В твоих глазах (ЛП) - Джусти Амабиле

— Всё может быть ещё хуже, — пробормотал он. Пока говорил, он стаскивал с себя футболку, и Пенни не могла удержаться от того, чтобы не залюбоваться медленным движением этой разрисованной мозаики мышц. — Я сам могу отрезать кому-нибудь ноги, — добавил он, раздражаясь всё больше. Маркус направился в ванную и там снял с себя остатки одежды, оставив их валяться на полу.

К его красоте невозможно было привыкнуть. Каждый раз Пенни словно останавливалась перед произведением искусства, которое вызывало в ней некий экстаз. Головокружение, тахикардия, чувство возбуждённого замешательства. К тому же это произведение искусства могло прикасаться к ней, целовать, облизывать и…

«Вы опаздываете на праздник. Не пялься на него так, будто никогда раньше не видела».

Маркус шагнул в душ, с тем же грубым, даже смутно-убийственным выражением лица. Вода побежала по его телу, и Пенни оторвала взгляд от великолепного силуэта за стеклом, издав стон едва уловимого желания. Она взяла щётку и провела ею по своим каштановым локонам. На несколько минут гипнотический плеск воды, нежный пар и аромат сандалового мыла заполнили пространство маленькой комнаты. Когда шум душа прекратился, Пенни, не переставая расчёсывать волосы, протянула ему большое полотенце. Маркус уставился на неё, мокрый, как промокшее от дождя дерево и, не переставая смотреть, стал вытираться.

Потом он приблизился к Пенни там, где она стояла, у раковины и двери.

— Хочешь свести меня с ума, не так ли? — воскликнул он. — Ты знаешь, что мне всё равно, как ты одета, я хочу трахать тебя, даже когда ты чистишь конюшню, но если и есть что-то, что меня возбуждает до чёртиков, так это видеть, как ты расчёсываешь волосы. И как они путаются, пока ты наслаждаешься. И ты делаешь это сейчас, когда нам нужно идти на эту дерьмовую вечеринку. — Маркус приподнял её юбку и принялся ласкать бёдра. — Прими наказание за то, что спровоцировала меня.

Он развернул её, и Пенни оказалась перед зеркалом, упираясь руками на раковину. Она ощутила, как скользнули до колен колготки, тепло его рук на своей коже. В зеркале увидела собственное отражение: зрачки были влажными от желания, от жгучей потребности, чтобы он был в ней сейчас, ни минутой позже. Она видела за своей спиной внушительную фигуру Маркуса, нависшую над ней, и в его глазах сияла та же потребность. Пенни кусала губы, пока он проникал в неё без нежности, с жаждой голодного человека, кто крадёт пищу, чтобы выжить.

Маркус кончил, сжимая её бёдра и приподнимая к себе. Ноги Пенни не касались пола, она стала лёгкая, как летящая душа, а его голос, выражающий слепое и абсолютное наслаждение оргазмом, был настолько возбуждающим, что она тоже кончила.

— Ты моя. Если кто-нибудь прикоснётся к тебе, я убью его, — сказал ей на ухо всё ещё хриплым шёпотом, прижимая к своей груди. — Например, Джейкоб. Если я ещё раз поймаю его на том, что он смотрит на тебя с таким мудацким выражением лица, я переломаю ему ноги. Это будет мой подарок на его день рождения.

— Он не смотрит на меня как придурок, — заметила Пенни.

— Нет, вообще-то, не как мудак, а идиот. Того, кто так смотрит на мою женщину, нельзя определить иначе.

На лице Пенни появилась огорчённая гримаса.

— Джейкоб добрый и вежливый.

— Какая же ты маленькая сучка. Знаешь же, что я прав.

— Да, может, я ему и нравлюсь, но он никогда не был назойливым или вульгарным. Именно он в первые дни помог нам с бабушкой устроиться. А когда она умерла, он утешал меня, как брат.

— Надеюсь, так и есть, иначе ему придётся искать кого-то, кто будет утешать его родственников.

— Я ему просто симпатична. Иначе почему он не попытался полгода назад? Мы встречались некоторое время, и однажды…

Глаза Маркуса вспыхнули.

— Скажи, ты делаешь это специально? Я не хочу знать, что ты делала полгода назад! Повторюсь: искушение убить кого-нибудь даёт о себе знать время от времени. Если я снова поймаю Джейкоба на том, что он дарит тебе вещи, я его прибью. И ты знаешь, что я не шучу.

— Он подарил мне только колосья кукурузы в день праздника урожая и однажды одолжил книгу, которую я вернула. Но, конечно, я должна сказать ему, чтобы он прекратил, я могу слишком привыкнуть к этому и заметить разницу, ведь кто-то никогда ничего мне не дарит, даже цветка, сорванного на клумбе, испачканной навозом.

Маркус издал сдавленное ворчание. Пенни вытолкала его из ванной и закрылась внутри, чтобы привести себя в порядок. Когда она вышла, он уже оделся: на нём были тёмные джинсы и угольно-серый джемпер. Он неподвижно стоял за дверью, словно ожидая её. Сжав за запястье, Маркус притянул Пенни к себе.

— Ты знаешь, я не такого типа парень. Я не дарю подарков, не говорю тебе о своей любви каждый день и не люблю строить планы с большим количеством ставок. Но я есть.

— Я знаю, дурачок. И ты мне нравишься такой. Но иногда…

— Иногда?

— Ничего, мы опаздываем.

— Нет, теперь скажи.

— Мне не хочется.

— Если не скажешь, я начну думать о многих ужасных вещах, пока ты не заговоришь.

— Может, некоторые из них окажутся правдой.

— Я начинаю нервничать.

— Ты знаешь, что не пугаешь меня, а теперь пойдём.

— Пенни, детка… — Он притянул её к себе, поцеловал в волосы. — Скажи мне, что у тебя на уме, или я снова трахну тебя, и мы никогда не выйдем из дома.

Она вывернулась и ободряюще улыбнулась. Надела синее пальто с высоким отворотом и мягкую шапку с пришитой сбоку бабочкой из варёной шерсти.

— Ничего. Всё в порядке. Я влюбилась в засранца и принимаю его таким, какой он есть.

— Если бы я действительно был засранцем, то не пошёл бы на эту вечеринку.

— Ты прекрасно знаешь, что я пошла бы одна, и раз уж ты ревнуешь Джейкоба, то не можешь не пойти, хотя бы для того, чтобы поглазеть на него своим взбешённым взглядом вожака стаи.

— А что мне делать с типом, кто никогда не упускает шанса распустить руки? Что было в прошлый раз? У тебя в волосах застряла пчела?

— У меня на самом деле застряла пчела в волосах. И ты чуть не вывихнул ему запястье.

— О пчёлах в твоих волосах позабочусь я, твою мать.

— А теперь пойдём, прочь зуб и долой боль. Я возьму подарок для Джейкоба. Ты можешь нарочно уронить его, растоптать, а потом сказать, что произошёл несчастный случай.

— Что ты ему купила?

— Секстант.

— Секстант? Зачем фермеру из Вермонта нужен секстант?

— Не всё сводится к тому, что полезно, Маркус. Иногда приятно иметь что-то бесполезное, но оно всё равно тебе нравится и помогает мечтать.

Маркус угрожающе нахмурился, надевая куртку.

— И ты, конечно же, знаешь всё о его мечтах.

— Не всё, у меня нет такого права. Но кое-что. Он хотел стать моряком. В то время, когда мы встречались…

— Я понял, — заявил Маркус, с треском распахивая дверь и сжимая в кулаке ключи от пикапа. — Раз уж Джейкоб мечтает иметь дело с водой, пожалуй, я его утоплю.

Несмотря на то что молодые мужчины Вермонта были высокими, сильными и крепкими, и редко, особенно в глуши, можно было встретить тщедушных парней, не умеющих рубить дрова, или пахать поле, Маркус всё равно был самым высоким, самым крепким и самым крутым. Со своими почти двухметровыми мускулами он возвышался над всеми остальными мужчинами в этом помещении. Как всегда, он не переставал привлекать внимание девушек. К этому времени Пенни уже привыкла к вожделенным взглядам всех женщин. Но она не волновалась: это были просто взгляды, и люди были хорошими. Она чувствовала себя непринуждённо в этой маленькой общине, которая праздновала дни рождения своих жителей, будто они были семьёй.

Ферма, на которой они с Маркусом жили, находилась в нескольких милях, и в город они ездили нечасто, разве что за припасами. Поэтому, когда они появлялись по какому-нибудь случаю — частному, как в данном случае, на празднике урожая, в день первого снега, на фестивале кленового сока и других простых мирских мероприятиях, которые заставили бы ньюйоркца вздрогнуть, — им приходилось мириться со всеобщим любопытством.