Джудит Росснер - Стремглав к обрыву
– Я любознательна, – услышали мы голос миссис Штамм, пока шли к лестнице. – Меня всегда интересовало, как живет средний класс негритянского населения. – Мы остолбенели, на что она и рассчитывала. – Но вот Рода утверждает, что такой социальной группы не существует, и если мне известно о ее наличии, значит, я знаю больше, чем сама Рода.
Мартин задрожал от возмущения. Я посмотрела на Роду. Она подмигнула мне, и мы снова двинулись наверх.
Поскольку с Родой у нее ничего не вышло, за обедом миссис Штамм попыталась найти новую жертву. В каком университете учится Дэвид? А Мартин? О, для Сити-колледжа эта неделя не самая лучшая неделя, не так ли? Мартин непонимающе уставился на нее.
– Я имею в виду Розенбергов,[6] – пояснила она.
– Послушай, Хелен, – медленно произнес мистер Штамм, нарушив молчание, за которым обычно прятался, и она удивилась этому не меньше, чем мы. – Мне кажется, ты несправедлива к колледжу. Не следует обобщать. Я думаю…
– Да, конечно, – нетерпеливо перебила она, – обобщения не всегда уместны. Только ведь без них не обойтись, если мыслить не слишком примитивными категориями. В любом случае… – Так и не дав высказаться мужу, она повернулась к Мартину; вынужденная изоляция мистера Штамма ощущалась почти физически.
Я взглянула сначала на брата, потом на Дэвида. Мартин, казалось, вот-вот задохнется от возмущения, но Дэвид продолжал спокойно поглощать пищу.
– В любом случае, если вы еще не видели сегодняшней газеты, я вам прочту. Такая прекрасная статья – жаль, если вы с ней не ознакомитесь. Где же я оставила газету? В машине? Наверху? Уолтер?
– М-мм?
– Не помнишь, где сегодняшний «Таймс»?
– Наверху, в спальне.
– Лотта, будь добра, принеси «Таймс». Газета наверху, в спальне.
Как будто ее муж – пустое место и его слова не доходят даже до его собственной дочери.
– В этом номере вообще много интересного. Комиссия демократической партии пришла к потрясающему выводу: оказывается, сенатор Маккарти служит делу коммунизма, разоблачая коммунистов в собственной стране, а именно «вызывая у людей ни на чем не основанные подозрения», – так, по-моему, там написано. Правда, тогда неясно, для чего они настаивают на более жестком пресечении подрывной деятельности в правительственных учреждениях.
– Наверное, демократы пытаются отвести от себя удар, – предположил Дэвид.
– А! – воскликнула она. – Вот молодой человек с головой! Где вы сказали учитесь? Впрочем, я помню. Вы правы. Они не могут отрицать очевидное или гарантировать, что завтра в правительстве красные не совьют новое гнездышко, поэтому пытаются все свалить на одного человека и замести следы показными мерами. – Она обвела нас взглядом. Кто подкинет ей следующую кость? Но все молчали. – Могу ли я считать, Дэвид, что вам удалось избежать болезни под названием «красная зараза», столь распространенной среди молодежи? Дэвид улыбнулся:
– Нет.
– Что значит «нет»?
– Учитывая вашу непримиримость в этом вопросе, вряд ли вы можете так считать.
Лотта принесла газету и этим спасла положение. Я разрывалась между жалостью к Мартину и гордостью за Дэвида – единственного, кого Хелен Штамм не удалось сбить с толку, единственного, кто мог оказать ей достойное сопротивление.
– А, вот, – с воодушевлением начала она. – «ФБР арестовало сегодня тридцатидвухлетнего Джулиуса Розенберга, жителя Нью-Йорка, по обвинению в шпионаже в пользу России. Он стал четвертым американцем, задержанным на этой неделе в связи с выдачей атомных секретов Советскому Союзу… Мистер Гувер назвал мистера Розенберга еще одним звеном в цепочке советских шпионов, включавшей доктора Клауса Фукса, британского ученого-атомщика; Гарри Гольда, биохимика из Филадельфии; Альфреда Дина Слэка, ученого из города Сиракузы; Дэвида Грингласса, бывшего сержанта американской армии…» Ну, где же эта прелестная строчка? Вот, нашла. Послушайте. Розенберг установил связь с советским агентами, чтобы, цитирую, «выполнить свое предназначение» и «оказать посильную помощь России», конец цитаты. Вот еще, это вам понравится: «Глава ФБР заявил, что вина Розенберга усугубляется тем фактом, что он, гражданин Соединенных Штатов, сам искал возможности вступить в заговор с советским правительством в ущерб интересам своей страны… Розенберг родился в Нью-Йорке восемнадцатого мая тысяча девятьсот восемнадцатого года и получил диплом инженера-электрика в Сити-колледже в феврале 1939 года». – Она торжествующе посмотрела на нас и спросила: – А-а! Я так и знала, что он учился в Сити. Как, по-вашему, я догадалась?
– По его возрасту, – спокойно ответил Дэвид. – И по фамилии. И еще потому, что он из Нью-Йорка. Вряд ли еврей из Нью-Йорка мог учиться, скажем, в Гарварде в тридцать девятом. Как, впрочем, и в другие времена.
– Что ж, ваше предположение не лишено оснований. Однако вы упускаете из вида нечто более существенное. Давайте рассмотрим синдром бесплатного образования. Разве это не та питательная среда, из которой произрастает психология предателя? Не улыбайтесь, молодые люди. Вдумайтесь. Я всю жизнь исправно плачу налоги, для того чтобы какой-то идиот бесплатно отучился в колледже, а потом, двадцать или сколько там лет спустя, заявил, что он должен выполнить свое предназначение и оказать посильную помощь России. Но Россия ни гроша не потратила на его образование, и родители его уехали оттуда, надо полагать, не от хорошей жизни. Так почему он не чувствует себя в долгу перед Америкой. Я вам скажу почему. Потому что люди в лучшем случае способны иногда быть благодарны друг другу, но никогда – своему правительству. Их отношение к правительству бывает либо враждебным, либо иждивенческим. А раз так, то и правительство вправе платить своим гражданам той же монетой – тратить поменьше сил и средств на образование и социальную защиту граждан. Иначе в обществе неизбежно развиваются потребительские тенденции, правительство не успевает удовлетворять растущие аппетиты и в результате само же получает все шишки. – Она сделала глубокий вдох и задержала взгляд на Дэвиде. Он улыбнулся ей своей обманчиво невинной улыбкой.
– Ну, выкладывайте, – бросила она ему с вызовом, хотя не могла не улыбнуться в ответ. – Не люблю, когда что-то остается недосказанным.
– Я только хотел спросить: а что, Клаус Фукс[7] тоже окончил Сити-колледж?
Вряд ли ей это пришлось по вкусу, но она с достоинством склонила голову, признавая свое поражение. А потом до вечера ходила за нами по пятам и втягивала Дэвида в спор по любому поводу. Иногда ей удавалось одержать верх, но не без потерь.
Тогда мне казалось, что она спорит именно с этой целью – одержать верх. Но теперь (хотя, возможно, это только мои домыслы) я думаю, что ей, напротив, нравилось терпеть поражение и споры с Дэвидом давали ей редкую возможность хотя бы ненадолго почувствовать себя женщиной.
