Зачем нам любовь. Том 1 (СИ) - Дюжева Маргарита

— Ты чего?

— Ничего, — натянуто улыбнулась, — комната у тебя миленькая…

— Тут ничего не изменилось с того момента, как я вырос, — не без гордости ответил муж, указывая на стену завешенную пестрыми, немного потрепанными постерами, — штуки всякие мои детские, мебель та же. На этой кровати я еще подростком спал.

— Я так и поняла, — тихо пискнула я.

Дома у Ремизова мы спали на таком плато, что друг для друга еще доползти надо, а тут…

И самое главное, ни диванчика, ни кушетки нет, чтобы лечь отдельно. И стул только один, чтобы как-то расширить площадь кровати. И не разойтись по разным комнатам, потому что мы вроде как муж и жена, и остальные домочадцы не поймут почему мы так решили. И на пол его выгонять неприлично…

Марата, кажется, ничего не смущало, потому что пока я рефлексировала и бродила по комнате, делая вид, будто рассматриваю детали, он достал из шкафа свою старую футболку для меня, сам переоделся во что-то растянутое и серое. Плюхнулся на кровать ближе к стенке, подмял под себя подушку и с блаженный вдохом сообщил:

— Я спать!

Ах ты ж, мой молодец. Спать он…

А мне что делать?

Я постояла, посмотрела в окно, повздыхала. Потом все-таки переоделась и легла на самый краешек, старательно выдерживая границы, чтобы никак, никакой частью тела не прикасаться к своему мужу. Не в состоянии унять ломоту в груди, долго лежала без сна, думала, слушала его дыхание. Невольно подстраивалась под него, не попадала в такт, задыхалась и смогла заснуть только когда рассвет розовой дымкой тронул линию горизонта.

А утром проснулась, потому что мне было жарко.

Жарко, тяжело, а еще что-то странное упиралось мне сзади в бедро.

***

Конечно, я понимала, что это. Не маленькая.

Но вот сам факт того, что оно в меня упиралось, вызвал не просто шок, но и дикое смятение.

Мы не должны так просыпаться! Чтобы в обнимку, жарко, тесно, да еще и с…

Не должны, но ночью контроль сошел на нет, а полутороспальная кровать не подразумевала какой-то свободы действий и личного пространства.

Я лежала на боку, Марат размеренно сопел позади меня, уткнувшись носом в мою макушку и самым бессовестным образом закинув мне руку на талию.

Я могла отодвинуться, сбросить с себя его конечность и вообще проложить расстояние между нами валиком из одеяла, но вместо этого лежала, как мышка и не не шевелилась. Да что там не шевелилась. Я практически не дышала!

Боялась, что он проснется. И вовсе не потому, что не хотела попадать в щекотливую ситуацию, что-то мямлить и отводить взгляд в попытках сделать вид, что все в порядке, и что я ничего не заметила, не почувствовала, не поняла.

Вовсе нет. Я продолжала лежать по одной простой причине.

Это было просто возмутительно уютно.

Вот так, прижавшись спиной к мужчине, от которого немножко без ума. Ладно, что уж душой кривить, очень сильно без ума. Чувствуя его тепло, его теплое дыхание на своей коже. Эдакий, отдельный сорт мазохизма.

Боги, кто бы знал, как отчаянно в этот момент мне хотелось, чтобы наш брак настоящим, а не фиктивной заставкой для посторонних взглядов. Как бы я хотела, чтобы наш вариант был тем самым «стерпится-слюбится», когда двое вступали в брак по независящим от них обстоятельствам, а потом настолько прорастали друг в друга, что становились самыми близкими людьми на свете.

Если бы только Марат сразу не обозначил свое отношение ко мне и к нашей семейной жизни, не сказал, что его сердце принадлежит другой и он ждет не дождется, когда сможет заключить ее в свои объятия. Если бы он только утаил от меня эту горькую правду и просто женился, следуя воле и обязательствам отца, тогда был бы шанс… Была бы уйма шансов, что у нас что-то получится.

Я бы не строила вокруг себя стену высотой до небес, не чувствовала себя заменой. Не давилась бы горечью каждый раз, как муж брал в руки телефон и с кем-то переписывался, улыбаясь так, что у меня щемило сердце.

Если бы мне сразу не указали на мое место, я бы наверняка попробовала. Позволила бы себе флирт, кокетство и немного безумия. Решилась бы на отважный шаг. Например сейчас, вместо того чтобы просто лежать и пучить глаза в стену, я бы могла повести бедрами, плавно, ненавязчиво, делая вид, что вожусь во сне. Прижаться чуть сильнее. Повернуться на другой бок и все так же якобы сонно и безобидно, закинуть руку ему на грудь, а ногу на бедра. Так чтобы широкая футболка задралась чуть выше приличного, открывая чуть больше привычного.

Я бы попробовала, честное слово, если бы не те слова и признания Ремизова, что он давно и безнадежно влюблен в другую.

Очень, знаете ли, сложно быть напропалую флиртующей кокеткой, когда тебя сразу, сходу, без раздумий и малейшего колебания выставили во френд-зону.

И нет смысла ревновать или выкатывать претензии – Аля появилась раньше меня, а Марат был предельно честен и не стал втихаря бегать к своей любовнице… Теперь он ходил к ней открыто и без зазрений совести.

А мне оставались лишь вот такие нелепые, неуместные моменты близости, когда предел – это рука на бедре, да что-то твердое, бессовестно и как будто в насмешку упирающееся в зад.

Наслаждайся Сенька. Большего тебе все равно не полагается. Моськой не вышла.

Я вздохнула и попыталась лечь чуть дальше, хоть немного увеличив расстояние между нами.

Но не тут-то было!

Рука, придавливающая меня к матрасу, рефлекторно напряглась, а потом бесцеремонно притянула обратно. Еще ближе, чем было до этого.

— Марат, — чуть не задохнувшись, прошептала я.

Он что-то пробухтел, не просыпаясь и не открывая глаз, повозился, а потом взял и переместил руку.

…С бедра на грудь.

Она как-то сама, естественно и совершенно непостижимо скользнула под футболку, и оказалась там, где ей было совсем не место.

Меня аж тряхнуло с макушки и до пяток, когда расслабленная ладонь по-хозяйски обхватила мягкое полушарие.

Дыхание закончилось. Какой на фиг кислород, какие легкие, когда тут такое.

Я шевельнулась – ладонь на моем теле сжалась.

Проклятье. Это просто…просто… у меня нет слов.

Тут и возмущение, и смущение, и возбуждение. Причем последнего гораздо больше, чем всего остального вместе взятого. Просто с нуля – ладно, не с нуля, а с десяточки – за долю секунды разгон до сотки.

Телу вообще было плевать на наши условия, на то, что брак фиктивный, на то, что муж любил другую. Оно выбрало Ремизова и теперь мучительно пульсировало, требуя продолжения. Требуя ласки, прикосновений, горячих поцелуев, рваных стонов и мучительно сладкого спазма в конце.

А Марат спал!

Тупо спал, не догадываясь о том, что со мной творилось!

Я не выдержала и пихнув его локтем в живот, позвала:

— Марат!

— А?.. Что?.. — сонно пробормотал он, не разжимая рук, — что случилось?

Кошмар случился! Помутнение разума! И извращенские пытки! Вот что, мерзавец ты бесчувственный!

Спрятав стеснение, я чопорно сообщила:

— Ты держишь меня за грудь.

— Что? — снова пробухтел муж, широко зевая, и еще не осознав масштабы катастрофы.

— За сиську, говорю, держишь! — не выдержала я.

Ремизов замер на миг, а потом резко, будто обжегшись, отдернул руку.

***

— Ё-моё! — пробасил он, откатываясь к стене.

— И не говори-ка!

Я демонстративно одернула подол футболки вниз и встала с кровати.

Мне даже удалось спрятать смущение за маской праведного возмущение. Сложив руки на груди, я грозно уставилась на мужа:

— Тебе не кажется, что мы так не договаривались? — указала взглядом на весьма однозначный вигвам в области паха.

Проще было изображать негодование, чем позволить ему догадаться о своих истинных эмоциях.

— Прости, Есь, — Марат дернул на себя одеяло, — я не хотел. Оно само. Утро…и все такое.

— И все такое?

— Ага, — что-то он не выглядел особо расстроенным из-за этого инцидента. — я же спал. Может, приснилось чего.

— Ты еще скажи, что первые сорок лет самые сложные в жизни мальчика. Пубертат в самом разгаре, утренний стояк, подростковые прыщи…