Татьяна Туринская - Спроси у зеркала
И Дидковский поменял привычный для себя график. Пропускать лекции он, конечно, никак не мог себе позволить. Зато все остальные дела довелось несколько сместить и сжать, спрессовать по времени. Курсовые работы и штудирование учебников пришлось перенести на поздний вечер, когда мог быть абсолютно уверен, что уж в такое-то время Ларочка точно находится дома и о свиданиях с соперником даже не помышляет. Кстати о соперниках. Как ни пытался Валерка, а имени конкурента узнать так и не сумел. Лариса категорически отказывалась обсуждать с ним свои личные дела. Сливка же то ли не знала ничего, то ли просто не хотела говорить. В любом случае, вытянуть из нее информацию Валерке не удалось. После Генкиного отъезда Юльку вообще словно подменили. Мало того, что стала вся из себя серьезная и целеустремленная, это-то как раз ей только на пользу. Впрочем, эти аспекты Сливкиной жизни Валерку вообще не интересовали, просто Ларочка частенько удивлялась этому вслух, иначе разительные перемены в Сливкином поведении прошли бы мимо него и вовсе незамеченными. Сам же Валерка удивлялся иному. Сливка и раньше не пылала к нему дружескими чувствами, однако всегда держалась по отношению к нему весьма сдержанно, а иногда и совсем дружелюбно. Теперь же, когда Генка умотал в свою Америку, Юлька вдруг стала открыто демонстрировать Дидковскому дикую враждебность, если не сказать ненависть. При случайных столкновениях около дома она отвечала на его приветствие, но при этом в ее глазах светилось практически откровенное презрение. Впрочем, Валерке на ее чувства было глубоко наплевать, хотя, естественно, это было довольно неприятное для него открытие. Когда же он осмелился позвонить ей, чтобы выяснить животрепещущий вопрос о сопернике и претенденте на Ларочкино сердце, в ответ услышал ледяное:
— У меня нет времени отслеживать чьи-либо похождения, независимо от того, идет ли речь о друзьях или врагах.
И, не дожидаясь Валеркиной реплики на сие высказывание, Сливка без зазрения совести положила трубку.
Так и не удалось Дидковскому узнать имя соперника. Не мог даже сказать наверняка, был ли он на самом деле, или все это было лишь плодом его нездорового воображения. Однако абсолютно точно чувствовал, что Ларочка от него ускользает. Буквально инстинктивно, на животном уровне, ощутил, что вот-вот потеряет ее, что готова Ларочка отдать свое сердце постороннему мужчине. И запаниковал. Чем еще можно объяснить то, что он отказался даже от посещений Кристины, ставших в последнее время очень даже регулярными?
Впрочем, отказаться от Кристины совсем Валерка тоже не мог. Просто пришлось урезать график посещений до двух раз в неделю. Иногда даже приходилось довольствоваться одним — как ни крути, но Ларочка была важнее, чем свидания с Кристиной. Хотя, если уж совсем честно и откровенно, то встречи с Кристиной были ему пусть и не так важны, зато куда уж как приятны. С Ларочкой Валерка до сих пор не преодолел рубеж пусть милых и познавательных, но всего лишь бесед. Даже поцеловать ее не мог, боялся спугнуть. Ведь мама много раз ему говорила, что он должен быть ей другом, только другом, но зато самым надежным, самым верным, таким, без которого ей трудно было бы даже представить свою жизнь, а все остальное, по ее словам, должно было появиться на более позднем этапе. И только так, по ее глубокому убеждению, могли развиваться их отношения, ведь, начни Валерка уже сейчас форсировать события, и Ларочка мало того, что даст ему от ворот поворот, но и замкнется в себе, навсегда закрыв для Валерки дверь в заветное совместное будущее.
Кристина же была вот она, на расстоянии вытянутой руки — в смысле, протяни руку и пощупай. Еще конкретнее — приди и получи сполна, для этого даже ехать далеко не нужно, ведь мудрая мамочка позаботилась даже об этом, и Кристина жила в непосредственной близости от Дидковских, на Таллиннской улице, буквально в паре кварталов от их дома. И еще совсем недавно Валерка ехал домой с занятий не иначе, как через ее гостеприимную квартирку. Если раньше, в самом начале их отношений, оба чувствовали неловкость при встречах, то уже довольно скоро неловкость сменилась физической радостью.
Валерке до сих пор, несмотря на то, что прошло уже пять лет, ужасно стыдно было вспоминать тот день, первую встречу со своей… Дидковский и по сей день никак не мог придумать, как назвать Кристину, чтобы было правильно по сути, но не вульгарно. Любимой женщиной она для него, естественно, не являлась, потому что любимой, хоть пока еще и не женщиной, пусть девочкой, но назвать он мог только Ларочку Лутовинину. Назвать Кристину любовницей тоже язык не поворачивался. Потому что слово 'любовница' происходит от слова 'любовь', а любви-то между ними как раз и не было. Валерка просто получал от нее то, что она обязана была ему предоставить. Именно обязана в силу весьма недвусмысленного договора с Изольдой Ильиничной. А если она выполняла обязанности, пусть и интимного характера, следовало ли ее называть работницей, прислугой? Обслуживающим персоналом? Грубо и некрасиво, хотя по сути, вроде, и верно. А может, лучше в данном случае использовать слово 'наложница'? Конечно, Валерка никакой не хан, не султан, не халиф, и гарема не имеет. Однако по сути Кристина исполняла именно те обязанности, которые и исполняют наложницы в гареме. Да и звучит все-таки приличнее, чем 'обслуживающий персонал': если не вдаваться в подробности, не задумываться о его сути, то звучит даже, можно сказать, красиво и романтично — наложница! Да, пожалуй, очень даже неплохо во всех отношениях. Надо же, у него есть собственная наложница!
Впервые Валерик вошел в этот дом, когда ему еще не сравнялось и шестнадцати. Несмотря на материны предупреждения, что не стоит ожидать особой красоты, был крайне разочарован. В мечтах-то все равно представлял если и не Ларочку, то, по крайней мере, максимально похожую на нее даму. Двери же открыла девушка довольно скромной внешности. Вроде и нормальное лицо с вполне классическими чертами и пропорциями, разве что губы были чуть узковаты, но в общем и целом все эти классические пропорции почему-то категорически отказывались складываться в нечто миловидное. Глаза, нос, прямые, как стрелы, черные брови — вроде все, как у людей. Но лицо ее выглядело несколько мужеподобным, резким, грубоватым, а потому производило довольно отталкивающее впечатление. И Валерка застыл на пороге.
— Валера? — спросила хозяйка. Спросила не удивленно, а сугубо ради опознавания, ведь виделись-то впервые.
Валерка несмело кивнул. И барышня ему не нравилась, и вообще ситуация была довольно неловкая. Если же прибавить сюда то обстоятельство, что Валерик к тому моменту не только не имел опыта плотских отношений, но даже еще ни разу не целовался, то становился понятным его внезапный столбняк на пороге.
