Луэлла Стинбоу - Старинная легенда
Десять минут спустя радуга растаяла, осталось лишь светлое, чуть печальное воспоминание о чудесном видении. Джиллиан с удовлетворением думала о том, что день прожит не зря. Отличные кадры отсняли! До чего безотрадно все начиналось… но пасмурное, хмурое утро подарило им нежданный подарок. А теперь если бы только Катберт Далтон дал им «добро» на спуск в каньон…
Дал. Пусть и с неохотой.
— Только смотри, с рацией не расставайся.
— Ни за что.
— И, как только покинете запретную зону, немедленно сообщи мне.
Молодой женщине приходилось изо всех сил напрягать слух, чтобы разобрать хоть что-нибудь. Сигнал постоянно прерывался, то и дело шли сильные помехи. Попросить, что ли, Робби заменить батарейки? Вряд ли поможет…
— И смотри, поосторожнее: там змеи водятся.
— Да уж, постараюсь. Терпеть не могу скользких тварей!
Сгорая от нетерпения, Джиллиан отключила рацию, помогла коллегам упаковать самое необходимое в рюкзаки и бодро затопала вслед за Джереми по извилистой тропке, уходящей вниз, в каньон.
Киношники преодолели уже половину спуска, когда взошло солнце. А когда маленький отряд спустился на дно ущелья, к самой реке, туман окончательно рассеялся под раскаленными лучами, и теперь над песчаником поднимались волны палящего зноя. В воздухе дрожало мерцающее жаркое марево.
На протяжении всего спуска Джиллиан не оставляло странное ощущение того, что она словно нисходит в глубины океана. Живое воображение документалистки тотчас же отыскало в древней истории сходный образ: то же самое, должно быть, чувствовали израильтяне, когда Моисей приказал расступиться водам Красного моря и повел свой народ прямо в разверстую бездну.
За десять лет пребывания под водой темные стены каньона словно насквозь пропитались влажной, промозглой сыростью. Серебристо-серые, похожие на лишайники наросты затянули камень, так что ноги то и дело оскальзывались на крутом склоне, а хрупкий песчаник, в довершение удовольствия, так и норовил осыпаться. Вдоль реки чернели мертвые стволы тополей, — когда-то, еще до постройки плотины, эти деревья зеленели вовсю, а теперь скелетообразные, лишенные листвы и жизни ветки угрюмо вздымались вверх, к небу, словно немой упрек.
И — мертвая тишина. Леденящее, наводящее ужас безмолвие. Ни птичьих голосов, ни шороха вездесущих мелких зверушек. Даже ветер не шуршит в листьях. Да и откуда бы им тут взяться? Здесь, ниже края каньона, не росло ни деревьев, ни кустарника, ни даже травы. Все, что было, давно похоронила вода. Теперь лишь почерневшие стволы да голые сучья четкими силуэтами вырисовывались на фоне неба, точно обведенные тушью. Гробовое молчание нарушал лишь приглушенный шум воды.
Тяжело дыша и отфыркиваясь, раскрасневшиеся, вспотевшие киношники сошли к воде. Стянув с головы австралийскую бушменскую шляпу, Кларенс принялся жадно обмахиваться: воздуха ему явно не хватало.
— Далеко еще до пещеры? — поинтересовался он.
— Напрямик — так полмили, не больше. А вот вдоль реки — будет и вся миля.
Дородный, осанистый звукооператор сглотнул и еще энергичнее замахал шляпой.
— Ты как, держишься? — тихо спросила Джиллиан, слегка тревожась за коллегу: лицо толстяка цветом напоминало спелую свеклу.
— Ага. Просто выдохся малость.
— Давай посидим, отдохнем.
— Не надо. Пошли дальше.
Профессионал до самых кончиков пижонских, сшитых по авторской модели ботинок из страусовой кожи, Кларенс скорее рухнул бы замертво на ходу, нежели допустил, чтобы по его вине съемочный график сбился бы хоть на минуту. Вот почему, помимо прочего, Джиллиан рекрутировала его на этот проект; вот почему всю дорогу глаз с него не спускала. А Джереми, как ни в чем не бывало, снова повел киношников вдоль речного берега.
Узкое ущелье постепенно расширялось. Река обмелела и тоже разлилась вширь, насколько позволяли выступы песчаника, с обеих сторон ограждающие ее русло. Но вот, наконец, маленький отряд оказался под пещерой, вместилищем тайного индейского поселения. Запрокинув головы, документалисты благоговейно разглядывали влажные, поблескивающие в лучах солнца руины. Первой нарушила молчание Труди.
— Эти ваши зуни, верно, наполовину люди, наполовину мартышки, ежели каждый день карабкались по этим скалам вверх-вниз!
Готовясь к съемкам, Джиллиан загодя проштудировала гору литературы про обычаи и традиции древних народов.
— Зуни использовали деревянные лестницы, а при угрозе нападения просто втягивали их наверх, — объяснила документалистка. — Либо спускались по ступенькам в скале, — видишь, вон они прорублены. Там и для рук зацепки есть.
Вытянув шею, сощурившись, кинооператор несколько секунд внимательно оглядывала отвесную скалу снизу доверху, пока не рассмотрела еле заметные выбоины в камне. И скептически покачала головой.
— Ты сама знаешь, Джилл, я с тобой работать просто обожаю. Разве я хоть словечком возразила, когда ты обернула меня сеткой и отправила в комнату, полную жужжащих пчел? Да, такая перспектива меня не радовала, но я ведь не спорила! А в другой раз, в Индии, когда мы тряслись на верблюдах всю дорогу до Тадж-Махала, я разве жаловалась?
— А то! Во весь голос.
— Только когда верблюд, идущий сзади, зажевал мою юбку! — запротестовала Труди. — Но если ты ждешь, что я стану карабкаться по этой отвесной стеночке с кинокамерами за спиной… Да ни в жизнь!
— Зря тревожишься, — успокоила ее Джиллиан. — Ближе к полудню внуки Джереми притащат сюда наши веревки, блоки и алюминиевые лестницы. Так что мы поднимемся наверх, можно сказать, с комфортом. А до тех пор поснимаем окрестности.
Документалистка одарила улыбкой старого отцовского друга.
— А вот Джереми согласился поведать нам про Древний Народ, в незапамятные времена эту деревню построивший. Мы задействуем его голос для «экскурса в прошлое»: рассказчик из Джереми — первостатейный! Так что за дело, ребятки, не отлынивать! Время и солнышко никого не ждут… ни мужчин, ни женщин, ни, тем более, киношников!
И минуты не прошло, как съемочная группа рьяно взялась за работу. У Джиллиан руки чесались самой схватиться за кинокамеру, — ведь училась же она в колледже обращаться с техникой, в конце-то концов! Но усилием воли документалистка подавила неуместный порыв: ее дело — руководить, направлять, советовать.
Вот ради этого Джиллиан и жила, в этом видела смысл и суть своего земного бытия, вкладывала в любимое дело и сердце, и душу. Надо распластаться в грязи у кромки воды, чтобы вместе с Труди выбрать наиболее оптимальный угол съемки? Всегда пожалуйста! Надо залезть на дерево и помочь Рут подвесить микрофон? Нет проблем! И уж сущее удовольствие — устроиться на камнях, подобрав ноги, и слушать, пока сосредоточенный Кларенс, надев наушники, записывает неторопливый рассказ мудрого индейского вождя.
