Дмитрий Барчук - Майдан для двоих. Семейная сага
Глава 2
Проспект Степана Бандеры
Права или не права моя страна, но это моя страна.
Стивен ДекатюрНикогда ничего не замышляйте против России, потому что на каждую вашу хитрость она ответит своей непредсказуемой глупостью.
Отто фон БисмаркНадежда — мой компас земной,
А удача — награда за смелость.
И песни довольно одной,
Лишь только б о доме в ней пелось.
Надо только выучиться ждать,
Надо быть спокойным и упрямым,
Чтоб порой от жизни получать
Радости скупые телеграммы.
Явился — не запылился. А я уж, старуха, и не чаяла родного сына повидать. Не было счастья, да несчастье помогло. Садись за стол, в ногах правды нет. Что будешь: чай, кофе? Клавдия, свари нам два экспрессо. Мне — со сливками, а гостю — чёрный, с одним сахаром. Обедать он не будет. Говорит, сыт.
Не узнаёшь дедовскую квартиру? От неё только эта гостиная и осталась. На первом этаже ещё кухня, кладовка, Людмилин танцевальный зал и комната для прислуги. Второй этаж — библиотека, кабинеты, спортзал. А спальни — на третьем. Я же весь бывший обкомовский дом выкупила. Всех соседей расселила. А запросы у прежней номенклатуры, сам знаешь, какие! В Киеве, Москве и даже в израильской Хайфе пришлось квартиры покупать. Зато теперь весь дом мой. После моей смерти здесь будет музей. Завещание я уже составила. Обоим зятьям наказала: если хоть один шальной снаряд, одна пуля сюда долетит, разорю обоих, мигом без штанов останутся. И весь микрорайон — в целости и невредимости. Материальный интерес — лучший залог мира.
Да не смотри ты так на мою инвалидную коляску, как девственница на мужицкое хозяйство! Могу я ещё ходить. Видишь, вот встала сама. Только тяжело уже. Кости, суставы болят. На коляске — ловчее и по дому, и по улице.
Выходит, мой внук — бандит? Полгода бегал по Донбассу с автоматом, людей убивал, а к родной бабке так и не зашёл. Какой же он внук мне после этого? И почему я должна за него хлопотать?
Сядь! Я сказала! Коли пришёл, изволь выслушать мнение матери.
— Главный инженер! Ты — не главный инженер! Ты — … моржовый, а не главный инженер!
Ещё молодая женщина, с рано поседевшими густыми волнистыми волосами, сейчас всклокоченными, в махровом халате, истерично бросает трубку на телефон, та отскакивает и отлетает в пепельницу, полную окурков. Пепельница падает с журнального столика на ковёр. Приторный запах пепла, золы, недогоревшей бумаги, обугленных спичек и никотина наполняет всю комнату. Мать матерится, встаёт с кресла и, держась рукой за левое подреберье, согнутая в три погибели, шаркает шлёпанцами по полу в туалет.
— Не волнуйся, Настя. Я уберу.
Это отец вышел из спальни, в майке и длинных семейных трусах. Щурится на яркий электрический свет после темноты. На часах — половина первого ночи.
Из туалета мать шаркает в ванную, моет руки, потом — на кухню к холодильнику. Выпивает стакан кефира. Появляется отец с веником и совком, полным окурков. Они едва могут разойтись в узкой кухне, чтобы отец добрался до мусорного ведра под раковиной.
— Идиоты! Какие кругом, Слава, идиоты! Ничего сами не могут сделать. Весь строительно-монтажный поезд простоял без работы в Бозшакуле целый день, одной запчасти на путеукладчик не было! — выговаривается мать, успокаиваясь.
Только сейчас она замечает меня в дверном проёме.
— Вовка, а ты почему не спишь? Ночь на дворе. А ну, мигом в койку! Утром же в школу!
Я родилась в партизанском отряде накануне решающего исход войны наступления советских войск на гитлеровцев. Родителей забросили в украинское Полесье для организации партизанского движения по заданию Центра. На оккупированной территории они выполняли приказы Ставки, поэтому после освобождения Украины их не подвергли изнурительным проверкам, чреватым дальнейшим заключением в ГУЛАГ. Мой отец — командир партизанского отряда, Герой Советского Союза, мать — радистка с иконостасом орденов, не меньшим, чем у отца. После войны они были просто обречены на блестящую карьеру. Надо было только жить и работать на износ, как на войне, и партия тебя непременно замечала и двигала вперёд.
Как одержимо и неистово отец воевал с фашистами, так же он восстанавливал народное хозяйство после разрухи. Для него не было большой разницы: пускать под откос немецкие эшелоны или строить новые заводы и шахты.
«Самое дорогое у человека — это жизнь. Она даётся ему один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жёг позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому главному в мире — борьбе…»
На этом месте я обычно обрываю свою любимую цитату из романа Николая Островского «Как закалялась сталь».
Для моих родителей целью жизни были слова «за освобождение человечества», они свято верили в коммунистические идеалы, в Интернационал, в мировую пролетарскую революцию. И мы с твоим отцом поначалу были такими же фанатиками. Я — больше, он — меньше. А потом, уже под старость, пришло осознание, что равенство, братство — это миф. Но борьба?! Борьба остаётся всегда. Именно степень готовности человека к борьбе, умение идти до конца, прогибать под себя этот мир, а не пасовать перед ним отличает пассионарных людей от толпы. Такими были комиссары в истёртых кожанках, строители ДнепроГЭСа и Криворожстали, политруки под Сталинградом и на Курской дуге, призывающие солдат стоять на смерть, покорители целины и строители БАМа. Первопроходцы информационной революции Билл Гейтс и Стив Джобе тоже из племени фанатиков. Как, впрочем, и другие создатели транснациональных корпораций и крупных финансово-промышленных холдингов. Настоящие герои сегодня вовсе не те, кто палит из пушек и автоматов, а офисные «белые воротнички» с планшетами и смартфонами, создающие новую реальность, комиссары информационной революции. Они, а не ополченцы и бойцы добровольческих батальонов, истинные наследники большевиков.
Я училась в пятом классе, когда отца назначили первым секретарём обкома партии. Мать заведовала Домом политпросвещения. Я воспитывалась в образцово-показательной номенклатурной семье. У нас всегда была домработница. Чтобы мать сама стояла у плиты и готовила еду — это было сродни фантастике. Она вечно заседала в президиумах, была делегаткой различных съездов и конференций. До конца своих дней не снимала комиссарской кожанки и смолила «беломорины» одну за другой. Умерла она от рака лёгких в день моего выпускного бала. На школьный праздник я не пошла, аттестат зрелости получила после материных похорон. Отец настаивал, чтобы я ехала учиться в Москву или Киев на историка КПСС. Так они с матерью за меня решили. Но, оставшись без её поддержки, долго противиться моему решению он не смог. Далее самые сильные мужчины, теряя боевых подруг, становятся пробиваемыми.
