Джун Зингер - Звездные мечты
— Ладно, отбросим это. Настоящая причина заключается в том, что это был эротический эксперимент, а я до этого не имела никакого эротического опыта. — Она хрипло рассмеялась.
Анджела хотела бы отбросить всю эту тему вообще. Слишком тяжело было даже думать об этом, слишком неприятно и отвратительно.
— Я никогда больше не смогу смотреть Эдварду в лицо, — сказала она. — Грязная старая свинья.
— Да брось ты. В действительности он совершенно безобидный. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Мне надоело об Эдварде.
Анджела с изумлением смотрела на сестру — вся эта история для нее ровным счетом ничего не значила. Кики даже удалось высмеять ее.
— Ладно. Давай вместо этого поговорим о том, почему тебя выкинули из Вассара.
— А ну их… Деревенщина. Ну кому охота болтаться в этом чертовом Пафкипси?
— Мне, вот кому. Ты знаешь, что я страшно хочу туда, но теперь это невозможно.
— На самом деле я оказала тебе большую услугу. Ску-ко-та!
— Ты мне так до сих пор и не сказала, за что тебя выгнали.
— О'кей. Была полночь, а у меня кончилось курево. Внизу в холле у нас есть автомат с сигаретами. Ну, я встала, спустилась вниз по лестнице, кто-то увидел меня и доложил об этом. Ну и…
— Тебя исключили только за то, что ты в полночь спустилась по лестнице?
— Видишь ли, к несчастью, я была голая. Портье заметил меня, а этот страж нравственности — деканша — увидела, что бедный негр уставился на меня… Бьюсь об заклад, что они выкинули меня только потому, что это он смотрел. Если бы это был белый, они были бы более снисходительны.
— Но почему? Почему ты спускалась вниз голой?
— Я лежала в постели и читала одну непристойную книжку. Я забыла название, но она очень откровенная. Понимаешь, очень жаркая. А в комнате тоже было жарко. Ну, и я сняла с себя одежду, потому что было душно, а когда ты без одежды, то легче обмахивать себя…
— Ты перестанешь дразнить меня?
— …ну, я умирала от истомы, а пачка была пустая. Я и спустилась в холл как была. Откуда я знала, что этот малый там подметает? Он так возбудился, что уронил свою метлу и совок, произошел ужасный шум, и старая ханжа Плимптон выскочила из своей комнаты и учинила настоящий скандал. Я думала, ее свезут в психушку. Ну, а потом деканша сказала, что я опозорила Уиттиров, — ты знала, что дочки дорогого Эдварда Фликки и Микки тоже учились в Вассаре? Потом она заявила, что теперь понимает, почему мой отец заслужил свою репутацию. Это уже было для меня слишком, и я трахнула старую дуру по башке ее собственной табличкой с именем на подставке. После этого они сами упаковали мои чемоданы и сказали, чтобы я убралась в течение часа, что будет для меня только к лучшему. — Она ухмыльнулась. — Ты не находишь, что отец тоже сделал что-либо подобное? Настоящая девлинская эскапада!
И тут Анджела задумалась: не было ли все это заранее рассчитано? Хотела ли Кики, чтобы ее исключили? Хотела ли она сравняться с отцом, заслужить его репутацию? Или просто разозлить мать?
— Что сказала мама?
— О! Она неистовствовала до тех пор, пока я не сообщила ей, какую пакость высказала деканша о папе. Тогда она заявила, что это была ошибка, что мы не сменили нашу фамилию и это целиком твоя вина. Поэтому она обозлилась и на тебя тоже, что, должна тебе заявить, было очень приятно слышать. — Анджела скривила губы, а Кики продолжала: — Потом она уехала в Стонингем в своем обычном состоянии, когда она вне себя, а перед этим запретила мне покидать дом. Полагаю, через несколько недель все утрясется и мы все отправимся на остров.
— Ладно, я не знаю, о чём ты думала, когда спускалась вниз голая, но я рада, что ты трахнула эту старую ведьму за пакость о папе. Если бы я была на твоем месте, то сделала бы то же самое.
— О нет! Ты бы не сделала! Ты бы взяла себя в руки, вскинула голову и с жалкой горделивой улыбкой молча удалилась. Это — твой стиль.
«Как ты права», — подумала Анджела.
— К черту все это! Не будем такими серьезными и нудными. Давай удерем куда-нибудь выпить. Как насчет «21»[11]?
— А как насчет «Копа Лаундж»? — возразила Анджела, прекрасно зная, что ответит Кики.
— Ангел небесный, ты что, никогда не слышала? «Копа» — это только для поганых туристишек.
2
Стоя перед зеркалом, Кики обозревала себя в полный рост, и ей нравилось то, что в нем отражалось: грива серебристо-золотистых волос, сине-зеленые глаза, в которых светилось самолюбование. Она перебрала пальцами жемчужную нить с бриллиантовой застежкой. Анджела тоже взглянула на себя в зеркало.
— Кому пришла в голову идея преподнести нам жемчуг в качестве подарка по поводу выпуска? — спросила она. — Маме или Эдварду?
Кики довольно улыбнулась:
— А ты как думаешь?
— Тебе?
— Ты угадала, дорогая. А теперь скажи мне правду: разве выходил первый раз в свет кто-нибудь роскошнее меня в этом или любом другом году?
Анджела тронула облако черных волос, вгляделась внимательно в свои отраженные зеркалом широко раскрытые желто-зеленые глаза.
— Да, ты самая… Пока они не увидят меня. — И она показала Кики язык.
Они обе захохотали, и Кики подтолкнула ее бедром.
— Только помни, какой будет порядок, сестренка. Я номер один, а ты лишь номер два. Будь любезна, запомни, благодаря чьему очарованию мы получили эти жемчужные ожерелья. И, Анджела, не забудь поблагодарить дорогушу отчима за этот подарок…
— Как ты думаешь, я должна поцеловать его в лобик или в щечку?
— Осторожнее, драгоценная моя, не то я скажу тебе, куда именно.
* * *Прием в честь первого выхода сестер в свет освещался в «Лайф». Его репортеры фотографировали все: украшенные цветастыми узорами пологи, желтые и белые маргаритки в серебряных вазах на расшитых маргаритками же скатертях, огромные блюда с холодной индейкой, запеченной уткой, тонко нарезанным ростбифом, ледяные скульптуры белых лебедей. Кики фотографировали чаще, чем Анджелу, — на репортеров, естественно, влияла ее большая живость. Они щелкали, когда случайно открылась красная подвязка на стройной ноге, когда она подносила кусок утки к губам конгрессмена от Калифорнии Дика Пауэра, при этом капнула ему на подбородок апельсиновым соусом; когда она столкнула в бассейн душу общества Рэнди Хаскелла; когда вела цепочку гостей в кубинской лонге по танцевальному залу. Прием прошел с огромным успехом — отчасти потому, что длился до шести часов утра, когда гостям подали на завтрак яичницу с черной икрой, а отчасти потому, что общее число гостей, оказавшихся в бассейне, достигло девятнадцати — это был рекорд сезона.
