Инга Берристер - Дочь Севера
Влюбляются? Но разве я влюбилась? Амели закрыла глаза, чувствуя бессильный гнев на саму себя. Разве мне мало той боли, которая и так никогда не покидает мое сердце, чтобы добавлять к ней новую?
— Держись крепко. Мы скоро съедем с асфальта и поедем по песчаной местности, — предупредил ее Лейн, не отводя глаз от дороги.
Амели охнула и вцепилась в сиденье, когда машина свернула с дороги и въехала на первый бархан. Все остальные машины уже давно исчезли из виду. Лейн следовал за ними по едва различимой колее, хотя, казалось, ему не составляет никакого труда находить ее.
Через несколько минут дорога исчезла, и теперь пейзаж представлял собой череду простирающихся до горизонта песчаных дюн. С некоторой тревогой Амели повернулась на сиденье и посмотрела в ту сторону, откуда они приехали.
— А как ты узнаешь, куда надо ехать? — неуверенно спросила она Лейна.
— По положению солнца, конечно, — сказал он, пожав плечами, а затем с усмешкой добавил: — На самом деле, у всех машин есть компас, без него в этой стране не обойтись. Песчаная буря может быть такой сильной, что ничего не видно в полуметре от машины, и ветер засыпает колею песком. Посмотри наверх, — вдруг скомандовал он, указывая на птицу, парящую в потоках воздуха высоко над землей.
— Кто это? — спросила Амели.
— Сокол охотится, — сказал он и полез в бардачок.
Наклонившись, он случайно коснулся рукой ее колена, и тело Амели сразу наполнилось жаркой волной желания. Оно испытывало тоску по его прикосновениям… Что, если она сейчас повернется к нему, накроет его руку своей и поцелует его… Но было поздно. Он уже отодвинулся и протянул ей бинокль. Забавно, он предлагает мне бинокль, а я хочу, чтобы он предложил мне себя, подумала горько Амели.
— Посмотри поближе, — сказал он. — Может быть, это прирученный сокол. У нескольких богатых людей в Марокко есть сокольничие, которые обучают птиц. Искусство очень древнее, но оно все еще живо в этих местах.
Амели смотрела на птицу, а та стала внезапно снижаться и вскоре исчезла из виду, будто повинуясь чьему-то невидимому призыву.
— В той деревне, где мы будем ночевать, часто показывают соколиную охоту, — сказал Лейн. — Большинство людей боятся приближаться к соколам, но на самом деле верблюды намного опаснее их.
— Моя мама тоже так говорила, — ответила Амели.
Ее немного задевало, что Лейн, которого она считала всего лишь пляжным мачо, знал больше нее о культуре и истории этой страны. Поэтому-то она поспешила напомнить ему, что тоже является частью этой страны, хотя и видит ее воочию в первый раз.
В мягких песчаных барханах пустыни было что-то завораживающее, но Амели едва удавалось концентрироваться на окружающем из-за эффекта, который производило на нее присутствие Лейна.
Но это не значит, совсем не значит, что я влюблена! — сердито доказывала она самой себе. Ее сердце забилось неожиданно сильно, и она не смела поднять на Лейна глаза, так как знала, что, взглянув на него, уже не сможет отвести взгляд. И ее потрясло еще одно открытие: она хотела не только смотреть на него, но и прикасаться к нему, и… Но это ведь не значит ничего, кроме того, что он физически привлекателен, подумала Амели.
Он привлекает меня и манит… И, если быть совершенно честной, не только физически…
— Ты покраснела, немедленно выпей воды, — встревожился Лейн. — Пустыня — не то место, где можно шутить с обезвоживанием.
Фу-у-у, облегченно вздохнула про себя Амели, как же здорово, что он не умеет читать мысли!
Она много слышала о красоте пустыни от своей мамы и все же задохнулась от восхищения, когда машина въехала на вершину очередной песчаной дюны. Перед ними простирался оазис, сверкая в лучах солнца. Посреди него стояли шатры, которые позволяли туристам почувствовать вкус пустыни тех времен, когда там все еще жили кочевые племена.
Другие джипы уже стояли на окраине оазиса, и Лейн припарковал машину рядом с ними.
— Подожди здесь, — сказал он. — Я разузнаю, какая палатка наша.
Наша? Амели постаралась не слишком бурно изливать свои чувства, когда несколько минут спустя Лейн вернулся и отвел ее в палатку, которую правильнее было бы назвать роскошным шатром, находившимся на окраине лагеря. Внутри шатер был разделен на несколько частей: в нем была гостиная с полом, застеленным пушистыми восточными коврами, на которых были разбросаны искусно вышитые подушки из шелка, и две спальни. Лейн сказал ей, что душ располагается отдельно и, в отличие от шатров, оборудован по последнему слову техники.
Амели слушала его в пол-уха. Она развязала кисти занавесей, ведущих в одну из спален, и стала с восхищением рассматривать ее. Это была мечта, кусочек «Тысячи и одной ночи», чудом материализовавшийся посреди пустыни. Комната оказалась неожиданно просторной. Ее внутренние стены были украшены богато вышитым шелком, на резных столиках стояли лампы, разливавшие вокруг мягкий свет. Кровать, лишь слегка возвышавшаяся над застеленным коврами полом, была покрыта великолепным шелковым покрывалом. Под потолком висел балдахин из полупрозрачного муслина, который закрыл бы всю кровать, если бы были развязаны шнуры, прикрепляющие его к стене. Вся комната дышала чувственной роскошью, и Амели даже не моргала, опасаясь, что это видение вот-вот исчезнет.
— Что-то случилось? — спросил Лейн, стоя за ее спиной.
Амели отрицательно покачала головой.
— Нет, все в порядке. Просто тут так красиво!
— Арабские ночи в голливудском исполнении, — сардонически прокомментировал Лейн, тоже заглянув в комнату.
— Это замечательно! — Амели тут же бросилась на защиту своего нового, пусть и временного, дома.
— Вообще-то это шатер для новобрачных, — сухо сказал Лейн и добавил: — Но не волнуйся, здесь есть еще другая комната, которая тоже обставлена как спальня.
Шатер для новобрачных? Зачем нам выделили именно его? Или это специально устроил
Лейн, чтобы все вокруг думали, что мы любовники? — задумалась Амели.
— Если хочешь прокатиться на верблюде, нужно выходить прямо сейчас, — продолжил Лейн, явно безразличный к искушениям шелковой спальни, на которые так бурно отреагировала Амели.
— Еще кофе?
Амели с улыбкой покачала головой и накрыла свою чашку рукой традиционным жестом отказа.
Было уже почти одиннадцать часов вечера, ужин закончился, и столы освободили от тарелок, чтобы гости могли без помех насладиться последующим представлением. Амели увидела, как оживились люди вокруг, когда музыканты сменили ритм наигрываемой мелодии. Из ближайшего шатра выпорхнула ошеломляюще красивая женщина, одетая в традиционный для танца живота Наряд. Когда она начала вызывающе покачиваться в такт музыке, драгоценности засверкали на ее пальцах, запястьях и щиколотках, и, конечно же, в пупке. Ее тело чувственно извивалось, над вуалью, закрывающей половину лица, томно и вызывающе блестели черные глаза. Танцовщица покачивала бедрами, заставляя сияющий золотистой наготой гладкий живот двигаться под чувственные звуки музыки.
