но он бы не отказался от этого ни за что на свете.
Снова распятие, подумала Стефани.
— Вы тратите столько времени и энергии, не говоря уже о деньгах, чтобы мы добрались до нужного места как можно быстрее. — Она пыталась придерживаться выбранного ей легкого тона.
— Это вас беспокоит? — спросил Энтони.
Да, все это ее беспокоило, но она старалась не думать об этом. Теперь у нее не было выбора.
— Мне не нравится быть должницей. Даже ради папы…
— Стефани, речь не идет о долге.
Его голос заметно погрубел.
— И я не заставлю за это платить, если вы об этом думаете.
У нее появилось почти болезненное побуждение извиниться, но она не могла подобрать нужные слова. Вместо этого, глядя на содержимое стакана так, как будто в нем находились все ответы на секреты Вселенной, она сказала:
— Вы, правда, делаете это ради папы?
Энтони взял из ее рук стакан и поставил на столик. Затем его длинные пальцы нежно, но твердо приподняли ее лицо, что заставило Стефани взглянуть на него.
— Я хочу, чтобы Джеймс увидел распятие.
Его голос был низким, немного хриплым, выражение лица — сосредоточенным.
— Но если бы вы так чертовски не хотели найти его, меня бы здесь не было.
— Вы сказали…
— Я знаю, что я сказал. Я думал, вы будете против, если поймете, что я хочу помочь именно вам, или же увидите в моем стремлении только плохие намерения. Поэтому я и сказал, что это ради Джеймса.
Стефани пристально посмотрела в его глаза, все еще сомневаясь, но сердце ее забилось быстрее, все ее чувства ожили. У нее мелькнула мысль, что они подошли в некотором роде к поворотному пункту в отношениях. Он сказал, что был с ней не ради ее отца, а ради нее самой. И ей было решать, поверить ли ему или нет.
— Тогда как я узнаю, что долга не будет? — прошептала она.
Его глаза были цвета дымчатого топаза, и из них исходил жар, янтарный жар, от которого что-то таяло внутри нее.
— Речь идет не о долге, Стефани. Я хочу быть с вами. Неужели в это так трудно поверить? Просто хочу быть с вами.
Ей нелегко было согласиться с ним, но его настойчивость и ее собственное молчаливое томление сделали для нее невозможным высказать это. Она должна была поверить ему, и, если это было ошибкой и ей придется заплатить за доверие, она заплатит.
— Я догадываюсь, мне придется поверить, — прошептала она. — Но… вы сбиваете меня с толку.
— Разве?
Он снова улыбался, и его руки легли ей на шею, большой палец стал медленно гладить ее щеку.
Она вздрогнула от его прикосновения, но эта легкая ласка заставила ее закрыть глаза и чуть ли не замурлыкать от удовольствия. Было почти невозможно собраться с мыслями, но она попыталась.
— Прошлой ночью…
— Прошлой ночью вы были утомлены, — прошептал он, — и не доверяли мне. А я хочу, чтобы вы мне верили. Хочу, чтобы вы поверили в то, что мы созданы друг для друга.
Его низкий голос оказывал на нее почти гипнотическое воздействие и был таким же чувственно волнующим, как и его прикосновение. И Стефани подумала, не похоже ли ее нынешнее состояние на ощущения тонущего человека. Но то, во что она погружалась, было бархатное и теплое, и у нее не было абсолютно никакого желания спасаться. Когда его настойчивые губы прикоснулись к ней, она ощутила, как ее захлестнула волна чистого чувственного блаженства. Он был настолько нежен и требователен одновременно, что вызвал у нее теперь уже знакомый, но все еще удивительный взрыв желания, подобно электрическому разряду, пронзившему ее тело, и ее руки поднялись, чтобы обвить его шею.
