Заложница. Теперь ты моя (СИ) - Фелье Филиппа

Смотрю на друга, не в силах вымолвить и слова. Горло саднит и покалывает, будто я проглотил рыбу-ежа. Делаю большой глоток теплого кофе, но кажется, он встает поперек глотки.

Эми меня любит? И это говорит мне Рэд? Это точно тот самый друг, который не верит в любовь? Видимо Смит не слабо приложит его по голове.

— Она просила меня передать тебе, если увижу, чтобы ты не винил себя.

Слова бьют наотмашь, как хлесткая пощечина. Я кривлюсь, но молчу.

— Что ты поступил правильно и она понимает.

Второй удар. Теперь в солнечное сплетение. Грудная клетка не позволяет воздуху попасть в легкие. Чувствую, как задыхаюсь, но терплю.

— Сказала, что будет ждать тебя.

— Хватит! — поднимаюсь так резко, что ножки стула громко скрипят по кафельному полу, привлекая внимание посетителей и персонала. Не знал, что слова могут бить так больно. Да что он вообще несет! Он себя слышит? Наверняка это Смит заставил его сказать все это, чтобы проверить, побегу ли я сразу к Эмили. А он будет ждать меня, как пес в засаде.

— Ты чего такой нервный, Итан? Сядь, успокойся. Надо было заказать для тебя чай с мятой, вместо кофе.

Я разворачиваюсь, чтобы уйти.

— Хоть плюшку съешь, — останавливает меня друг, хватая здоровой рукой за рукав куртки, — выглядишь так, будто не ел целую вечность.

В чем-то он прав. Правда не вечность, а всего неделю. Перебивался растворимым пюре и лапшой быстрого приготовления, примерно раз в день. Да, выгляжу дерьмово и я это прекрасно знаю.

— Рэд, — выдыхаю я, натягивая на лицо маску спокойствия, — прости меня за все, что с тобой произошло. Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь снова назвать меня другом, но… Я знаю, в чем виноват и понесу за это ответственность.

Лезу в карман куртки, выуживаю пачку банкнот и кладу на стол.

— Э-э-э, нет. — Рэд подталкивает деньги в мою сторону. — Убери бумажки, мне они не нужны. Я на тебя не злюсь, правда. Все в порядке. Сначала, конечно, злился и хотел убить. Потом поиздеваться над… ну ты понял. Работа патологоанатома научит много чему интересному, что можно сделать с телом, — хмыкает друг. — Но Эмили мне все рассказала, и знаешь, после ее слов… В общем, я ни о чем не жалею и не держу на тебя ни зла, ни обиды. Расслабься.

Смотрю на него, и не узнаю. Передо мной будто другой человек. Где тот черствый, ледяной, почти безжизненный сухарь, каким раньше был Рэд? Он в ответ искренне улыбается.

— Садись, давай еще поболтаем?

— Мне уже пора.

— Перед тем, как уедешь, загляни в новости, ради интереса. — Рэд отпивает кофе и с нескрываемым удовольствием впивается во вторую плюшку с корицей.

Оставив деньги нетронутыми на столе, выхожу из кафе. Поднимаю воротник куртки, чтобы спрятаться от пронизывающего ветра, разворачиваюсь и быстрым шагом иду в направлении дома. Меня ждет сумка с вещами. Одиночество. Аляска.

Глава 30

Эмили

Меня преследуют. Каждый день, везде и всюду за мной следуют журналисты. Каждый пытается урвать эксклюзивное интервью с наследницей Моргана Уотсона, новой владелицей компании N.

Интересно, что, прежде чем сдаваться властям, отец оставляет все мне, а не мачехе. Хотя, логика в этом есть. Мачеха ничего не соображает в данном направлении, а брат еще слишком мал.

Папа знает, на кого перекладывать бизнес, ведь это он выбрал для меня профессию. Также четко понимает и то, что я не брошу брата и его мать, даже если с Морганом что-то случится.

Акционеры долго спорят с тем, что я теперь буду заниматься всеми делами. Они уповают на то, что у меня совершенно нет опыта в подобных вопросах и они безусловно правы. Однако, я не собираюсь отдавать компанию непонятно в чьи руки. Это проблемное наследие — именно то, чем я должна заниматься сама.

Мне приходится искать помощников. Тех, кто в теме. И, ко всеобщему удивлению, я таких нахожу. Они объясняют мне, что тут и с чем едят. И как сделать так, чтобы не сожрали меня.

Помимо навалившихся проблем, приходится разгребать заявления от родственников жертв, которых оказывается на удивление мало. Основная масса людей удовлетворены тем, что Морган сдался и теперь не отвертится от законного наказания.

Олсон Смит теперь работает на меня. Дядя продолжает опекать и защищать, теперь даже больше, чем раньше. Однако, поскольку я теперь начальник и плачу ему зарплату, он так же не может отказаться от выполнения поручений. И первым становится найти Рэда и позаботиться о нем. Я навещаю его каждый день, в надежде, что там столкнусь с Итаном или что он хотя бы передаст мне весточку, но этого не происходит.

Дядя пытается уговорить меня отправиться на лечение, или хотя бы начать ходить к психологу, но я знаю, что он мне не нужен. Чувства, которые я испытываю к Итану настоящие. Это не болезнь, не какой-то там синдром, а искренняя любовь.

Неделя проходит в такой суматохе, что я забываю поесть. Мне даже спать некогда. Заседания совета директоров тянутся бесконечно долго. Каждый пункт кажется вызовом, каждое решение — битвой. Акционеры сверлят взглядами, полными скепсиса и недоверия. Я отвечаю им тем же — стальной решимостью, которую отшлифовали бессонные ночи и тонны юридической документации.

Олсон Смит сидит рядом, как скала. Его присутствие придает уверенности. С другой стороны от меня сидит помощник. Он тихо подсказывает ключевые моменты, переводит заковыристый язык корпоративных интриг на понятный мне. С каждым одобренным решением, с каждой выигранной дискуссией, сомнения акционеров в моих способностях рассеиваются.

Каждое утро меня мучает тошнота. Я уже знаю, что в положении, пять тестов подтвердили это. Но говорить об этом я не спешу, так же как посещать гинеколога. Я обязательно это сделаю, но позже.

— Мисс Уотсон! — незнакомый голос заставляет обернуться. Впервые вижу человека, который обратился ко мне, но догадываюсь кто он. — Эмили, верно? Что вы испытали, узнав, что ваш отец не чист на руку? Что вы думаете о его поступках? Особенно о том, что он добровольно сдался полиции. Вы знаете, кто приложил к этому руку?

Журналист. Очередной сплетник, которому нужна хотя бы пара слов, чтобы раздуть из них скандал. Молча смотрю на него.

— Может быть к решению Моргана причастны вы, мисс?

Это очень наглый вопрос. Вопрос на грани. Но я не собираюсь давать кому-либо из этих людей пищу для пересудов и сплетен. Молчание становится моим оружием. Пусть додумывает, строит теории, высасывает из пальца несуществующие мотивы. Я не дам ему ни крохи информации, ни слова, которое он сможет вырвать из контекста и превратить в сенсацию.

От нервного напряжения появляется тошнота. Она усиливается, скручивая живот в тугой узел. Нужно уйти, пока не вырвало прямо на его начищенные до блеска ботинки.

Незаметно подаю знак своим телохранителям. Писаку тут же скручивают и уводят подальше, освобождая мне путь.

Делаю шаг, второй, а затем мне в живот ударяется что-то твердое. Боль скручивает, я не могу сделать вдох. Второй камень, нацеленный в голову, не достигает цели. Телохранители успевают прикрыть собой. Они заводят меня в здание компании N, но я не могу выпрямиться от боли. По ноге бежит горячее, голова кружится. Не понимаю, что происходит.

В глазах темнеет, и я чувствую, как меня подхватывают чьи-то сильные руки. Сквозь пелену слышу встревоженные голоса, приказывающие вызвать скорую. Боль пульсирует внизу живота, а вместе с ней нарастает паника. Я же беременна!

— Итан… позовите Итана, — шепчу я, пытаясь сфокусировать взгляд.

Все происходит слишком быстро. Носилки, машина скорой помощи, сирены. Кто-то постоянно задает вопросы, но я почти ничего не слышу. В голове только одна мысль: «Пожалуйста, пусть с ребенком все будет в порядке!» Чувствую, как жизнь утекает сквозь пальцы, и могу только молиться, чтобы все обошлось.

В больнице суета становится еще сильнее. Меня увозят в операционную. Последнее, что вижу, это обеспокоенное лицо дяди Олсона, и его слова: «Все будет хорошо, Эмили. Держись!»