Мистер Ноябрь (ЛП) - Гудин Николь С.

Я не дурак — вижу, какая сейчас большая мишень у неё на спине. Нельзя посадить такого человека, как Антонио Флорес, на пожизненное и спокойно исчезнуть, если его люди всё ещё на свободе. Она переживала всё это одна больше четырёх лет.

Смотрю на женщину в своих объятиях. Раньше думал, что она хрупкая, но теперь понимаю, как глубоко ошибался. Она — самый сильный человек, которого я встречал.

— Ретт? — просыпается она, голос ещё томный ото сна.

— Я рядом, — отвечаю я, сильнее прижимая её к себе.

Мы всё ещё на диване. Думал отнести её в кровать, но не стал будить — ей нужен каждый час сна; сама жизнь словно высасывает из неё силы.

— Я заснула? — шепчет она.

Я целую её в макушку.

— Ты вырубилась без задних ног.

Она прижимается ближе.

— Это всё из-за тебя, — тихо говорит она.

— Меня? — недоумеваю я.

— Я сплю только тогда, когда ты рядом.

— Тогда знай: я с радостью предоставляю свои услуги в любое ночное время.

— Ты серьёзно? — она дышит. — Правда не убежишь?

Смешно, что она боится моего ухода — ведь именно я должен бояться, что она уйдёт в любую секунду.

— Куда мне податься? — повторяю я тот же вопрос, что и на пляже, прежде чем признаться, что люблю.

Многое изменилось, но одно остаётся неизменным: я люблю её. Больше, чем представлял себе возможным. Люблю так, что мысль о её уходе убьёт меня.

Она смотрит на меня; в её глазах плещется океан эмоций. Мягкий свет телевизора отбрасывает тень на её лицо, и она так совершенна, что дыхание перехватывает.

— Я люблю тебя, — шепчет она.

— Я люблю тебя сильнее, — отвечаю я.

— Невозможно, — бормочет она и снова ищет мои губы, словно выпрашивая разрешение.

Меня бесит её беспокойство насчёт моих чувств. Она владеет мной полностью; тот факт, что её отец — плохой человек, ничего не изменит. Какая-то юридическая бумажка о браке тоже не изменит. Она оставила ту жизнь позади — надеюсь, не уйдёт от меня.

— Похоже, мысли у тебя в голове крутятся, — шепчет она.

— Просто много информации, — признаюсь я.

— Прости, — склоняет голову она, но я останавливаю её и ловлю за подбородок.

— И не смей извиняться.

— Мне придётся уйти однажды, ты понимаешь это, да? — её голос тонет в тоске.

Я не принимаю этой мысли. Понимаю смысл, но не принимаю реалии. Для меня это не произойдёт — она не уйдёт, не без меня.

— Тогда я пойду с тобой, — заявляю я.

Её глаза расширяются.

— Ты не можешь просто бросить весь свой мир и пуститься со мной в бега.

— Я могу делать всё, что хочу, Либби, — говорю я, — и я хочу быть с тобой. Я сделаю всё, чтобы помочь тебе снова собрать себя воедино: склею кусочки каждой трещинки, чтобы ты не смогла уйти, не захватив с собой и меня.

— Ретт… — шепчет она.

— Не надо, — перебиваю её. — Не думай о том, чего ещё нет. Они тебя здесь не нашли, и, скорее всего, не найдут. Ты в безопасности со мной, Либ. Если кто-то решит перейти тебе дорогу — сначала придётся пройтись по мне.

— Боюсь, что ты пострадаешь, — признаётся она.

— А я боюсь потерять тебя, — отвечаю я.

ГЛАВА 18

Либби

У меня новые замки на каждом окне, новые засовы на всех дверях и такое количество прожекторов безопасности, что дом светится, будто рождественская ёлка, всю ночь напролёт. Не знаю, для их спокойствия это делается или для моего, но я им благодарна.

Ретт посоветовал рассказать о ситуации Джинни и Кэлу, и я рада, что послушалась и раскрыла им свою тайну. Они ничем не раздражают, наоборот — поддерживают, пусть временами и чрезмерно. Они не знают всего, что знает Ретт — например того, что я юридически замужем, — но им достаточно информации, чтобы понять, почему я такая нестабильная. Это уже облегчение.

Я нарушаю все правила — находиться в программе защиты свидетелей сродни бойцовскому клубу, и все знают первую заповедь бойцовского клуба, — но я долго была одна и больше не хочу продолжать в таком духе. Признание технически увеличивает риск моего обнаружения, но я доверяю этим людям, я их люблю, и, похоже, они меня тоже. Наконец-то, я нашла место, к которому хочу принадлежать.

Ретт застывает в дверном проёме и подмигивает — у меня ёкает в животе, когда я наблюдаю, как его отличная задница входит в дом. Он несёт коробку с каким-то продвинутым видеонаблюдением, от установки которого я категорически отказалась, но он все равно купил ее. Они с Кэлом уже полчаса спорят, где лучше расположить камеры.

Я даже не понимаю, зачем их ставить здесь — Ретт фактически по ночам принимает меня у себя, так что, если уж и вешать аппаратуру, то лучше у него, но моё возражение, похоже, не принимается.

— Просто повесьте и перестаньте ворчать, как старухи, — фыркает Джинни, когда спор вспыхивает вновь. Она закатывает глаза в мою сторону. — Эти двое невыносимы. Система никогда не будет установлена, и я никогда не получу назад свою лучшую подругу.

Я начинаю хихикать.

— Я же рядом с Реттом, всего в двух шагах.

— Именно, — она надувает губки. — Ты так далеко от того места, где должна быть.

— Не вини меня, я даже не хотела эти чёртовы камеры, — отмахиваюсь я.

Камеры меня не спасут; они лишь покажут, что идёт ко мне.

— Трое против одного — смирись с этим, — бодро объявляет Джинни, и я не спорю: это бессмысленно.

— Вам с Кэлом надо повесить тёмные шторы, чтобы нормально спать, — морщу нос, когда один из парней тестирует очередной прожектор. Самолёты, того и гляди, прилетят — подумают, что тут взлётная полоса.

— Тогда купим тёмные шторы, — отвечает Джинни дерзко.

Я закатываю глаза.

— Это многовато, не думаешь? Я сплю у Ретта каждую ночь, или он у меня, он возит меня на работу почти каждый день… если меня нет с ним, я с тобой. Я вообще не бываю в одиночестве.

— Сохрани свои пламенные речи для того, кого можно убедить, милашка, — смеётся Кэл, выходя наружу и спускаясь по ступенькам.

Он прав: спорить бессмысленно. Джинни не уступит.

Мы наблюдаем, как он перепрыгивает через забор и бежит к своему сараю.

— Слава Богу, теперь я смогу повесить эти штуки там, где нужно, — слышу я голос Ретта за спиной, и всё внимание переключается на него. Глаза следят за каждым его движением, когда он примеряет камеру, и тонкая полоска пресса выглядывает из-под футболки.

Он достаёт дрель, и хоть я знаю, что эти камеры — лишняя трата, не могу не наслаждаться тем, как хорошо он выглядит, когда занимается монтажом.

Джинни пальчиком проводит по моему подбородку, прерывая мои созерцания.

— У тебя чуть слюна не убежала, — поддразнивает она.

— Заткнись, — хихикаю я и отмахиваюсь от её руки.

Взгляд Ретта встречается с моим, и он широко улыбается. Боже, я обожаю, когда он так на меня смотрит. Я никогда не вспомню, сколько чудес света существует, но улыбка Ретта точно должна быть в этом списке.

— Шутки в сторону, — говорит Джинни, когда Ретт возвращается к делу. — Он смотрит на тебя так, будто ты — сама луна.

— Он сделал мне предложение, — вырывается у меня.

— Что? — Джинни уменьшает шаг и тащит меня в сторону крыльца, чтобы нас не было слышно.

— Не вставая на колено и без кольца, — кусаю нижнюю губу. — Я не думаю, что он был серьёзен. Это было перед тем, как я рассказала ему… обо всём. Он сказал, что хочет сделать что-то большое, чтобы заслужить моё доверие.

— И он выбрал брак? — удивляется Джинни.

— По-видимому.

— И что ты ответила?

— Я рассказала ему всё, — пожимаю плечами.

— Нет, — она хлопает меня по плечу, — не об этом, что ты ответила насчёт свадьбы?

— Он не был серьёзен, Джинс.

Она выглядывает из-за угла дома.

— Он выглядит вполне серьёзно, насколько я вижу.

Я оглядываюсь и вижу, как мой мужчина работает, делая всё, чтобы обезопасить меня. Он любит меня, и я это чувствую. Он склеивает меня по крупицам, и это пугает ещё сильнее: рано или поздно придёт момент, когда мне придётся уйти. Он всегда приходит.