Екатерина Вильмонт - А я дура пятая!
Большинство первокурсников в театральном вообще смутно представляли себе, что такое живопись. Один мальчик редкой изысканной красоты, москвич, из вроде бы интеллигентной семьи как-то спросил:
– Карина Георгиевна, это правда, что Гоген по пьяни отрезал себе нос?
– Пименов, вы это серьезно?
– Ну я что-то такое слышал…
– Ну, во-первых, не Гоген, а Ван Гог, во-вторых, не нос, а ухо… И вообще, в следующий раз, когда у вас возникнет подобный вопрос, справьтесь в Интернете, чтобы не позориться. Впрочем, кажется, здесь только я считаю, что вы опозорились! И это весьма прискорбно!
Я была в шоке, но когда поделилась своим впечатлением с преподавателем литературы, он только плечами пожал:
– Карина, это что… Вот в прошлом году была одна абитуриентка, я спросил ее, читала ли она «Три сестры». Она твердо ответила, что читала. Я попросил вкратце пересказать сюжет. – Он выдержал паузу.
– И что?
– Она начала пересказывать своими слова… «Сказку о царе Салтане»!
– Три девицы под окном?
– Именно! Так что, коллега, советую уже ничему не удивляться. Но, как я понимаю, они исправно посещают ваши лекции?
– Слава богу!
– Знаете, они научатся, усвоят, артисты, это такой народ… Ну не все, конечно, но к третьему курсу вам вряд ли уже придется за них краснеть. Когда-то Михаил Ильич Ромм написал в дневнике, а к слову, он превыше всех писателей ценил Льва Толстого, так вот, он записал в дневнике: «У меня есть два студента, один знает о Толстом даже больше, чем я, а другой вообще не знает о его существовании».
– И это были Тарковский и Шукшин, знаю!
* * *В конце октября были объявлены два концерта Ильяса.
И вдруг он позвонил:
– Карина, привет, это Абдрашитов!
– Здравствуй, Ильяс!
– Что с твоим мобильным? Я не мог дозвониться и вот звоню на домашний! Рад тебя слышать! Как ты? Будущий муж все еще будущий или уже сыграли свадьбу?
– Да нет, мы расстались.
– Да? Тебя это огорчает?
– В меру.
– Ты сможешь прийти двадцать седьмого на мой концерт?
– О, конечно, с удовольствием!
– Тебе есть с кем пойти?
– Да, разумеется!
– Тогда я оставлю два билета у администратора на твое имя.
– Спасибо огромное, Ильяс!
– Я тебе еще позвоню из Москвы.
– А сейчас ты откуда звонишь?
– Из Лиссабона!
– О, я польщена! Спасибо, Ильяс!
Я обрадовалась, даже очень. Я так давно не была в Консерватории и вообще люблю хорошее пение, а Ильяс поет удивительно! Недаром он сделал такую карьеру! Я помню, он еще учился и частенько заглядывал ко мне по-соседски, мы болтали обо всем на свете, и я видела в нем старшего брата. Он старше мен я на четыре года. Но ника к их романтических отношений у нас не возникало. Он рассказывал мне о своем романе с девушкой из Колумбии, невероятной красавицей Консепсьон, она училась на фортепьянном, Ильяс был сильно влюблен… А однажды я возвращалась из универа достаточно поздно, ко мне на улице пристал какой-то пьяный парень. Я была девушка не робкого десятка и пыталась его отшить. Он вроде бы отстал, но когда я вошла в наш двор, он вдруг выступил из темноты, схватил меня мертвой хваткой. Вот тут я испугалась. Он поволок меня куда-то, от испуга я даже кричать не могла, но тут откуда ни возьмись появился Ильяс и так двинул парню промеж глаз, что тот рухнул на асфальт. А Ильяс прошипел:
– Если еще хоть на полметра подойдешь к этой девушке, я тебе яйца отрежу, козел вонючий!
Больше я этого парня никогда не видела. А в тот вечер я была в восхищении. Ильяс прочитал мне лекцию о том, что приличной девушке нельзя одной ходить по темным улицам.
– Что, у вас там, на истфаке, нет нормального парня, который пошел бы тебя провожать?
– Да как-то я таких не заметила, Иличка!
На следующий день он принес мне газовый баллончик.
– Вот! И чтоб всегда носила с собой. И не в сумочке! Идешь поздно одна, держи баллончик в руке. Обещай мне!
Я пообещала и так и делала. Но больше никто ко мне так грубо не приставал. Хотя заигрывали, бывало. А после Консерватории Ильяса пригласили в Вену. И он надолго пропал, а потом появился, когда я уже вышла замуж, сперва на полгода за Виктора, а потом и за Лёню. Ильяс появлялся в Москве крайне редко, я иногда встречала в подъезде его маму, удивительно милую и красивую женщину Наилю Сабуровну. Она преподавала в ЦМШ, учила талантливых детей играть на скрипке. А потом она уехала к сыну. А я получила в наследство квартиру, и мы с Лёней туда переехали. И вот эта встреча в «Астории»… Самое странное, что я уже через неделю перестала тосковать по Кузьме. Приказала себе перестать и перестала! Просто решила – это был приятный эпизод, замечательный секс, ну и все! Нахлынула страсть после пятилетнего воздержания, вот и померещилось невесть что. Выходит, Ильяс снова спас меня. Как интересно!
* * *До концерта Ильяс не позвонил. Ну и что с того? Мы с Тонькой причепурились и поехали в Консерваторию. У входа в Большой зал творилось какое-то безумие. Мы едва пробились к входу. У окошка администратора стояла очередь.
– Ой, а вдруг он забыл? – причитала Тонька.
– Уверена, что не забыл.
– Тогда почему не позвонил?
– Замотался!
– А если все-таки забыл?
– Значит, пойдем в кафе, только и всего!
– Да ну…
Но тут подошла наша очередь.
– На имя Дубровиной! – выпалила я.
– Кто оставлял?
– Абдрашитов.
– Вот, пожалуйста. И еще просили передать этот конверт!
– Ой, что там, Каринка?
– Откуда я знаю! Погоди, давай выберемся из толпы!
В конверте поменьше лежали билеты. В четвертый ряд партера.
– Круто! – воскликнула Тонька. – А что в другом?
– Сейчас поглядим.
Я достала из второго конверта записку.
«Каришка, милая, прости, что не позвонил, чудовищно замотался! У меня к тебе просьба! Позови меня завтра днем в гости, у меня будет три часа свободных, безумно хочется вспомнить молодость, посидеть, поболтать с тобой. Я не приглашаю тебя в ресторан, чтобы не бросаться в глаза и не провоцировать дурацкие слухи. Если это возможно, сбрось мне на телефон одно слово «да» и адрес! Я свободен с двух до пяти! Прости за нахальство! Всегда твой Ильяс».
«Ну ни фига себе!» – подумала я.
– Что там, Каринка, покажи, – потребовала Тонька.
Я сунула ей записку.
– Ну ни фига себе! – воскликнула она. – Позовешь его?
– Конечно!
– А за кулисы пойдешь?
– Нет.
– Почему?
– Он же ясно написало – чтобы не провоцировать дурацкие слухи.
– Ух ты!
В четвертом ряду партера, слева от прохода два крайних места, то есть в самом центре.
– Круто! – сказала Тонька.
В первом отделении Ильяс пел с оркестром арии из опер, а во втором – романсы Чайковского, Даргомыжского и Рахманинова.
