Ширл Хенке - Беспутный и желанный (Клятва верности)
Дьякон Райт торжественно объявил о начале аукциона.
Селия с волнением обвела взглядом собравшуюся толпу.
– Я не вижу Амоса, – шепнула она Ребекке.
– О! Он где-то здесь, не беспокойся. – Она успокаивала подругу, а сама вся трепетала.
Накануне она при кратком визите мистера Уэллса к ним обронила несколько невразумительных слов насчет розовой ленты, но он, конечно, был достаточно быстр умом, чтобы ухватить намек. Разрушит ли ее невинный обман его матримониальные планы, а если так, то не выльется ли его гнев во что-то страшное?
– А кто купит твою корзинку, Ребекка?
– Я никому не говорила, какой лентой я ее завяжу…
Никому, кроме Рори, а его здесь не будет.
– А вдруг ее никто не купит! Это будет ужасно, – сокрушалась добрая Селия. Подруга пожертвовала своим счастьем ради нее, и теперь Селию грызла совесть.
Ребекка рассмеялась.
– В штате Невада, где на одну женщину приходится десять мужчин, такая участь моей корзинке не грозит. Посмотри, сколько их тут!
Ее взгляд скользнул по лицам собравшихся в парке представителей сильного пола, и тут же у нее перехватило дыхание. Над толпой возвышался, как церковный шпиль, Рори Мадиган. Он занял место позади всех, с обычной своей ленивой наглостью опершись на шершавый ствол могучего дуба, как будто это была самая изысканная ложа в театральном зале. На нем была белая рубашка без галстука, черные брюки и такого же цвета кожаная куртка.
– Как у него хватило духу явиться сюда! – воскликнула Селия под ухом у Ребекки. – Папист на нашем церковном сборище! И как он вырядился! У него рубаха расстегнута чуть ли не до пупа…
Селия пыталась растормошить подругу, но та, завороженная зрелищем волосатой мускулистой груди, уже знакомой ей по некоторым весьма волнительным эпизодам, была нема и глуха. Неужели Селия и все остальные вокруг не восторгаются этой красотой? Неужели они всего лишь шокированы его манерами и не замечают, что Рори Мадиган – воплощение мужской красоты?
Его длинные черные волосы, теперь гладко расчесанные, а не слипшиеся, как это было на ринге, или в жару на огороде, или после купания в речке, блестели на солнце. Среди неуклюжих скотоводов и бледных городских служащих, потеющих в своих стандартных тяжелых суконных костюмах, Рори выглядел пришельцем из иного мира. А может быть, дьяволом, принявшим человеческий облик? Ему было наплевать, что о нем подумают и о чем начнут перешептываться люди вокруг.
Их разделяло много ярдов, но она ясно разглядела его усмешку и скорее догадалась, что он сказал, чем прочитала по губам слова, которые он произнес беззвучно.
– Я отпустил тебя, Ребекка, но только на время.
Нет, он не посмеет! Он не совершит такую подлость, усугубив ее вину за обман Амоса, родителей, Селии, разрушив ее налаженное, привычное существование от восхода до заката, от одного празднования Рождества Христова до следующего Рождества в новом году. Он не заставит ее безрассудно броситься в бурную реку жизни с ее многочисленными стремнинами и водоворотами. Уже поздно было бежать и разыскивать Амоса, чтобы, предавая Селию, объяснять мистеру Уэллсу недоразумение с подменой ленточек, – оставалось только надеяться, что Рори пришел сюда просто как зритель и если он вступит в торг, кто-нибудь одержит над ним верх. В конце концов, сколько может быть денег в кармане у наемного работника конюшни?
У Рори денег было достаточно. С тех пор как он перестал тратить их на игру и выпивку и раздавать шлюхам. Оставалась в неприкосновенности часть призовых долларов, помещенных предусмотрительным Януарием в банк, и из жалованья Дженсона за работу в конюшне он истратил лишь какую-то мелочь.
Целую неделю он держался вдалеке от Ребекки, работая с утра до ночи. Дженсон поручил ему готовить призовых лошадей для скачек в Рено. Рори хотел оправдать надежды хозяина и довел себя до изнеможения. По ночам он не мог уснуть от усталости в своей душной комнатке над конюшней и грезил о Ребекке.
Только вчера Дженсон щедро расплатился с ним, и он проскакал за ночь весь путь до Рено туда и обратно, чтобы купить там подходящую для праздника одежду, истратив большую часть денег на самую элегантную из всех предложенных ему шляп. Он долго обдумывал, как ему одеться в этот день. Он хотел выглядеть настоящим жителем Запада, но не похожим на глупых ковбоев, которые на празднике потеют в одежде, годной лишь для маскарада.
Ждет ли его Ребекка? Он терялся в догадках. С ней нельзя ни в чем быть уверенным. Они, как планеты, вращались по разным орбитам. Его страсть к этой девушке пугала самого Рори и одновременно притягивала. Может быть, испуг победит страсть? Впервые в жизни Рори сомневался в победе. Уверенность в себе всегда давала ему преимущество в боксерских поединках и вообще в жизни. Без этой самоуверенности он давно бы сгинул, пропал как ничтожная букашка на бескрайних просторах Америки. А вот теперь он ощутил дрожь в коленках. Но его вызывающая поза ничем не выдавала его неуверенности.
Продажа корзинок проходила на аукционе в быстром темпе. Преимущественно покупатели знали, что покупают, и парочки быстро удалялись с жаркого пятачка в тенистую глубь парка. Девушки взвизгивали от радости, когда джентльмены выкрикивали приличные цены за их корзинки. Все шло как по маслу. Цена каждой не превышала половины «орла», то есть пяти долларов. Дьякон Райт тоже был доволен. Прошлогодний аукцион дал гораздо меньшую прибыль для церкви.
Корзинка Селии с бледно-розовой лентой продавалась перед корзинкой Ребекки. Старый Вилл Райт объявил обычную начальную цену в полдоллара. Ребекка и Селия нарочно в этот момент завязали беседу с Медди Придс, делая вид, что их совсем не касаются эти торги. Амос Уэллс, дотоле невидимый, дождался, когда двое – ковбой с выцветшей от солнца шевелюрой и бандитского вида малый из салуна – вздули цену до семидесяти пяти центов, поднял руку и звучным голосом заправского политика перекрыл шум толпы:
– Золотой «орел».
Это означало десятку.
– Я тут же умру, если он прогневается, – шепнула Селия Ребекке, вспотевшая от переживаний, с лицом гораздо более розовым, чем лента на ее корзинке.
Ее волнение было понятно. Толпа вокруг ахнула и замерла. Амос приобрел корзинку с бледно-розовой лентой, и Селия направилась к нему словно королева, идущая на эшафот.
Дьякон Райт между тем продолжал исполнять свои обязанности. Корзинка Ребекки была поднята в воздух его рукой, и стандартная цена в полдоллара была громко провозглашена. После психологического удара, нанесенного Амосом Уэллсом, выложившим десять долларов за корзинку с ленчем, публика еще не успела прийти в себя. Кто-то робко надбавил пять центов, кто-то еще пять. И тут из задних рядов прозвучал ясный четкий голос Рори Мадигана:
