Жестокие игры мажора (СИ) - Демина Маша

Потому что мое сердце готово выпрыгнуть через горло.

Меня бросает в жар.

Ладони потеют.

Колени дрожат.

— Пошел ты! — рявкает придурок и толкает Багирова, намереваясь переключиться на меня, но Илай припечатывает кулаком ему в нос.

— Твою мать! — орет Гораев, прижимая ладонь к лицу. На этот раз удар гораздо сильнее моего: кровь мгновенно просачивается сквозь пальцы. — Какого хуя ты творишь? — выпаливает он и, зажав одну ноздрю, высмаркивает кровь, а потом то же самое делает со второй, снова сжимая переносицу.

— Я тебя предупреждал…

— Да срать я хотел на твои предупреждения, — огрызается придурок и прищуривается в мою сторону. — Я, блядь, разорву эту суку на части.

Он отнимает руку и стряхивает капли крови. Сейчас у него ее слишком много.

И я чувствую, как меня начинает подташнивать от этого зрелища.

Но Багиров снова становится так, что закрывает Гораеваот меня. Или наоборот.

Я уже ничего не понимаю.

— Ты выбираешь ее? — Гораев пытается взять Багирова за грудки, но тот перехватывает придурка за затылок и сталкивает их лбами.

— Гор, блядь, — рычит Багиров. — Остановись на хуй. Ты знаешь, что это неправда.

— Вопрос времени, не так ли? — с каким-то садизмом усмехается Гораев, и Багиров отпускает его. — Тогда я наберусь терпения.

Я вижу, как Гораев сглатывает, небрежно вытирая кровь с лица, а потом продолжает как ни в чем не бывало.

— Надеюсь, за это время она не сделает тебя слабаком.

Бросив на меня насмешливый взгляд, Гораев слизывает кровь с верхней губы и, вставив в частично окровавленные зубы сигарету, разворачивается. Сгорбившись, он складывает руки у лица, чиркает зажигалкой, и в воздухе появляется первая струйка дыма.

— Она ответит за это, Багиров. Рано или поздно.

Как только слова Гораева испаряются в воздухе вместе с облаком дыма и он скрывается из вида, теряясь в толпе, я сосредотачиваюсь на Багирове, который стоит ко мне спиной.

Его плечи напряжены и ходят ходуном. Кулаки то сжимаются, то разжимаются. А когда он поворачивается и я встречаюсь с ним взглядом, то забываю как дышать. Огонь в его глазах грозит испепелить меня. Даже на расстоянии.

— О чем ты, блядь, думала?

11.1

Багиров приближается ко мне за пару широких шагов и вынуждает огрызнуться:

— Тебе-то какая разница?! Я вообще здесь из-за тебя! Ты сам виноват в том, что произошло! Бросил меня одну среди придурков! Так что заткнись и вали к своей подружке! Тебе вроде как было весело с ней!

Я заставляю себя прикусить язык, чтобы не наговорить лишнего. Глубокий вдох вздымает мою грудь, и я собираюсь проскользнуть мимо, но Багиров без труда возвращает меня на место и строго припечатывает:

— Я разберусь, что мне делать.

Страх и тревога слишком быстро трансформируются в злость, и я не нахожу иного выхода, кроме как нападать.

— Вот и разбирайся! А от меня отвали! Для чего ты вообще меня привез сюда? Унизить? Показать мое место? Ублюдок! Ненавижу тебя!

Я снова пускаюсь наутек, но Багиров с легкостью догоняет меня и рывком останавливает.

— Я переживу это.

Я втягиваю носом воздух, умоляя себя успокоиться, но то, с какой грубой невозмутимостью он разговаривает и смотрит после всего случившегося… просто невероятно бесит!

— Думаешь, ты стал круче, устроив это дешевое представление, а? — с издевкой бросаю ему в лицо и бью его ладонями в грудь. — Ненавижу! — Снова замахиваюсь и снова бью. — Ненавижу! Отвези меня домой! — И еще раз. — Сейчас же!

Удар за ударом по его груди, и я не успеваю заметить, как он, оттеснив меня к стене, вдавливает спиной в шероховатую каменную поверхность.

Прижавшись ко мне, он вырывает из моей груди вздох.

Позволяя наносить удары, Багиров загнал меня в ловушку, с легкостью растоптав всю мою браваду.

А когда он наклоняется ближе, я втягиваю носом воздух и отвожу взгляд в сторону, пытаясь не задохнуться его ароматом мяты и сигарет.

Понимая, что любое мое действие заводит этого ненормального, я отказываюсь вырываться и тратить силы зазря.

В любом случае лучше иметь дело с ним, чем с его придурошным дружком.

— Уверена, что ненавидишь? — хрипло шепчет мне на ухо и проводит носом по виску. — Может быть, ты просто ревнуешь?

Вздернув подбородок, я заставляю себя посмотреть на него снизу вверх.

— Кто ты такой, чтобы я ревновала? Ты никто и ничто для меня

Его глаза сужаются в темные щелочки, но я успеваю увидеть опасный блеск, который вспыхивает в них, как зажженная спичка.

Запустив пальцы в мои волосы на затылке, Багиров сжимает их в кулаке и оттягивает мою голову назад, сильнее нависая над моим лицом.

— Хочешь продолжать эту игру? Уверена, что осилишь?

Мои глаза начинает жечь, но я хочу, чтобы это было от боли, а не от разливающегося тяжестью в груди чувства.

— Я не играю с тобой. В отличие от тебя, — буквально выплевываю ему в лицо и крепко сжимаю челюсти.

Но ненадолго.

— Хотя нет. Ты даже не ничто. Чтобы стать ничем, для начала надо что-то из себя представлять. А ты просто жалок. Сын своих богатеньких родителей. Разбрасываешься деньгами, которые не заработал, и чувствуешь себя крутым. И собираешь вокруг себя подобных, чтобы среди всего этого ничтожества чувствовать себя круче. Что бы ты представлял из себя без всех этих денег? Крутых шмоток? И тачки, которую тебе наверняка папочка подарил на день рождения…

Мой голос обрывается: Багиров с чудовищной силой встряхивает меня и заставляет обратить внимание на то, каким угрожающе-каменным стало его лицо.

— Ты. Ничего. Обо мне. Не знаешь, — мрачно цедит он сквозь зубы.

Я упрямо привстаю на цыпочки, игнорируя боль в затылке. Пусть хоть вырвет мне волосы – я уже не остановлюсь!

— Я и не хочу знать, — зло шиплю в его губы. — Мне неинтересна особь мужского пола, которой ничего неизвестно о настоящих мужских поступках. Уверена, папочка так и не смог научить тебя быть мужчиной.

Резко отпустив меня, Багиров впечатывает кулак в стену дома. Каменную стену. Сила удара такая, что, мне кажется, я чувствую боль вместо его костяшек. А когда он вбивает его снова, внутри меня все сжимается. Мне мерзко от самой себя. За один вечер я дважды поступила так, как никогда не поступила бы раньше. Я не должна становиться такой, как они.

Я не такая!

Багиров не шевелится, придавливая меня большим телом к стене дома. Но я чувствую, как тяжело он дышит. Как громыхает сердце в его груди. И прямо сейчас я жалею о брошенных словах. Мне не стоило трогать тему родителей. Господи, что я творю?

— Илай… я…

— Да пошла ты, — бросает он с тихим презрением, после чего приходит в себя и отстраняется.

Сделав шаг назад, он окидывает меня таким брезгливым взглядом, будто только что испачкался в грязи, а потом разворачивается и уходит, заставляя чувствовать этой грязью меня.

Я сглатываю ком в горле, который словно утыкан иголками.

Я не должна испытывать чувство вины, расползающееся горечью во рту, хотя бы из-за того, как он со мной обращается, не имея на это никаких прав.

Целовать. Хватать. Зажимать. Командовать. Увозить неизвестно куда и делать из меня посмешище. Но самое худшее то, что в какой-то момент он заставил поверить меня, будто я могу быть ему интересной. По-настоящему. Что он может уважать мои границы, когда я останавливаю его. Или заботиться, отдав мне свою рубашку… Среди всего плохого и невыносимого в нем, я почему-то решила зацепиться именно за это.

Так глупо.

И все же я не имела права переходить личные границы, о которых мне действительно ничего неизвестно.

Сжав кулаки, я топаю ногой и, раздраженно рыча, запрокидываю голову. Надо мной темное звездное небо, которое становится мутным из-за пара, срывающегося с моих губ. Я пытаюсь прояснить мысли, прежде чем делаю еще один вдох и отправляюсь вслед за Багировым.

Как бы там ни было, он меня сюда привез и он же должен вернуть в общагу, которая, черт возьми, скоро закроется!