Элизабет Хардвик - Рыжая, шальная, любимая…
Джолли слушала Маргарет с жалостью и острым интересом. Этот рассказ позволял ей лучше понять Артура. Теперь ясно, почему он стремился помочь ей: он-то прекрасно знал, какие беды может принести его отцу и ей новый брак, окажись он неудачным.
Загвоздка лишь в одном: Джолли не могла ненавидеть Маргарет Бранд, она ей верила.
— Он был ребенком, миссис Бранд.
— Став взрослым, он так и не изменился. Я понимаю его — он остался, по существу, без матери именно тогда, когда более всего в ней нуждался. Именно поэтому, девочка, я не могу себе позволить встать между тобой и твоим отцом!
Опять-таки с одной лишь разницей: Джолли не ребенок.
Маргарет помолчала и медленно произнесла:
— Жюль говорил мне, что, если мы с тобой встретимся и нормально поговорим, ты мне понравишься. Он был прав.
Джолли вскинула на актрису подозрительно заблестевшие зеленые глаза.
— Он и мне то же самое говорил о вас, И знаете… в этом он тоже оказался прав. Пожалуйста, когда будете говорить с ним, скажите ему…
— Почему ты не скажешь сама? Понимаешь, Джолли… Я не могла сказать при Артуре. Когда он позвонил утром, я даже растерялась… Словом, твой отец у меня дома. Он приехал ко мне в ужасном состоянии, и я просто не смогла…
— Все в порядке, Маргарет. Все хорошо. А папа знает, что мы с вами встречаемся сегодня?
— Нет, я не сказала ему. Он бы захотел пойти со мной, а Артур… Представляешь, что было бы, встреться они на пороге моего дома?
— О да! Маргарет, как вы думаете, папа слишком разволнуется, если я приеду сейчас с вами к нему?
— Разволнуется, даже наверняка, но хорошее волнение. Тем более что я…
— Что, Маргарет?
— Как обычно, я слишком тороплю события, но… мне очень хочется получить твое согласие быть свидетелем на нашей свадьбе!
— Маргарет, на самом деле я согласилась бы, даже если бы вы оказались абсолютно кошмарной особой, ради папы. Но вы не такая. Вы хорошая.
Актриса улыбнулась, и в синих глазах блеснули слезы.
— Хорошо бы, и Артур это понял.
Джолли шла рядом с Маргарет Бранд и: думала об Артуре. Своем сводном брате. Как он прореагирует на подобное известие?
Глава 9.
Артур понятия не имел, что он делает в половине двенадцатого утра у входа в ресторан мсье Жюля.
Оставив мать и Джолли в отеле вчера днем, он ушел в абсолютной ярости, будучи полностью уверенным в том, что никогда больше не захочет с ними обеими разговаривать, однако сегодня ярость уступила место удивлению и некоторому раздражению, так как, судя по всему, обе дамы сами не имели никакого желания разговаривать с ним.
Интересно, они все еще ненавидят друг друга или уже пришли к соглашению о перемирии? Нет, Джолли он прекрасно понимал, но вот почему его мать невзлюбила девушку? Да, не стоило рассказывать Мег, как она лягнула его и собиралась выплеснуть красное вино прямо на рубашку, но в остальном девушка абсолютно очаровательна и просто не может вызывать неприязнь!
Кроме того…
Он усилием воли заставил себя прекратить думать о Джолли и глубоко вздохнул. Если — предположим! — они уже помирились, то какого рода соглашение могло быть заключено?
В любом случае Артур не собирался подвергать свою жизнь смертельной опасности, встречаясь со своей матерью с раннего — впрочем, не слишком — утра. Именно поэтому он и стоял у входа в ресторан. Сам ресторан был еще закрыт, но Джолли, по его расчетам, должна была уже прийти на работу.
За стеклянными дверями кто-то ходил, но Артуру было не видно лица. Молодой человек чувствовал себя, мягко говоря, неловко.
Нет, он вовсе не собирается давить на девушку, просто… просто надо выяснить все до конца.
Артур решительно постучал в дверь. Получилось тихо. Он смущенно огляделся и предпринял вторую попытку. На этот раз его услышали, и в замке повернулся ключ. Дверь медленно открылась.
— Простите, мы еще закрыты, но… Вы?!
Вежливая улыбка поблекла на лице мсье Жюля, как сорванный цветок, едва он узнал Артура. Сам Артур был также весьма разочарован этой неожиданной встречей. Он рассчитывал, что дверь откроет сама Джолли или, на худой конец, кто-нибудь из официантов, но уж никак не мсье Жюль, владелец ресторана и отец Джолли.
Губы Артура презрительно скривились.
— Так вы вернулись?
— Как видите.
— Вовремя. Джолли с ног сбилась во время вашего отсутствия.
Это прозвучало явным и довольно сварливым упреком, и мсье Жюль гордо выпрямился, даже позволив себе сверкнуть глазами.
— Я полагаю, эта касается только моей дочери и меня.
— Не согласен. Я…
— Послушайте, Артур, чего вы хотите?
Меньше всего Артуру хотелось ссориться с отцом девушки, но прямой вопрос требовал такого же ответа.
— Я хочу поговорить с Джолли.
Мсье Жюль коротко кивнул и отступил, пропуская Артура внутрь.
— Она на кухне. Да, Артур…
— Я вас слушаю?
— Прошу вас, не говорите и не делайте того, что может ее расстроить.
— Я?! Мне это нравится! Это я, что ли, несколько дней назад ошарашил ее сообщением о своей скоропалительной свадьбе? Это я…
— Артур, повторяю, это касается только меня и моей дочери. Что же касается вашей матушки…
— А вот нашей матушки мы вообще касаться не будем!
— Нет, будем. Разве не вы оскорбили и расстроили ее? Не пора ли перестать упрекать ее за ошибку, которую она, по вашему мнению, совершила, выйдя замуж второй раз?
Артур стиснул кулаки и призвал фамильную выдержку на помощь.
— Как вы сами справедливо заметили пару минут назад, мсье Жюль, это касается только меня и моей матери.
С этими словами молодой человек холодно кивнул мсье Жюлю и отправился на кухню.
Джолли стояла спиной к двери и что-то резала на большом столе. Дверь за Артуром захлопнулась, но девушка приняла его за кого-то другого и бросила не оборачиваясь:
— Не мог бы ты принести мне яйца из холодильника? :
Не говоря ни слова, Артур отправился к огромному холодильнику, вынул из него упаковку яиц и молча положил на стол рядом с Девушкой.
— Спасибо. Я… О господи, это ты… Я думала, это папа.
Румянец окрасил ее бледное личико, и сердце Артура учащенно забилось.
— Нет. Я не папа. Кстати, когда он вернулся?
— Этой ночью. Ты не против… Мне надо закончить с этим соусом…
— А что это? Суфле?
Честно говоря, Артуру доставляло некоторое удовольствие то, что она смущена и удивлена. За последние несколько дней он слишком часто испытывал эти чувства сам, и никакого удовольствия это ему не приносило.
Джолли улыбнулась — словно солнышко просияло.
— Это не суфле. Это лимонные меренги.
— А что тут такого смешного? Ты сегодня выглядишь вполне счастливой.
