Мой сводный тиран (СИ) - Черно Адалин

— Степан его звали, Глеб. Он был прекрасным парнем, добрым, чувственным, таким, каким никогда не был ты, — вдруг говорит она, вгоняя основание невидимого кинжала мне в грудь сильнее, глубже, мне даже кажется, что она его прокручивает, чтобы сделать и без того опасную рану неизлечимой. — Рядом с тобой я чувствовала себя как на минном поле, а Степа, он… он хороший, цветы мне дарил, водил в кино.

Она замолкает, а я едва сдерживаюсь, внутри все горит огнем от ее слов. Створки лифта открываются, и Марина, будто выдохнув, направляется на выход, но останавливается по ту сторону и произносит последнюю фразу:

— Он был идеальным, Глеб, но ему не нравились девочки. И он стал мне другом, точкой опоры, пока ты развлекался с Эммой.

Кто-то заходит в лифт, нажимает кнопку, я вижу, как Марина разворачивается и уходит, но не могу пошевелиться. Не нравились девочки? Другом? Что, мать твою, это значит? И почему Миха прислал мне фотку, ничего не узнав? Я хочу узнать больше, поэтому, едва выхожу из лифта, достаю смартфон и набираю университетского друга. Он отвечает на пятом звонке.

— Да.

— Привет, — начинаю, — разговор есть, можем встретиться?

— Конечно, а что за разговор?

— Да так, — уклоняюсь от ответа. — Просто хочу увидеться.

— Хорошо. Скинь куда и когда, я подъеду.

— Давай.

Я скидываю ему координаты кафе, расположенного рядом с работой, и прошу приехать к шести. Поднимаюсь на свой этаж и мысленно готовлюсь к разговору с Софи. Она у меня понимающая, не скандальная, но объясниться все равно нужно. Я захожу в кабинет и натыкаюсь на девушку взглядом.

— Что-то случилось? — уточняет Софи. — Я уже собиралась уходить, но подумала, что лучше дождаться тебя. — Она встает с дивана и уверенной походкой от бедра подходит ближе. — Извини, я, наверное, не вовремя пришла. У тебя работа, а я тут… — она замолкает и останавливается в паре сантиметров от меня, опускает взгляд в пол.

Чувствую себя мудаком, который обидел идеальную девушку. И вот главное, что мне еще нужно? Она нереальная, готовит, убирает, не устраивает истерик и сцен ревности, почти идеальная девушка, а я не люблю ее. Нет, симпатия, безусловно, есть, мне нравится Софи, ее безупречное тело, лицо, волосы, я привык к ней, но ничего, кроме этого, не чувствую.

— Да, извини, кое-что случилось в компании, — безбожно вру ей.

Мне кажется, что мы оба понимаем, что ничего не случилось и все в порядке, но Софи уверенно делает вид, что верит, а я не хочу объяснять ей истинную причину. Не сейчас.

— Я пойду? — спрашивает она. — Приготовлю ужин. Ты во сколько приедешь?

— К восьми. Фильм посмотрим, да? Выбери, что понравится.

— Хорошо, — она улыбается, обнимает меня за шею и, приподнявшись на цыпочках, запечатлевает поцелуй на моей щеке.

Глава 22

Марина

Оказавшись в кабинете, делаю то, чего никогда прежде не делала: закрываю дверь на ключ и опускаюсь на диван. Стеклянная перегородка ограждает меня от любопытных глаз, так что я могу дать волю чувствам. Слезы обжигают глаза, горло саднит от горечи, а губы все еще жжет от его прикосновений.

Не знаю, сколько вот так сижу и собираю последствия неразумного поступка Глеба, но отвлекает меня звонок Миши. На часах почти пять, мой рабочий день подходит к концу, а я ничего не сделала.

Я не беру трубку, решая вначале привести себя в порядок. Иду к туалетам и смотрю на свое отражение в зеркале. На меня смотрит заплаканное лицо с потеками туши под глазами и размазанной помадой вокруг губ. Косметики с собой у меня нет, поэтому лучшее, что я придумываю, — смыть с себя всё. Вытершись бумажными полотенцами, понимаю, что все стало еще хуже. Глаза красные, нос распухший, а губы искусаны.

Звонок повторяется снова, и на этот раз решаю ответить.

— Малыш? — виноватый голос Миши раздается по ту сторону мобильного. — У меня тут проблемы. Я не смогу приехать.

В другой раз я бы обиделась на него, решив, что ему совсем плевать на меня, но сегодня я благодарна судьбе за то, что она подкинула ему дела.

— Да, конечно, — оживляюсь. — Встретимся завтра?

— Я заеду сегодня. Часов в восемь. В кино сходим.

— Хорошо.

— Пока. Я наберу.

Миша быстро выключается, а я пару минут просто смотрю перед собой. Экран телефона гаснет, а дверь в туалет открывается. На пороге показывается Оля. Она улыбается, заметив меня, а после обращает внимание на мое заплаканное лицо.

— Что стряслось? — Оля подлетает ко мне за несколько секунд. — Тебя кто-то обидел? Что такое?

— Я все расскажу, — говорю ей, чувствуя, как новый ком подкатывает к горлу, — только сделай так, чтобы этого всего не было видно. У тебя косметика есть?

Оля кивает и уходит, возвращаясь с косметичкой. Я доверчиво сажусь у зеркала и жду, когда она наведет марафет. Мы не разговариваем, хотя обычно подруге не закрыть рот. Сейчас она молча наносит косметику и, лишь когда заканчивает, произносит:

— Готово.

Она и правда исправила ситуацию. За тщательно нанесенным макияжем покрасневшие белки глаз не так заметны, а распухший красный нос больше не как у Деда Мороза.

Я благодарю ее и прошу подождать, забегаю в кабинет за вещами и выхожу, когда Оля уже собрана. По пути к остановке она ни о чем не спрашивает, что даже не похоже на нее, зато, когда мы добираемся домой, подругу прорывает:

— Ну и долго ты будешь молчать? — спрашивает она. — Я, между прочим, жду.

Подруга кладет сумку на диван в кухне, садится за стол и выжидающе смотрит на меня.

— Я тебя накрасила? Рассказывай!

— Может, чаю? — с надеждой спрашиваю я, не зная, как начать разговор.

— Я сделаю, а ты пока подбирай слова.

Оля встает и начинает хозяйничать на моей кухне. Мы часто встречались здесь, так что она лучше всех ознакомлена с обстановкой и тем, где что лежит. Через пять минут передо мной появляется чашка с чаем, а напротив садится подруга. Я нахожу слова, говорю и говорю, так долго, что меня невозможно остановить. Плакать начинаю на середине рассказа, когда вспоминаю то, как поступил Глеб. Оля же сидит и слушает, поджав губы.

— Мудак, — выдает она в какой-то момент. — Красивый, зараза, но мудак.

Я улыбаюсь сквозь слезы и чувствую, что мне стало легче. Чувства к нему никуда не ушли, я не перестала вдруг любить его, но, когда выговорилась, мне полегчало. И я еще больше убедилась в правильности того, что согласилась выйти замуж. Миша любит меня. Сильно любит. И его любви хватит на нас двоих. Мы будем счастливы, я перестану видеть Глеба, и все вернется на круги своя.

— А Миша? — будто почувствовав, спрашивает подруга. — С ним как быть?

— Я выхожу замуж, — пожимаю плечами. — Я согласилась, — демонстрирую кольца на своем пальце.

— Но ты же его не любишь! — вдруг восклицает Оля, что совсем для нее непривычно.

— Он мне симпатичен, — возражаю ей. — Я выйду замуж, уволюсь, перестану думать о Глебе, и все будет в порядке.

— Нет, нет, нет! — Оля встает, причитая и заламывая руки. — Ты не понимаешь! — Она останавливается посреди кухни. — Ты не можешь выйти замуж за нелюбимого. Ты представила, как вы будете жить? Тебе же рожать от него детей!

— Оля! — смеюсь я. — Мы с Мишей давно близки. Он не противен мне, если ты об этом. С Глебом я никогда не буду, и, пока он не вернулся, я думала, что забыла его. Да брось! — Я стираю с лица слезы. — Это просто воспоминания и его поведение травят душу. Я давно не люблю его.

Оля с сомнением смотрит на меня, но все же кивает, соглашаясь.

— А о чем вы говорили, когда ты опоздала? Девчонки шептались, что ты долго была у него в кабинете. — Подруга многозначительно смотрит на меня, но я только отмахиваюсь от нее.

— Ничего из того, о чем ты подумала, не было, — смеюсь. — Мы с ним поговорили, он сказал, что за опоздание я буду оштрафована, и рассказал о том, что Миша мне изменяет.

— Что? — Оля округляет глаза. — Это правда?

— Нет, конечно! У Миши брат-близнец есть. И он… — я замолкаю, не зная, как назвать его. — Казанова, если можно так выразиться.